Глава IV
"ПРОБУЖДЕНИЕ АЗИИ" И КУРДЫ.
НАЧАЛО И РАЗВИТИЕ ТУРЕЦКО-ИРАНСКОГО
ПОГРАНИЧНОГО КОНФЛИКТА
ПОДЪЕМ КУРДСКОГО ДВИЖЕНИЯ В ТУРЦИИ
После четвертьвекового перерыва в Османской империи в 1905 г. начался новый подъем курдского движения. Эта исходная дата не случайна. Под влиянием русской революции 1905 г. и революционных событий в соседнем Иране вырвалось наружу долго копившееся у народов Турции возмущение самодержавным, тираническим режимом Абдул Хамида II, распродавшего страну иностранному капиталу. В Македонии и арабских вилайетах произошли массовые выступления против национального гнета. На борьбу с самодержавием поднялся и турецкий народ, значительно активизировалось буржуазно-революционное движение, в котором объединились партии, представлявшие все национальности. Пришли в движение и курдские племена, недовольные централизаторской политикой султанского правительства, страдавшие от произвола и поборов турецких чиновников.
ВОЛНЕНИЯ В ИРАНСКОМ КУРДИСТАНЕ
Положение в Иранском Курдистане также было далеко не спокойным. Правда, иранские курды по сравнению с турецкими меньше ощущали произвол центрального правительства. Тем не менее и здесь они были угнетенным национальным меньшинством. Рядовые иранские курды, райя и аширетные, жестоко страдали от ига персидских помещиков, и особенно местных властей, которые в этом слабо централизованном феодальном государстве пользовались фактически бесконтрольными правами в отданных им на "кормление" провинциях [30].
НАЧАЛО ТУРЕЦКОЙ ИНТЕРВЕНЦИИ В ИРАНСКОМ КУРДИСТАНЕ
В 1905 г. наступил заключительный этап в развитии четырехвекового турецко-иранского пограничного конфликта. 17 августа, воспользовавшись таможенным спором в Лахиджане [47], турецкие войска VI корпуса под командованием Мех-меда Фазыл-паши, состоявшие из подразделений пехоты, кавалеристов регулярной службы ("сувари"), курдов-хамидийцев и артиллерии вторглись в этот округ. Они оккупировали ряд районов Соуджбулакского губернаторства, а затем начали постепенно продвигаться на восток и север.
ВМЕШАТЕЛЬСТВО ДЕРЖАВ АНТАНТЫ
В 1907-1908 гг., т. е. как раз в разгар турецкой интервенции, международное и внутреннее положение царской России относительно укрепилось (стабилизация на Дальнем Востоке, подавление революции, 2,5-миллиардный французский заем, англо-русское соглашение от 31 августа 1907 г.). У царизма развязались руки для более активных действий на Ближнем Востоке, и в частности в Курдистане. Что касается Англии, то и она вынуждена была в конце концов отказаться от позиции стороннего наблюдателя в турецко-иранском конфликте. При этом британское правительство руководствовалось не столько желанием помочь своему новому союзнику, сколько опасениями, что турецкая интервенция послужит на пользу Германии, приведет к укреплению турецкого господства над курдами, проживающими в тех районах, где было сильно влияние Англии (Ирак, Юго-Западный Иран), и, наконец, настолько ослабит шахское правительство, что это будет серьезно угрожать интересам английского империализма в Иране [108].
С Н О С К И
На заре XX в. в истории курдов начался новый период. Русская буржуазно-демократическая революция 1905-1907 гг. открыла эпоху "пробуждения Азии". Под ее влиянием на всем Ближнем Востоке начало расти революционно-освободительное движение, достигшее своей высшей точки в иранской революции 1905-1911 гг. и младотурецкой революции 1908-1909 гг., которые были направлены против самодержавного строя и господства феодально-клерикальных кругов; в то же время они имели антиимпериалистический характер. Поражение этих революций, вызванное экономической и политической слабостью местной буржуазии, оторванной от народных масс и их насущных нужд, и реакционной политикой империалистических держав, не умалило их исторического значения. Народы Османской империи и Ирана прошли хорошую школу освободительной борьбы и впервые в своей истории поднялись к организованному движению за демократические свободы и независимость.
В ноябре 1905 г. восстали курды Дерсима [1], поддержанные, что весьма примечательно, окрестным армянским населением. Посланные на усмирение турецкие войска встретили упорное сопротивление курдов и армян [2]. Одновременно вспыхнули волнения курдов в окрестностях Баязида и Битлиса. В Битлисе поводом для волнений послужило намерение турецких властей впервые собрать с курдов подати. (Прежде многие здешние племена были совершенно независимы от турецких властей; сборщики налогов и судьи не имели сюда права доступа.) Попытки администрации прибрать к рукам полунезависимые племена привели к переселению многих из них в Иран. Здешние курды также нередко сближались с армянскими революционерами [3].
В начале 1906 г. курдские волнения вспыхнули с новой силой, главным образом в Эрзерумском и Битлисском вилайетах. Особенно большой размах приняло восстание племен пенджар во главе с Бешар Чато в Сииртском санджаке.
Чато выступил в январе 1906 г. Он пользовался большой популярностью среди курдов, со всех сторон к нему стекались недовольные. 22 апреля произошло первое крупное сражение отрядов Чато с турецкими карательными войсками, руководимыми Иззет-пашой. Турки были разбиты и отброшены. После этого успеха к Чато примкнуло много новых сторонников, в том числе и дружины армян [4].
В начале мая турецкие войска, получив значительные подкрепления, начали теснить Чато. Он вынужден был укрыться в горах. Однако оттуда он совершал успешные вылазки, нанося чувствительный урон турецким войскам. Во время одной такой вылазки был ранен Иззет-паша. К Чато вновь стали присоединяться соседние курдские вожди [5].
В середине мая Чато распространил свои операции на Диарбекирский вилайет. Он широко привлекал в свои отряды местных курдов и арабов. Турецкие власти ничего не могли с ним поделать, пока Иззет-паша не начал применять "тактику выжженной земли", сравнивая с землей десятки курдских деревень. Чато, после того как он безуспешно пытался заручиться поддержкой сперва английского, а потом русского консулов, вынужден был бежать в окрестности Мидьята, а вскоре затем - в Мардина. В дальнейшем Чато скрылся, по одним сведениям, в Йемене, а по другим - в Джазире (Северный Ирак). Несмотря на бегство Чато, отдельные выступления его сторонников продолжались. Из Стамбула приехала специальная комиссия с целью умиротворения курдов, но ничего не добилась [6].
Неспокойно было и в Южном (Иракском) Курдистане, где курды выступали вместе с арабами. Большое влияние на курдов, в частности, оказало освободительное восстание арабов Йемена против турецкого господства, начавшееся в 1905 г. под руководством имама Мухаммеда Яхьи, а также волнения турецкого населения в Центральной Анатолии [7].
Накануне младотурецкой революции курдское движение продолжило расти. Попытки подавить его вооруженной силой неизменно терпели неудачу. По-прежнему происходили волнения в Дерсиме, где курдское восстание весной 1908 г. приобрело большие размеры. Правительство пыталось маневрировать, вступив в переговоры с местными вождями; для этого в Дерсим выехал майор генштаба Кязым-бей. Но курды, действовавшие вместе с армянами, не шли ни на какие уступки; Тогда власти направили в Дерсим крупные воинские силы (15 батальонов пехоты, 2 эскадрона и горную батарею). Был смещен харпутский вали, на которого была возложена ответственность за неудачи. Каратели хотели устрашить повстанцев, расстреливая пленных и сжигая их села. Тем не менее местные племена отказались покориться, оказав особенно ожесточенное сопротивление в Оваджике. Они препятствовали постройке в Дерсиме военных казарм и прокладке дорог и, отступив на неприступные позиции, начали вести с турками длительную партизанскую войну, в ходе которой правительственные войска несли большие потери [8].
В' 1907-1908 гг. успешно развивалось курдское движение в Битлисском вилайете. Здесь в некоторых районах в начале 1908 г. власть перешла целиком в руки курдских шейхов, поддержанных большинством племен. Правительство вынуждено было сместить битлисского вали Ферид-пашу, вызывавшего недовольство курдов [9].
Угрожающее для турецкого правительства положение создалось в конце 1907 г. в Юго-Западном Курдистане, где усилился вождь курдских племен милли Ибрагим-паша, который, по словам Зиновьева, "приобрел в крае такое влияние, что его требования уважаются более, чем приказания самого султана". Ибрагим-паша, крупнейший курдский феодал, боролся против турецкого правительства не ради достижения интересов курдского народа, а во имя своих сепаратистских целей. "Влиянием своим, - писал Зиновьев, - Ибрагим-паша пользуется исключительно для удовлетворения своих хищнических наклонностей".
Возглавлявшееся Ибрагим-пашой движение курдов милли началось еще в 1901 г. С 1901 по 1904 г. он действовал в горах Караджалыдаг. Немецкий путешественник Видеман, посетивший Ибрагим-пашу в 1903 г. в его резиденции Виран-шехире, писал, что он был в это время "на вершине своего могущества", безраздельно властвуя от Биреджика на Евфрате до Мосула на Тигре. "С полным правом его тогда называли некоронованным королем Курдистана" [10].
В начале 1905 г. Ибрагим-паша приказал подвластным ему хамидийцам разграбить окрестности Диарбекира. Жители города обратились за помощью к правительству, но из Стамбула пришла не кара, а... благодарность Ибрагим-паше от самого султана [11].
Вскоре после этого Ибрагим-паша получил приказ следовать с двумя полками хамидие в Йемен. Он решительно отказался это сделать [12] и начал править в Диарбекирском вилайете как удельный князь, опираясь на "свои" хамидие. В 1906-1907 гг. Ибрагим-паша бесконтрольно хозяйничал в районах Диарбекира, Алеппо, Урфы, Мардина, Дерика [13].
Ибрагим-паша прославился жестокими насилиями над местным населением. Даже Зеки-паша просил султана принять срочные меры для борьбы с мятежником. По свидетельству очевидцев, вследствие разбоев Ибрагима "жители не решались удаляться от своих селений для полевых работ и обширные пространства земли в окрестностях Урфы, Мардина и Нисибина оставались необработанными". В течение некоторого времени (осенью 1907 г.) Ибрагим фактически дер-Жал в осаде Диарбекир и уничтожил в его окрестностях десятки христианских и мусульманских деревень [14]. Английский путешественник Сон, хорошо изучивший жизнь и быт Юго-Восточного Курдистана, утверждал, что Ибрагим-пашу ненавидят все местные жители, курды и арабы. Примечательно, что курды часто не признавали его своим соплеменником, называя арабом. Его отряды, писал Сон, состояли из "головорезов" всех национальностей: турок, армян, курдов и арабов. В то же время многие его соплеменники из конфедерации милли выказывали ему нескрываемую враждебность [15].
Правительство упорно не желало обуздать Ибрагим-пашу. В конце октября 1907 г. жители Диарбекира, возмущенные бессилием властей, окружили дом вали и потребовали, немедленно принять меры против Ибрагима. После этого из Стамбула прибыла комиссия, которая начала преследовать не Ибрагима, а тех, кто на него жаловался. В конце концов конфликт между ним и турецким правительством закончился тем, что Ибрагим послал султану 140 мулов, груженных маслом, и на время утихомирился [16].
Хотя возглавлявшееся Ибрагим-пашой движение курдов милли было и по форме, и по содержанию реакционным выступлением, оно явилось немаловажным фактором, подрывавшим позиции султанского самодержавия в курдских провинциях империи.
Характерной особенностью политической обстановки в Турецком Курдистане и Армении в годы, предшествующие младотурецкой революции, являются совместные выступления курдов и армян как против турецкого господства, так и против разбоев, чинимых во время феодальных мятежей типа восстания Ибрагим-паши. Эти совместные действия были уже не редким исключением, а, скорее, правилом, что свидетельствует о провале попыток турецких властей, предпринятых после сасунских событий 1903-1904 гг., вновь спровоцировать курдо-армянские столкновения. В этом смысле весьма поучителен эпизод, героем которого был курдский вождь из Ванского вилайета Сафар-ага. В июне 1908 г. вовремя подавления турецкими карательными войсками восстания, организованного армянскими революционерами - "комитаджиями" (комитетчиками), Сафар перешел на сторону армян. В ожесточенном бою турецкие войска были обращены в бегство, а комитаджии успели после поражения скрыться. Но сам Сафар-ага был смертельно ранен. Как передавали русские корреспонденты из Стамбула, в последних словах Сафар-ага осудил свои былые преступления против армян (от его руки пало до 300 человек) и проклял тех, кто научил его "не признавать человеческих законов". Сильно встревоженное этим событием, турецкое правительство отправило в Ванский вилайет специальную комиссию и крупные подкрепления [17].
В последние годы царствования Абдул Хамида II окончательно проявилась бесполезность (по меньшей мере!) хамидие для укрепления султанского самодержавного режима [18], хотя в Стамбуле не решались это признать и по-прежнему делали ставку на хамидийцев. Оружие, которое по положению должно было выдаваться курдам только на время учебных сборов, в действительности у них не отбиралось. Более того, власти организовали продажу курдам винтовок и патронов. Хамидие продолжали выполнять карательно-полицейские функции против армян. Однако подавляющее большинство курдов по-прежнему уклонялись от несения обязанностей, связанных с пребыванием в хамидие. В санджаке Хакяри свыше половины всех курдов отказывались поставлять солдат как в хамидие, так и в низам. Штатный состав каждого из 64 полков хамидие был уменьшен до 459 человек, тем не менее наличный состав полка осенью 1907 г. составлял в среднем, по официальным данным, всего 373 человека. В действительности же в полку было немного более половины этого числа.
Служба в хамидие становилась все более непопулярной среди курдов, особенно после того, как турецкое правительство начало использовать их для подавления восстания в Йемене, где правительственные войска несли огромные потери. Так, например, 40-й полк хамидие был почти целиком уничтожен в Йемене [19]. Курды не желали проливать свою кровь за чуждое им дело под руководством ненавистных турецких офицеров. Между Эрзерумом и русской границей, по официальным данным, находилось не более 20 тыс. хамидие, но и эта цифра была преувеличена. Боеспособных подразделений здесь почти не было.
Курды-хамидийцы, принадлежавшие к различным племенам, часто враждовали между собой, повсюду шла острая междоусобная борьба. В апреле 1906 г. произошло столкновение между хамидийцами из племен джибран и зиркан, во время которого было убито 18 и ранено 60 человек. Курды, служившие в регулярных турецких войсках (в частности, в VI корпусе, дислоцированном в арабских вилайетах), ненавидели, как правило, турецких командиров и во всех отношениях были ненадежны [20].
Выше уже говорилось, что в курдо-армянских отношениях после 1905 г. наметился положительный сдвиг. Вместе с тем по-прежнему постоянно давала о себе знать и негативная тенденция, прямо связанная с деятельностью хамидие и курдских феодальных кругов; ухудшалось положение многострадального армянского населения [21], не прекращались грабежи и насилия, в ряде районов беспорядки принимали угрожающие для безопасности государства размеры. В этом плане хамидие продолжали выполнять свое назначение как орудие в руках турецкой реакции.
В Битлисском вилайете бесчинства, чинимые отрядами хамидийцев и черкесов, приняли настолько широкие размеры, что по инициативе Извольского послы России, Англии и Франции сделали специальное представление Порте [22].
В связи с этим турецкое правительство вынуждено было даже послать в Битлис несколько батальонов солдат и отправить особую комиссию для расследования всех жалоб населения на хамидийцев [23]. Однако эти меры предпринимались больше для виду.
В июне 1908 г. для расследования дел о насилиях хамидийцев прибыл в Битлис начальник войск хамидие ферик (генерал-лейтенант) Ахмед-паша. Он созвал всех командиров бригад хамидие и вынудил их дать ему крупную взятку. После этого Ахмед-паша нашел жалобы армян ложными и некоторых из жалобщиков засадил в тюрьму [24].
Обогащались за счет ограбления хамидийцами беззащитного армянского населения главный шеф хамидие Зеки-паша и даже более -высокопоставленные персоны. Как утверждал Ширков, "денежные подарки, отправляемые курдами в Эрзинджан (где находилась ставка Зеки-паши. - М.Л.), совершают оттуда путешествие и к Босфору в дома пашей и выше" [25].
По-прежнему оставались безнаказанными грабители и разбойники, терроризировавшие не только христианское, но и' мусульманское население Восточной Анатолии и даже неоднократно покушавшиеся на турецких чиновников и военнослужащих. Их обычно прощали, но с условием, чтобы они ограничивали сферу своей "деятельности" армянами. Так поступили, например, с "бичом" Мушского санджака Кязым-беем [26].
Однако стремление правительства опереться на верхушку хамидие не привело к укреплению его позиций среди курдов. Объективно в восточных вилайетах Османской империи сложилась чрезвычайно опасная для султанской клики ситуация.
В эти предреволюционные годы курды неожиданно вновь напомнили о себе в самом сердце империи - в ее столице. В начале апреля 1906 г. был убит префект ("шехир-эмини") Стамбула Редван-паша, один из членов султанской клики, снискавший ненависть населения столицы и всей страны как глава турецкой охранки. Убийство было организовано членами семьи Бадрхана под руководством Абдуррезака. 25 знатных курдов, находившихся в столице и при дворе, после этого были отправлены в ссылку, Абдуррезак и Али Шамиль-паша посажены в тюрьму. Из тюрьмы Абдуррезак написал Абдул Хамиду, что он жалеет о том, что ему не удалось самому убить "столь презренного человека" (Редван-пашу). Примечательно, что султан не сразу решился наказать курдов, намереваясь сначала только удалить их из столицы. Великий визирь и некоторые министры убедили Абдул Хамида применить репрессии против курдов только после того, как показали ему найденные при обыске в домах Абдуррезака-бей и Али Шамиль-паши документы, свидетельствовавшие о покушении курдов на его жизнь. Абдуррезак и Али Шамиль-паша были сосланы в Триполи (в Африке), где содержались в тюрьме в крайне тяжелых условиях [27].
Непрерывные курдские восстания в восточноанатолийских вилайетах, и особенно заговоры курдской знати в самой столице, развеяли долго лелеемую Абдул Хамидом надежду использовать курдов для укрепления режима. Были приняты меры к усилению военно-полицейских сил в Турецком Курдистане ввиду "необходимости, - как отмечал Зиновьев, - подавить начавшееся в деревнях, среди курдов, движение" [28]. Правительство готовилось к проведению широких репрессий и против курдской знати: в Стамбуле был закрыт курдский лицей ("аширет мектеби") [29]. Однако ничего существенного предпринять правительство уже не успело, ибо дни султанского самодержавия были сочтены.
Имела основания быть недовольной шахским правительством и значительная часть курдских феодалов. Каджары, захватившие государственное управление в стране, не привлекали на свою сторону курдскую знать и не делились с нею своими привилегиями в той мере, в какой это делало правительство Абдул Хамида II. Поэтому у многих курдских феодалов Ирана были сильны протурецкие настроения. В.Ф.Минорский, посетивший некоторые районы Иранского Курдистана юго-восточнее оз. Урмия, сделал следующий вывод: "Курды относятся к Турции сочувственно. Главной причиной является: 1) общность религии, 2) то, что Турция желает пользоваться воинскими качествами своих подданных курдов и льстит их самолюбию, записывая их в полки хамидие, а Персия лишь боится их и, не располагая возможностью господствовать, опираясь на их силу, относится к курдам с нескрываемым недоверием, держась лишь возбуждением интриг между отдельными родами" [31].
Турецкое правительство, "разумеется, постаралось воспользоваться недовольством курдских вождей Тегераном для реализации своих далеко идущих планов в Иране (о них подробнее речь впереди). В начале 1904 г. ванский вали Тахир-паша установил тесный контакт с шемдинанским шейхом Мухаммедом Садыком, сыном Обейдуллы. Шейх Садык получал от турецкого правительства крупные денежные подарки, а также ружья и патроны, часть которых переправлялась зависимым от него предводителям иранских курдов., В начале февраля 1904 г. шейх Садык вторгся в иранскую пограничную полосу и выстроил в районе Сомая - Баран-дуза крепостцу, имеющую важное стратегическое значение. Вторжение шейха Садыка вызвало значительные волнения среди иранских племен, усилило их враждебность по отношению к центральному правительству. Переполошились и иранские власти, которые начали спешно стягивать к Урмии войска во главе с Маджид ос-Салтане. Однако присутствие правительственных войск только накалило .обстановку в Иранском Курдистане [32]. Напряженность в иранской пограничной полосе на непродолжительное время несколько разрядилась лишь из-за того, что Садык поссорился с турками, одновременно убедившись в нежелании России поддержать его в стремлении возвратить земли, отобранные у Обейдуллы иранским правительством [33].
В середине 1905 г. произошло событие, резко обострившее курдский вопрос в Иране. 6 июля в Тебризе, в доме местного генерал-губернатора Низам ос-Салтане, был вероломно убит вождь курдского племени харки из Салмаса Джафар-ага, проявивший непокорность иранскому правительству. Джафар-ary убили с чисто восточным коварством: он был вызван из местности Джара, где он жил в построенной им крепости, для "дружественных" переговоров с губернатором Иранского Азербайджана; во время приема его застрелил офицер охраны [34].
Убийство Джафар-аги, ставшего знаменем курдской оппозиции в Иране, вызвало огромное возмущение всего курдского населения страны. Немедленно во многих районах Курдистана и Азербайджана (особенно в округах Салмаса, Хоя и Урмии) вспыхнули восстания курдов. Даже в самом Тебризе в течение нескольких дней шла перестрелка между вооруженной свитой Джафар-аги и правительственными войсками. Заклятыми врагами Тегерана стали отец Джафар-аги Мохаммед-ага и особенно его брат Измаил-ага Симко, вождь племени авдои. Оба они бежали в Турцию и вступили в союз с вождями турецких курдов, главным образом хамидийцев [35]. Мохаммед-ага с семьей переехал в Стамбул, где пользовался покровительством султана, а Симко, мстя за брата и заручившись поддержкой влиятельного предводителя хамидийцев Шериф-бея, начал совершать набеги на район Хоя - Салмаса. Вскоре он обосновался в качестве коменданта крепости Котур, находящейся на иранской территории и занимающей важное стратегическое положение (Котур был предметом давнего спора между Турцией и Ираном) [36].
Как мы увидим в дальнейшем, позиция Симко сыграла большую роль в событиях, развернувшихся в турецко-иранской пограничной полосе и в Иранском Курдистане.
В декабре 1905 г. в Иране разразилась буржуазно-демократическая революция. Во всех провинциях Ирана, особенно в северных и западных, началась вооруженная борьба, с одной стороны, между бандами реакционеров, вооруженных и предводительствуемых помещиками и шахской администрацией, а с другой - революционерами (их называли "фидаями"). В эти события, естественно, были вовлечены и курдские племена, причем большинство из них оказало поддержку фидаям.
Вскоре после начала революции группа курдских лидеров обратилась к шаху с петицией, получившей название "курдская конституция", но не дождалась ответа [37]. Видимо, это послужило одной из причин активного участия курдов на стороне конституционалистов в революционных схватках, происходивших в Северо-Западном Иране. В Урмии курды примкнули к народному движению, которое привело в ноябре 1906 г. к переходу власти в руки энджумена, состоявшего из избранных народом депутатов [38].
Особенно активно поддержали курды сторонников конституции в Макинском ханстве и в районе Хоя. Весной 1907 г. в Маку вспыхнуло народное восстание против местного хана, отъявленного реакционера и жестокого крепостника Мурта-за Кули-хана Эгбаль ос-Салтане, возглавлявшееся его племянником Иззетулла-ханом. Последний обратился за помощью к курдам. В ответ на его призыв до 30 тыс. курдов выступили против .реакционных банд, созданных помещиками и макинским ханом. Хойский энджумен по указанию центрального тебризского энджумена снабдил восставших оружием. Курды двинулись на Маку, Муртаза Кули-хан вынужден был бежать в Россию, откуда он обратился за помощью к шаху [39].
Одновременно хан, стремясь подавить разросшееся крестьянское восстание в Маку, грозившее ниспровергнуть феодально-крепостнические порядки в ханстве, пытался использовать межплеменную рознь и, в частности, натравить на повстанцев аширет милян, издавна отличавшийся приверженностью к макинским ханам. Это ему отчасти удалось: повстанцы потерпели ряд поражений, однако и революционеры, получив поддержку со стороны курдов, оказали упорное сопротивление бандам хана (в районах Маку, Салмаса и Соуджбулака) [40].
Только к лету 1908 г. Муртаза Кули-хану с помощью Симко удалось подавить народное движение; в его руки перешло управление Салмасом и Хоем. Однако его победой был и довольны только помещики и купцы. Разноплеменное трудовое население Северо-Западного Ирана продолжало роптать и волноваться [41].
Антиправительственные выступления курдов Османской империи и Ирана в рассматриваемое время в основном имели стихийный характер и в большинстве случаев не сопровождались выдвижением ясно выраженных политических требований. Однако уже в то время некоторые курдские феодалы начали выступать за автономию и полное невмешательство властей во внутренние дела племен. При этом одни из них рассчитывали на военную и политическую помощь со стороны России, другие - Англии,
Прорусскую ориентацию занимали в то время крупнейшие курдские феодалы - вождь племен хайдеранли, выставлявших до пяти полков хамидие, Хусейн-паша, вождь зилян Селим-паша и др. [42]. Шейх Мухаммед Садык, жалуясь российскому вице-консулу в Урмии на иранское и в особенности на турецкое правительство, заявил, что "весь Курдистан, от Баязида до Керманшаха, изнемог от притеснений и поборов и желание населения - быть под .покровительством России, по крайней мере, под протекторатом держав" [43].
Многие вожди турецких курдов, особенно в пограничных с Россией и Ираном районах, стремились выселиться в Россию. Так, например, некий Мирза-ага, юзбаши (капитан) 37-го полка хамидие и начальник небольшого курдского племени чиноянли, просил принять его и весь его род в русское подданство и назначить ему пенсию. Свою просьбу он мотивировал полной необеспеченностью жизни и имущества в Турции, а также тем, что в России проживало свыше 200 семей его рода [44]. Руссофилами были и многие вожди Иранского Курдистана [45].
На Англию ориентировались больше курдские вожди из Ирана. Англичане, заигрывавшие тогда с иранскими конституционалистами, пытались использовать курдские племена, участвовавшие в революционном движении, дабы укрепить свои позиции в Иранском Курдистане. Так, они завязали сношения с влиятельнейшим шейхом бекзадинских племен (район Соуджбулака) Беха эд-Дином, суля ему ежемесячное жалованье в 100 туманов, если он примет британское подданство и склонит к этому всех курдов бекзаде. Правда, Беха эд-Дин отказался принять это предложение, но не порывал с англичанами [46].
Ни Россия, ни Англия, каждая по своим причинам, о которых ниже будет рассказано подробно, не оказали существенной поддержки освободительному движению курдских племен Турции и Ирана. Большинство курдских лидеров того времени, выражая по своей социальной природе интересы феодально-клерикальных кругов, были далеки от понимания подлинно национальных задач курдского народа; в лучшем случае они переоценивали фактор внешней помощи, в худшем - возводили ее в самоцель как средство достижения собственных корыстных планов. Если же брать курдскую проблему в целом, то именно в указанный период она чрезвычайно осложнилась новым привходящим фактором, связанным с агрессивной политикой Турции в Иранском Курдистане.
По сведениям кавказской прессы, турецкое войско насчитывало до 12 тыс. солдат и офицеров (из них - 6 тыс. штыков), не считая, видимо, курдов (с ними турецкие войска вторжения первоначально составляли 25 тыс., а потом - 40 тыс.). Уже в начале конфликта у наблюдателей не вызывало никаких сомнений, что, организуя вторжение своих войск в Иран, правительство Абдул Хамида II преследовало захватнические цели в отношении западных районов этой страны. На это, в частности, указывает сообщение армянской газеты "Hop-Дар" о письме султана соуджбулакскому судье Джамшид оль-Мольку; в нем утверждалось, что Лахиджан принадлежит Турции и что в Соуджбулаке скоро будут турецкие войска, которым нужно приготовить зимние квартиры [48].
В оккупированные районы турки стягивали войска, которые просачивались дальше, в глубь иранской территории. В июле 1907 г. в западноурмийский район вторгся со стороны Вана отряд в составе турецких регулярных войск и курдов-хамидийцев под командованием Явер-паши. Явер-паша разбил у Тергевера иранский заградительный отряд Меджид ос-Салтане (персы потеряли 35 солдат и 3 офицера убитыми и более 100 ранеными) и захватил широкую полосу вокруг Урмии, разграбив и уничтожив несколько селений. К концу года турки овладели округом Миандоаба, в глубине Иранского Курдистана, а также Сердештом, Бане и другими пунктами южнее оз. Урмия. Наконец, в январе 1908 г. турецкие войска окружили Соуджбулак (оккупированный незадолго до этого протурецки настроенными курдами) - главный центр Иранского Курдистана - и 3 февраля вступили в город, но освободили его через три недели. Такова внешняя, чисто военная сторона турецко-иранского конфликта в период наибольших успехов турецких агрессоров [49].
Что же побудило турецкое правительство предпринять неспровоцированное нападение на соседнюю страну? Немецкая газета "Франкфуртер цайтунг" писала в мае 1906 г., что непосредственной причиной турецкой агрессии было убийство Джафар-аги: турки пришли на помощь его отцу Мухаммеду-are, который, получив в начале 1906 г. чин лива (генерал-майора) и титул паши, был отправлен на иранскую границу, где вместе с протурецки настроенными вождями и шейхами выступил от имени Турции с притязаниями на часть Иранского Курдистана [50]. Но это был, конечно, только, повод. Основной причиной, на наш взгляд, было стремление Абдул Хамида II путем захвата чужой территории укрепить свое непрочное положение и престиж и одновременно радикально решить курдскую проблему. Направив курдские движения в сторону Ирана, в Стамбуле надеялись отвлечь курдов от борьбы с турецким правительством, соблазнить их вождей возможностью легкой наживы в завоеванных областях Ирана. Абдул Хамид мечтал объединить под своим господством весь Курдистан и подчинить всех курдов строгому контролю, исключив влияние на них любых внешних сил [51].
Здесь можно посмотреть карту основных районов турецкой оккупации
западного Ирана
Немаловажной причиной нападения на Иран было стремление Турции улучшить свое стратегическое положение на восточных границах, утвердившись на всем курдистанском плацдарме, по которому шли основные коммуникации, связывавшие русское Закавказье с Турцией, Ираном и Ираком. На этом плацдарме, представлявшем собой естественную горную крепость, вооруженные курдские племена вместе с полками хамидие и с регулярными турецкими войсками могли бы представить потенциально довольно грозную силу.
Для турок было не так существенно установить свою гражданскую администрацию в захваченных у Ирана округах, писал Б. В. Миллер (в те годы российский генеральный консул в Урмии, впоследствии - известный советский востоковед), "а гораздо важнее укрепить свое влияние над воинственным курдским населением пограничной страны и пользоваться им по своему усмотрению. Пограничный вопрос имел и имеет для турок характер прежде всего стратегический, и вся политика их имеет в виду не Персию, а Россию" [52].
Таким образом, турецкая агрессия в Иранском Курдистане являлась одновременно и антирусским предприятием.
Время, которое турецкие правящие круги выбрали для осуществления своих экспансионистских планов в отношении Иранского Курдистана, казалось, было благоприятно [53]. У России все еще были связаны руки на Дальнем Востоке, и в ней бушевала революция. В Иране, и без того крайне слабом в военном отношении, также назревал революционный кризис. Поэтому ни от России, ни от Ирана турки не ожидали серьезного противодействия. Порта рассчитывала на нейтралитет Англии, всегда готовой содействовать ослаблению позиции России на Ближнем Востоке, и на поддержку Германии, которая постоянно помогала турецкому правительству во всех его действиях, могущих повредить интересам России.
Этот расчет в значительной степени был обоснован. Британская дипломатия действительно на первых порах заняла, мягко выражаясь, безразличную позицию в турецко-иранском конфликте. По словам Зиновьева, английский посол в Константинополе О'Конор "относится с полным равнодушием к интересам Персии" [54]. Такое же равнодушие чувствовалось и в "Форин Офис", что было вызвано не только антирусскими настроениями у руководителей британской внешней политики, но и желанием англичан использовать турецкую интервенцию для подавления иранской революции. По сведениям русского посольства в Стамбуле, англичане, ввиду беспорядков в Иранском Курдистане и отсутствия "законных властей", посоветовали даже туркам временно занять Соуджбулак, что и было сделано [55]. В то же время англичане не прочь были использовать турецко-иранский конфликт и для реализации своих планов в отношении самой Турции. Турецкий посол в Тегеране утверждал, что, по его сведениям, Англия была бы довольна войной между Турцией и Ираном, ибо это облегчило бы осуществление ее экспансионистских планов в Иране [56]. Таким образом, любые последствия турецко-иранского конфликта устраивали англичан в начале турецкой интервенции.
Россия в первое время по указанным причинам ничего не сделала для прекращения турецкой интервенции. Единственно, что мог посоветовать российский посланник в Тегеране Гартвиг садразаму (премьер-министру), - это удерживать курдские племена от набегов на турецкую территорию, дабы не провоцировать турок. Садразам, однако, не выразил желания воспользоваться этим советом, ссылаясь (в значительной степени справедливо) на бессилие правительства [57].
Позиция Германии в начале турецко-иранского пограничного конфликта была весьма двусмысленной. С одной стороны, были основания утверждать, что она стояла за спиной турецких агрессоров, надеясь тем самым расширить и свое влияние в Западном Иране.
В пользу этого предположения, казалось бы, свидетельствовали и общие предпосылки (неуклонное усиление экономического и военно-политического влияния Германии на Ближнем Востоке, рост германского влияния на внешнюю политику Турции, германофильство самого султана Абдул Хамида II), и конкретные факты. Термен, например, утверждал, что занятие турками пограничной полосы было выгодно Германии, ибо железнодорожную линию, проектировавшуюся тогда немцами в Восточной Анатолии для соединения с Багдадской дорогой, удобно было провести через Урмию и Лахиджан. В 1906 г. германский вице-консул в Мосуле Андерс совершил поездку из Мосула в Ван и вернулся обратно через Иран и пограничную полосу. "Думаю, - писал Термен, - что это был негласный военный агент, посланный в Мосул специально для того, чтобы следить за агрессивными действиями Турции, а может быть и давать советы". По словам Термена, такого же мнения придерживался и французский консул в Диарбекире, лично знавший Андерса [58].
Российский военный агент в Берлине сообщал, что с 1905 г. немецкие топографы - офицеры Генерального штаба вели активную агентурно-политическую работу в пограничных районах Ирана. По его мнению, нельзя принимать всерьез уверения германского статс-секретаря по иностранным делам фон Шёна в том, что Германия непричастна к событиям на турецко-иранской границе, ибо соединение австрийских железных дорог с турецкими через Ново-Базарский санджак "находится в связи с планами турок (или составленных для турок планами) в Малой Азии на персидской и нашей границах" [59].
Мнение о причастности Германии разделяла и российская миссия в Тегеране. По сведениям Гартвига, Германия в начале 1907 г. пыталась выступить в качестве посредницы в пограничном конфликте между Турцией и Ираном. Султан на это дал лишь условное согласие. Тогда германская дипломатия стала всемерно поощрять турецкую интервенцию, рассчитывая, что Иран, убедившись в неэффективности заступничества России и Англии, обратится к/Германии с просьбой о посредничестве [60].
Следует отметить, что в Петербурге тогда с доверием относились к указанным взглядам [61].
Однако существует и другая версия касательно роли Германии в турецко-иранском пограничном конфликте. Сторонником ее был еще Зиновьев. "Предположение, что немцы подстрекают будто бы турок к захватам, не заслуживает, по моему мнению, внимания" [62], - писал он в Министерство иностранных дел. Веские доказательства в пользу этого oвзгляда представлены в новейшем исследовании Мартина.
По мнению этого историка, на Вильгельмштрассе несомненно существовало естественное желание воспользоваться турецко-иранским конфликтом для причинения осложнений России и Англии в Иране. Вместе с тем турецкая агрессия стала не только источником "серьезных недоразумений между Турцией и Россией", но и "создала трения между Турцией и Германией" [63]. Весьма показательна реакция германской прессы. По мере расширения зоны турецких захватов и углубления конфликта тон многих, влиятельных германских газет становился все более антитурецким. В конце декабря 1905 г. "Гамбургер нахрихтен" писала, что турецкое вторжение даст Англии и России повод для вмешательства. Два месяца спустя эта же газета указывала, что ситуация на турецко-иранской границе становится "более запутанной". "Гамбургер нахрихтен", "Франкфуртер цайтунг" и другие газеты неоднократно обращали внимание на то, что в случае продолжения продвижения турецких войск Англия может захватить иранские и иракские территории, прилегающие к Персидскому заливу, а Россия - северные области Ирана. Эти и другие германские газеты призывали к вмешательству держав с целью прекращения конфликта [64]. Просьба иранского правительства 29 декабря 1905 г. о помощи против Турции, обращенная к России, Англии и Германии, поставила именно последнюю в "деликатную ситуацию", так как она считалась фактической союзницей Порты, но согласно Петербургскому договору с Ираном 1873 г. обязана была выступить посредником в случае войны его с третьей державой [65]. Для Германии гораздо важнее необходимости выполнения договорных обязательств было укрепление своих политических позиций в Тегеране, поскольку в это время она добивалась предоставления в Иране банковской и железнодорожной концессий, которые позволили бы немцам выступить серьезными конкурентами Англии и России в этой стране.
Суммируя сказанное, следует отказаться от однозначной оценки позиции Германии. Ситуация, возникшая в результате турецких захватов в Иране, внушала Берлину серьезные опасения, но вместе с тем там предвидели, что события могут принять и благоприятный для Германии оборот.
Весьма характерны маневры германской дипломатии. В течение всей первой половины 1906 г. державы обращались к Турции и Ирану с призывами сесть за стол переговоров. При этом германский посол в Турции Маршалль фон Биберштейн выступал заодно со своими русскими и английскими коллегами, однако в действительности позиция Германии была особой. Германские дипломаты в Тегеране и Стамбуле с сочувствием выслушивали жалобы персов и не скупались на обещания помощи, рассчитывая на показном персофильстве сделать в Иране большую политическую игру. По словам Мартина, Маршалль фон Биберштейн, выражая интересы германских промышленников, считал, что, пограничный спор может принести пользу Германии и "что стоит рискнуть неудовольствием султана для того, чтобы получить концессии в Персии. Германия могла получить большие выгоды, действуя как арбитр" [66]. Однако германское посредничество не принесло Ирану ровно никакой пользы, ибо немцы стремились отнюдь не к обузданию агрессора, а к тому, чтобы Россия и Англия не смогли использовать конфликт в своих интересах. По сведениям Зиновьева, в марте 1906 г. Маршалль сделал представление Порте о необходимости уступок в пограничном споре с Ираном, ибо турецкие захваты могут настроить в пользу последнего шиитов Багдадского и Басорского вилайетов, чем воспользуется Англия для укрепления своего влияния в Ираке [67]. Перед этим Маршалль имел беседу с Абдул Хамидом. Германский посол, обратив внимание султана на возможные неблагоприятные последствия пограничного конфликта, рекомендовал установить взаимопонимание с Ираном и не советовал прибегать к арбитражу третьей державы [68]. Иранскому же послу в Стамбуле Маршалль советовал не настаивать на эвакуации турецких войск, поскольку требование об отступлении якобы унизит "высокомерных" турок. Один из руководителей германского МИД Чиршки предписывал Маршаллю не принимать участия в посредничестве (к чему последний, видимо, стремился), а ограничиться лишь "ненавязчивыми" советами, дабы не возбудить подозрений России и Англии в том, что "Германия намерена играть политическую роль в Персии", [69].
Естественно, что султан при такой мягкой позиции Германии и непротивлении других держав мог позволить себе не только игнорировать все призывы к сдержанности и прочие ненавязчивые советы, но и вести себя вызывающим образом. Так, несколько позже в начале сентября 1907 г. немцы предложили туркам свое посредничество в целях мирного улаживания пограничных "недоразумений", чтобы избегнуть вмешательства держав, имеющих прямые жизненные интересы в Персии. Порта ответила, что она примет посредничество Германии лишь при условии признания ею прав Турции на Вез'не, Лахиджан, Песве, Мирган и некоторые другие пограничные пункты [70].
В свете политики великих держав совершенно закономерным выглядит провал переговоров по пограничному вопросу, которые вели между собой Турция и Иран в Сулдузе летом и осенью 1906 г. Но была еще одна причина, причем весьма существенная, которая обусловила особую агрессивность султанской Турции в указанное время. Она заключается в ненависти Абдул Хамида II и его клики к революционно-демократическому движению в Иране и в боязни, что оно перекинется на Турцию. По сведениям из германских дипломатических источников, Абдул Хамид в беседе с иранским послом Арфа од-Доуле выразил огромную тревогу в связи с успехами революции в Иране и предложил свою помощь шаху деньгами и оружием. Шах Мохаммед Али, опасаясь недовольства России, отклонил это предложение. Тем не менее, как утверждает Мартин, шах и султан заключили секретное соглашение с целью помешать введению в Иране парламентского строя. Более того, шах, согласно германским источникам, был против урегулирования турецко-иранского пограничного конфликта, дабы отвлечь внимание своего народа от внутренних дел [71].
О тесной связи турецкой интервенции против Ирана с контрреволюционным сговором, заключенным между султаном и шахом, говорят и сообщения прессы того времени. "Турция ведет борьбу с персидской конституцией... Она, как и следовало ожидать, начала мутить среди персидских курдов, решилась послать войска в Персию, чтобы таким образом создать новые осложнения и отвлечь внимание от конституционного движения" [72], - писал корреспондент "Тифлисского листка". То же подтверждали младотурецкие газеты ("Шураи-Уммет", "Санджак" и др.). "Шураи-Уммет", например, писала, что Абдул Хамид убеждал Мозаффер-эд-Дин-шаха не давать конституцию. Не достигнув этого "дружескими советами, султан решил подойти к цели другим путем - выдвинув на арену пограничный вопрос" [73]. Появились даже сообщения, что идея турецкой интервенции зародилась не в Стамбуле, а в Тегеране. Выходившая в Баку азербайджанская газета "Таза Геят" утверждала, что Арфа од-Доуле пугал Порту успехами конституционного движения в Иране и возможностью его возникновения в Турции, вызвав тем самым турецкое вторжение [74]. Правда, по мнению корреспондента "Тифлисского листка" Айшина, "между недоразумением на турецко-персидской границе и представителями Персии в Константинополе нет ничего общего", но и он признает, что официальные представители Ирана в турецкой столице находятся "в дружеском отношении с влиятельными турками" [75]. Наконец, калькуттская газета "Хабль-уль-Матин" выражала мнение, что шахское правительство умышленно закрывало глаза на события на турецко-иранской границе и на движения курдских племен, с целью дискредитировать меджлис [76].
В своих экспансионистских замыслах в отношении Ирана абдулхамидовская клика делала ставку на привлечение курдских племен как Турецкого, так и Иранского Курдистана. И этот расчет частично оправдался. Турецкие власти умело использовали то обстоятельство, что Одни и те же курдские племена (бекзаде, харки, шеккак и др.) жили частью в Иране, частью в Турции или делали сезонные перекочевки, вследствие чего массовые переходы курдов из одной страны в другую стали обычным явлением. Обычным явлением были также ссоры и конфликты из-за пастбищ и кочевий между турецкими и иранскими племенами. Многие турецкие помещики и курдские феодалы имели земли и в Иране (например, сын Обейдуллы шейх Абдул-Кадыр из Шемдинана или шейх Эмин из Таваны) [77]. Поэтому туркам не составляло большого труда спровоцировать нападения курдских племен на иранскую территорию, а когда выгодно - разжечь междоусобную борьбу одних курдских племен против других.
Определенные надежды возлагались и на хамидие. С первых недель после начала интервенции были приняты меры по мобилизации хамидие и сосредоточению их вдоль иранской границы. Правда, в этом деле турецкое командование столкнулось с большими трудностями. Для похода на Везне удалось собрать не более 500 человек, но и они заявили, что разойдутся по домам, если их не обеспечат всем необходимым [78]. Тем не менее власти стремились привлечь к походу на Иран возможно большее число хамидийцев. Командующему IV корпусом было предписано отправить в Везне 4 полка и в Песве - 4 батальона хамидие. В июле 1906 г. по приказу из Стамбула в район Везне выступили два полка хамидие [79]. Одновременно из Мосула к иранской границе были двинуты 8 пехотных полков низами и 7 полков хамидие. Этим войскам было роздано 15 тыс. винтовок и другое снаряжение [80]. В конце 1907 г. султан приказал подготовить в Ванском вилайете к мобилизации 18 полков хамидие, не считая низама и редифа (запасных) [81].
Однако основной ударной силой турецкой интервенции в Западном Иране были не регулярные войска и даже не хамидие, а "неорганизованные" курдские племена, руководимые протурецки настроенными беями. Именно в этом и состоял замысел султанского правительства, так как широкое использование регулярных войск могло привести к открытой войне с Ираном и к тяжелым осложнениям с Россией и Англией.
Уже в 1906 г. отряды вооруженных турецким оружием курдов и хамидийцев систематически переходили границу и совершали нападения на населенные пункты, расположенные к западу от оз. Урмии. При этом особенно страдало христианское население [82].
Главное внимание турецкое правительство уделяло привлечению на свою сторону иранских аширетов, особенно крупных феодалов. Турецким агентам удалось подкупить вождей курдских племен мамаш, зарза и мангур и уговорить их признать турецкого султана халифом. Весной 1907 г. курдские беи в окрестностях Сердешта объявили, что, как сунниты, они признают себя только подданными турецкого султана, и просили прислать турецкий отряд. Абдул Хамид, не заставив себя долго упрашивать, немедленно дал указание командующему VI корпусом занять Сердешт [83]. Точна так же поступили курдские племена в Бане, Чехрике, Ушну и Сомае. Они изгнали иранских чиновников, приняли турецкое подданство и обратились с просьбой о присылке турецких войск [84].
По мере углубления внутриполитического кризиса, вызвавшего усиление хаоса в государственном управлении и, в частности, полный паралич местной администрации в северо-западных районах страны, турки стали активнее привлекать иранских курдов к осуществлению своих аннексионистских планов в отношении Иранского Курдистана. Пограничные районы Ирана превратились в зону полной анархии, где бесконтрольно хозяйничали подстрекаемые турками отряды курдов, терроризировавшие местное население. Турецкие войска продвигались вслед за курдами, поощряя последних к насилиям и принимая их целыми племенами в турецкое подданство. Так, в окрестностях Бане 142 деревни отказались признать себя подданными шаха [85].
Турецкие агенты открыто говорили о намерении Турции захватить Иранский Курдистан и Макинское ханство [86]. Именно поэтому из Стамбула была дана директива во что бы то ни стало привлечь всех иранских курдов на сторону Турции.
Осенью 1907 г. на сторону турок перешли вожди племени мангали шейхи Баязид-ага и Бапир-ага (4-5 тыс. всадников). Они объявили о присоединении к Турции всего района Соуджбулака (так называемого Мукринского Курдистана). Соуджбулакский губернатор был изгнан: курды фактически держали город в осаде. Местные власти были бессильны что-либо сделать для охраны жизни и имущества окрестных жителей. Баязид-ага открыто заявил мукринской знати, что он послан по приказанию турецкого султана и собирается вскоре двинуться дальше в Миандоаб для управления им от имени Турции. Большинство мукринской знати и руководимых ею курдов к концу 1907 г. перешло на сторону турок. Как писал российский консул в Тебризе Похитонов, "по-видимому, турки приводят в исполнение мечту свою о занятии всего персидского Курдистана" [87].
Особенно сильны были протурецкие настроения среди курдов-суннитов, недовольных шахским правительством за притеснения на религиозной почве. В некоторых случаях турки сознательно разжигали междоусобную борьбу курдов-суннитов с шиитами, чтобы всегда иметь повод для вмешательства в местные дела под предлогом наведения порядка [88].
Активную подрывную деятельность в Иранском Курдистане вели турецкие консулы, в первую очередь среди местной знати (причем не обязательно из курдов) и верхушки суннитского и шиитского духовенства - улемов и муджтехидов. В результате некоторые видные муджтехиды в Секкезе и Сен-не стали поддерживать турецкие планы в отношении Иранского Курдистана, что внушало большую тревогу тегеранским властям [89].
В оккупированных районах (например, в окрестностях Дештебиля) турки наделяли дружественных к ним феодалов землей. Так, крупные земельные пожалования получил сын Мухаммеда Садыка шейх Мухаммед Таги и многие влиятельные помещики Мукринского Курдистана.
В первую половину 1908 г. агрессивные действия Турции в Западном Иране достигли наибольшего размаха. В конце мая во время продвижения турецких войск в Салмасском и Сомайском округах только за одну неделю было сожжено 128 деревень и одна церковь. "Турки отрицают свою причастность к курдским бесчинствам, - писал Извольский, - однако едва ли можно сомневаться в том, что они хотя бы косвенно поощряют их, так как с имеющимися на месте значительными силами турки легко могли бы с ними совладать" [90]. Отряды курдских ханов совершенно опустошили район Барандуза, что было сделано при явном попустительстве, если не при прямом поощрении, турецкого командования [91]. Жители Приурмийского района слали в разные пункты страны телеграммы, в которых описывались бесчинства оккупантов и содержались просьбы об оказании помощи [92].
Таким образом, если по отношению к курдским племенам турки применяли методы увещевания, посулов, подкупов и т.п. [93], то в отношении остального населения, в том числе и мусульманского, они применяли самый разнузданный террор и насилия, дабы запугать местное население и заставить его безоговорочно принять турецкую оккупацию.
Стремясь привлечь на свою сторону местных курдских феодалов, турки распускали среди населения Иранского Курдистана всевозможные вздорные слухи, вроде того, что будто бы Турция объявила войну России, но последняя убоялась принять вызов, просила прощения и обещала не вмешиваться в турецкие дела; турки объявляли об аресте русских консулов в Иране и т.д. [94]. В то же время турецкие эмиссары развернули среди тех племен, которые их сначала не поддерживали, и особенно среди оседлого населения, энергичную деятельность, вымогая у жителей, в первую очередь у курдов, письменные заявления о желании перейти в турецкое подданство (так называемые "дехалеты"), и в случае отказа угрожали репрессиями. В окрестностях Урмии более двадцати селений вынуждены были дать туркам дехалеты [95]. "По занятии какого-либо пункта, - писал русский наблюдатель, - офицерами отряда объявлялось жителям, что они - турецкие подданные, обязанные подчиняться распоряжениям турецких властей, немедленно удаляются все персидские официальные лица, будь то начальник таможни, известный мулла или ханы. Аренда имений передается или новым пришельцам-завоевателям, или за огромную сумму оставляется прежним владельцам с условием, что они впредь будут считаться только с турецкой властью. Все безусловно сдается победителю" [96]. Нередко турецкие захватчики, как рассказывал один из мукринских курдов российскому вице-консулу в Урмии Черкасову, силой заставляли местное население подписывать документы, удостоверяющие давние будто бы права Турции на определенные районы в принадлежавшей Ирану пограничной полосе [97].
Разбои и грабежи, которыми сопровождалось турецкое нашествие на Иранский Курдистан, восстановили против Турции некоторую часть местного населения, главным образом христиан, но не только их. "Население посещенных мною мест, - писал Черкасов, - не исключая и курдов, турками недовольно, признает себя персидскими подданными..." [98]. Зарегистрированы и такие случаи, когда многие турецкие курды переходили в Иран не с целью грабежа, а боясь войны между Турцией и Россией и не желая быть мобилизованными [99]. Однако в начальный период турецкой агрессии большинство населения Иранского Курдистана, особенно курды, или оставалось безразличным, или активно помогало туркам. Вот почему туркам так легко удавалось продвигаться по Иранскому Курдистану; Дештебиль был занят отрядом всего лишь в 60 человек, а Ушну - в 15 человек [100]. "Мшак" писала, что турки могли рассчитывать на 50 тыс. конницы и 25 тыс. пехоты из иранских курдов [101]. Примечательно, что-турецкое командование более доверяло иранским курдам, среди которых национальные идеи не получили в то время достаточного развития, чем турецким и даже хамидийцам. Последние проявляли "неблагонадежность" не только у себя дома, но и в Иране, где они даже вступали иногда в контакт с местными революционерами [102].
Объяснение этому следует искать в полной дискредитации шахской власти в Иранском Курдистане в рассматриваемое время, особенно в годы революции, когда престиж Тегерана здесь был сведен до минимума. Репрессии, проводившиеся накануне революции против курдских племен и их вождей, усилили недовольство курдского населения Тегераном. Зиновьев, ссылаясь на опыт своего семилетнего пребывания посланником в Тегеране, писал, что беспорядки среди иранских курдов вызывались часто "безнаказанностью и корыстолюбием персидских властей" [103]. В результате турки в первое время выступали чуть ли не в роли "освободителей", что значительно облегчало им реализацию их захватнических планов.
Неспособность тегеранского правительства противодействовать турецким захватам и подрывной деятельности турок среди курдов окончательно подорвала его авторитет в Иранском Курдистане. Примечательно, что когда один муджтехид предложил в меджлисе объявить джихад против Турции, все депутаты высмеяли это предложение, указав на отсутствие оружия и дисциплинированного войска [104]. В апреле 1908 г. меджлис все же потребовал от министров принятия самых энергичных мер против оккупантов в районе Урмии. Правительство же могло продемонстрировать только полное бессилие [105].
Губернатор Азербайджана, двоюродный брат шаха принц Фарманфарма пытался, правда, оказать противодействие турецким войскам и восстановить власть правительства в районе Соуджбулака. В конце 1907 г. он двинулся с небольшим отрядом к Соуджбулаку, получив предварительно от русского Учетно-ссудного банка в Персии ссуду в 5 тыс. туманов. Не решаясь дать отпор турецким войскам, в несколько раз превосходившим его числом, Фарманфарма обрушился с репрессиями на курдов, по преимуществу суннитов. Столь неразумные действия губернатора только озлобили местных курдов, усилили среди них оппозицию шахскому правительству и были на руку туркам. Турецкое правительство получило основание свалить всю вину на Фарманфарма за все бесчинства, учиненные в Соуджбулаке, попытаться оправдать необходимость своего насильственного вмешательства в иранские дела [106]. Вслед за этим Фарманфарма отступил, что окончательно развеяло у местных жителей надежду на способность шахского правительства защищать их от насилий турок [107].
Однако, несмотря на первоначальные успехи своей политики в Иранском Курдистане, Абдул Хамид все же допустил просчет. Он недооценил способность и решимость России, отстаивать свои интересы в сопредельных с Закавказьем районах и ту новую ситуацию, которая сложилась на Ближнем Востоке в связи с англо-русским сближением и образованием Антанты.
До конца 1907 г. ни Россия, ни Англия по причинам, указанным выше, не предприняли никаких активных действий в связи с турецко-иранским конфликтом. Русский и английский послы и консулы в Турции и Иране посылали своим правительствам довольно тревожную информацию о развитии событий, но на нее ни в Петербурге, ни в Лондоне не реагировали должным образом. Русское и британское правительства никак не откликнулись на провал работы турецко-иранской пограничной комиссии, которая заседала в Сулдузе в 1906 г.
После заключения англо-русского соглашения от 31 августа 1907 г. обе державы проявили заинтересованность в ликвидации турецкой угрозы в Курдистане. В Министерстве иностранных дел в Петербурге начали спешно готовиться к принятию мер против турецких интервентов. Забили тревогу и в Военном министерстве, о чем свидетельствует заключение русского Генерального штаба, посланное его начальником - генералом Ф.Ф.Палицыным 7 ноября 1907 г. в ответ на запрос Извольского. Высказав свои серьезные опасения по поводу интервенции Турции в Иранском Курдистане с точки зрения военно-стратегических интересов России в Закавказье и на Ближнем Востоке, Палицын особо остановился на значении курдской проблемы. "Владея территорией к западу от Урмии, - писал он, - Турция крайне затрудняет наши действия со стороны Персии для поднятия против турецкого правительства племен Южного Курдистана, каковая операция, при благоприятной обстановке, может оказать огромное влияние на ослабление турецкой армии на главном театре войны" [109].
В свою очередь, из Стамбула и Тегерана в Петербург поступали все более тревожные сообщения. Гартвиг указывал на отрицательные последствия, которые может иметь турецкая интервенция для экономических позиций России в Иране [110], и сообщал о падении престижа России в глазах иранского правительства. "Возрастающая дерзость турок,- писал он, - производит здесь весьма неблагоприятное для нас впечатление" [111].
В Лондоне и Петербурге, очевидно, увидели и перемену в позиции Германии. Летом 1907 г. Германия отказалась от показной политики поддержки Ирана в его конфликте с Турцией. Это было вызвано главным образом тем, что надежды немцев на получение банковской концессии в Иране не сбылись, в основном из-за противодействия России (в июле 1907 г. был заключен лишь договор об основании в Иране германского банка на чисто коммерческих началах) [112]. Не удалось немцам заполучить концессию и на железнодорожное строительство в Иране, а также навязать ему займы в обмен на помощь в пограничном конфликте с Турцией [113].
Вместе с тем на первых порах Германия всячески маскировала свою помощь турецким агрессорам. Это объяснялось стремлением Берлина подорвать как-то еще не окрепший альянс в Азии, выбить, так сказать, из-под него антигерманскую основу. Шён даже писал Маршаллю в декабре 1907 г. о необходимости урегулирования конфликта между Турцией и Ираном [114]. Канцлер Бюлов рекомендовал послу в Петербурге Пурталесу всячески внушать русскому правительству, что Германия непричастна к турецкой агрессии и заинтересована в мире между Турцией и Ираном [115].
В действительности, как сообщали русские газеты, немцы поощряли турок продвигаться в глубь Урмийской провинции, посылали своих инструкторов в турецкие оккупационные части [116]. Наиболее экстремистские круги настаивали на отказе от политики сдерживания Турции; так, германский посол в Тегеране граф Квадт призывал "заставить ее (Турцию. - М. Л.) таскать каштаны из огня для нас", использовать "против русско-англо-французских усилий в Персии". По совету Маршалля Берлин не одобрил слишком топорные действия Квадта [117], но политика Германии была именно такова. С начала 1908 г., убедившись в провале попыток торпедировать англо-русский альянс в Иране, Германия окончательно отступила от рекламировавшегося ею принципа неприкосновенности иранской территории и стала открыто поддерживать аннексионистские притязания Турции, подталкивая ее к дальнейшим захватам в Иранском Курдистане и Азербайджане [118].
Искусно лавируя, германская дипломатия поддерживала у Тегерана надежду на помощь в конфликте с Турцией. Германское посольство в Тегеране установило связи с влиятельными политическими кругами.
Зиновьев извещал, что брат шаха обещал германскому посланнику в Иране разрешить в пользу Турции пограничный вопрос, если турки помогут ему в свержении шаха с престола. Султан отказался участвовать в этой авантюре [119]. Немецкие дипломаты в Иране стремились подорвать авторитет Англии и России у шахского правительства. По сведениям Гартвига, турецкий посол в Тегеране "по тайному наущению Германии" должен был убедить шахское правительство, что Россия и Англия не делали никаках представлений Порте касательно турецкой интервенции [120].
Вмешательство Германии безусловно обострило ситуацию на турецко-иранской границе. Зиновьев находил положение столь серьезным, что не видел иного выхода, кроме как уговорить Иран пойти на уступки Турции и согласиться на удовлетворение некоторых территориальных притязаний Порты [121].
Однако русское правительство не прислушалось к советам своего не в меру осторожного представителя в Стамбуле.
В конце декабря 1907 г. после совместных демаршей русского и британского послов великий визирь вынужден был
дать обещания не изменять статус-кво на границе и не привлекать иранских курдов на сторону Турции. По мнению Зиновьева, эти заверения "не могут внушать к себе ни малейшего доверия" [122]. Действительно, как раз в это время турки начали проводить операцию по окружению Соуджбулака.
Тогда Россия и Англия решили действовать. Основанием для активного вмешательства в турецко-иранский конфликт они сочли предстоящее возобновление работы пограничной комиссии в Урмии (в которой Турцию представлял Тахир-па-ша, а Иран - Мохташам ос-Салтане) [123].
В середине января 1908 г. Извольский предписал Зиновьеву потребовать от Порты "обуздать своеволие курдов в связи с началом переговоров комиссаров обоих государств (Турции и Ирана. - М.Л.) по пограничному вопросу" и не допускать дальнейшего движения вперед турецких войск и курдских племен [124]. В начале февраля 1908 г. в письме вице-консулу в Урмии Извольский подробно изложил позицию русского правительства в связи с турецкой интервенцией в Западном Иране. Притязания турок, констатировал он, нарушают верховные права шаха. Дело значительно осложняется тем, что спорные области населены курдскими племенами, "действующими зачастую самочинно, прикрываясь в свое оправдание именем султана". Для России и Англии, продолжал Извольский, существует "нравственная необходимость поддержать всеми зависящими от нас средствами законные права и требования Персии", ибо территориальный спор затрагивает "наши непосредственные интересы во владениях шаха: спорная полоса почти целиком находится в русской зоне по англо-русскому соглашению, мы не можем быть безразличными не только по экономическим и политическим соображениям, но и по стратегическим". В заключение Извольский сообщал, что турецкое правительство еще не дало официального согласия на посредничество России и Англии [125].
Между тем с турецко-иранской границы приходили сообщения об усилении военных приготовлений турок как в иранском, так и в кавказском направлениях [126]. Как писал один корреспондент, неминуем "полный захват всего Персидского Курдистана турками" [127]. Захватив вначале территорию в 100 миль длиной и 15-20 миль шириной, турки к 1908 г. расширили ее благодаря действиям местных курдов до 60 миль (свыше 95 км) [128].
Дальнейшая эскалация турецкой агрессии в Иранском Курдистане и Азербайджане на рубеже 1908 г. вызвала серьезные опасения у правящих кругов Российской империи. Первыми забили тревогу в Тифлисе. Царский наместник на Кавказе граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков писал Николаю II 5 (18) января 1908 г.: "...Такие события, как все усиливающееся революционное движение в Персии, захват Турцией персидской территории и, главное, необычные военные приготовления турок невольно вызывают опасение не быть застигнутым врасплох неожиданными событиями, особенно со стороны Турции". "Военное усиление Турции в пограничной с Кавказом полосе", - продолжал наместник, в том числе мобилизация хамидие, преследуют цель "подготовиться и силой отстоять занятую персидскую область в том случае, "ели бы Россия потребовала очищения захваченной территории", а может быть, и вернуть области, присоединенные к России в 1878 г. [129]. 24 февраля (8 марта) Воронцов-Дашков вновь писал царю, что Турция, поддерживаемая Германией или Японией, продолжает готовиться к войне с Россией, и просил об усилении русских войск на Кавказе [130]. "Положение бурлящей в котле революции Персии к началу 1908 г., - писал А.М. Зайончковский, - осложнилось и активным выступлением на ее границе Турции. Набеги курдов в пограничные персидские области, входившие в сферу влияния России и соприкасающиеся с ее границами, приняли размеры, далеко превосходившие обыкновенные местные нарушения границ, а по уклончивым ответам турецкого правительства заставляли думать, что эти набеги имеют определенное враждебное России назначение" [131].
Таким образом, в конце 1907 - начале 1908 г. в связи с дальнейшим развитием турецкой агрессии в Иране русско-турецкие отношения резко ухудшились. Начальник Генерального штаба Ф.Ф.Палицын по собственной инициативе и без согласования с Министерством иностранных дел начал готовиться к войне на Кавказе [132]. Советский исследователь И.В.Бестужев считает, что в конце 1907 г. Россия "оказалась на грани войны с Турцией" в связи С событиями в Западном Иране. По его мнению, часть правящих кругов России увидела здесь желанный повод для "небольшой победоносной войны" [133]. Как мы увидим, автор преувеличивает опасность возникновения войны, но, во всяком случае, положение было столь серьезным, что турецкая интервенция в Иранском Курдистане и Азербайджане стала главным предметом обсуждения на совещании по вопросу о положении в Малоазиатской Турции и на Балканах, созванном в Петербурге 21 января 1908 г. на самом высшем уровне.
Извольский заявил на совещании, что действия Турции на иранской границе не только угрожают стратегическим интересам России, но могут отрицательно отразиться на ее престиже на всем Ближнем Востоке. "В этом смысле, - продолжал он, - турецко-персидский конфликт, если он примет более широкие размеры, может поставить нас в весьма затруднительное положение". Вместе с тем министр иностранных дел предупреждал, что "если мы со своей стороны предпримем какие-либо агрессивные действия на азиатской границе Турции, то это неминуемо повлечет за собой осложнения на Ближнем Востоке".
Начальник Генерального штаба Палицын в своем выступлении подчеркнул, что захват территорий Западного Ирана турками "крайне невыгоден для нас, ибо, заняв персидский Курдистан, Турция устанавливает весьма удобное сообщение между своим VI корпусом и IV-ым [134], между тем как прежние пути между местами расположения обоих давали возможность пропускать войска лишь в небольшом количестве. Вместе с тем, укрепление положения Турции на этом театре крайне опасно и с точки зрения настроения мусульман Кавказа".
Помощник военного министра генерал-лейтенант Поливанов обратил внимание участников совещания, что меры против военных приготовлений турок на Кавказе следует предпринимать с большой осторожностью: "страна не поймет наших агрессивных действий ради счетов между Персией и Турцией, и таковые действия не будут ею поддержаны". Поливанов указал при этом на военную неподготовленность России, особенно на Кавказе. Мнение предыдущих ораторов о нежелательности военного вмешательства России в турецко-иранский конфликт поддержал и министр финансов В. Н. Коковцов.
Председатель Совета министров П. А. Столыпин подытожил более или менее единодушное мнение своих министров. "Новая мобилизация в России, - заявил он, - придала бы силы революции, из которой мы только что начинаем выходить". Нельзя пускаться на авантюры, сказал Столыпин, "или даже активно проявлять инициативу в международных целях; наша политика должна быть строго оборонительной". В заключение российский премьер-министр провозгласил, что он не может взять на себя ответственность за войну на турецко-иранской границе [135].
Таким образом, русское правительство видело в турецкой интервенции в Иранском Курдистане столь очевидную угрозу государственным интересам России, что даже обсуждало вопрос о возможности мобилизации. Председатель Совета государственной обороны великий князь Николай Николаевич писал Столыпину через несколько дней после указанного совещания: "...вследствие создавшейся в последнее время политической обстановки необходимо прежде всего позаботиться подготовкою в военном отношении Кавказского театра войны и обеспечением боеспособности войск Кавказского военного округа". На этом извещении есть царская помета: "Согласен, береженого и бог бережет". В то же время Николай Николаевич указывал в связи с подготовкой возможной войны с Турцией, что следует "избегать таких агрессивных действий, которые могут вызвать политические осложнения" из-за неустойчивого внутреннего положения самой России и неподготовленности русской армии [136].
Итак, царское правительство при тогдашней внутри- и внешнеполитической обстановке не хотело применять силу для защиты своих интересов в Западном Иране, на востоке Малой Азии и ликвидации угрозы Закавказью. Оставались лишь методы дипломатического нажима, как показал опыт,, не очень эффективные, хотя при наличии союза с Англией они могли принести России несколько больший успех, чем в прежние годы.
Действительно, под совместным нажимом России и Англии Турция вынуждена была пойти на некоторые уступки. В середине января 1908 г. появилась официальная декларация султана о соблюдении статус-кво в спорной полосе, и через месяц турецкие войска покинули Соуджбулак [137].
Однако турецкое правительство отнюдь не собиралось отказываться от своих планов в Западном Иране и рассматривало свои уступки как маневр. Оно решило всячески затягивать работу пограничной комиссии в Урмии и под ее прикрытием удержать, а если станет возможным и расширить захваты в спорной полосе, используя главным образом курдские племена.
Было организовано дипломатическое контрнаступление. В заявлении турецкого посла в Петербурге российскому министру иностранных дел говорилось: "Турецкое правительство прибегло к некоторым мероприятиям в пограничных с Персией местностях для защиты своих прав и обеспечения границы ввиду дошедших сведений о курдских волнениях, поддерживаемых будто бы персами и приготовлениях самой Персии". Извольский отверг эту аргументацию, но выразил удовлетворение миролюбивым тоном декларации Порты [138].
Тем временем турецкий комиссар в пограничной комиссии Тахир-паша выступил с притязаниями на земли, лежащие между 30 и 40 градусами сев. широты, т.е. на весь Иранский Курдистан. В турецком меморандуме от 2 февраля 1908 г. говорилось: "Но местности, для которых мы требуем прекращения несправедливых притязаний на них, делаемых от имени персидского правительства некоторыми вашими пограничными властями, суть курды в пределах санджаков Шехризур, Киркук, Ревандуз, Амадия, Хакяри, Ван и Баязид". (Разрядка в донесении.) Казалось бы, что здесь перечислены чисто турецкие области. На самом же деле турки разъяснили делегатам из Ирана, что к указанным округам они относят и все населенные курдами местности, прилегающие к ним с востока [139]. Обструкционистская тактика турецкого правительства немедленно дала свои плоды. Весной 1908 г. положение в спорной пограничной полосе снова резко ухудшилось. Турецкие войска, и особенно подстрекаемые ими некоторые курдские племена, продолжали постепенно расширять зону захватов и терроризировать местное население.
На представления русского посольства в Стамбуле по поводу расширения агрессии в Иранском Курдистане турецкие власти отвечали, что они не ответственны за действия курдов [140]. Тем не менее после приезда Тахир-паши в Урмию нападения отдельных племен (бекзадинцы, харки, мамаши и другие) на мирное население участились во много раз [141]. Неоднократные протесты, предъявленные Тахир-паше русским консулом в Урмии Миллером и английским консулом Братиславой, были безрезультатными. Тахир объяснял вторжения курдов интригами иранского представителя в комиссии Мохташама ос-Салтане [142]. По мнению Миллера (и Гарт-вига), цель Тахира - "сорвать комиссию и уехать в Турцию под предлогом небезопасности Урмии" [143].
Работа пограничной комиссии, писал Гартвиг в МИД, не может привести к каким-либо результатам, ибо вопрос может быть решен только в Стамбуле. "Здесь (т.е. в Тегеране. - М.Л.) укореняется убеждение, что Россия и Англия безучастны к пограничному вопросу". Гартвиг считал (с ним был согласен и британский посланник в Тегеране Марлинг), что "какой-нибудь внушительный акт в Константинополе имел бы здесь громадный успех и изменил бы отношение персов к англо-русскому соглашению" [144].
Убедившись, что Турция не собирается отказываться от агрессии, Россия решила действовать более решительно.
6 (19) июня 1908 г. Извольский предписал поверенному в делах в Стамбуле Нелидову заявить Порте, что "мы не можем отнестись равнодушно к движению оттоманских сил за пределы спорной зоны... и к постоянно увеличивающимся бесчинствам курдов, тем более, что указанное движение начинает распространяться уже на Салмасский округ, расположенный в близком соседстве с нашей границей". В случае продолжения этого движения, отмечал Извольский, будут сделаны приготовления на Кавказской границе [145]. Через два дня, 9 (22) июня, Нелидов сделал энергичное представление великому визирю и министру иностранных дел в соответствии с указанной инструкцией. Великий визирь обещал "безотлагательно предписать Тахир-паше отозвать войска из-за пределов спорной зоны и обуздать курдов". При этом он пытался отрицать участие турецких курдов в бесчинствах и утверждал, что "согласился с Мохташамом о совместных действиях против курдов". На это Нелидов ему возразил, что нет ни "турецких", ни "персидских" курдов, а все они повинуются только силе и, следовательно, ответственность за их действия лежит на Турции. Нелидова поддержал британский поверенный в делах в Стамбуле [146].
Недвусмысленная угроза, содержащаяся в выступлении русского правительства, возымела свое действие. Через несколько дней Совет министров Турции "принял решение вывести все отряды с иранской территории в пределы спорной зоны. Тахир-паше было предписано не допускать курдов к переходу на иранскую территорию, "хотя бы употреблением силы, не пользоваться курдами как орудием" [147]. В конце июня великий визирь заверил русское посольство в том, что турецкие власти взяли подписку от местных курдских беев об отказе от вторжения в иранские пределы. Виновные, уверял он, будут выдаваться турецким властям [148].
Нелидов высказал мнение, что на эти заверения полагаться трудно. И действительно, турецкие войска были частично выведены лишь из пределов "бесспорно" иранской территории. В турецком меморандуме от 2 июля 1908 г. о границе Мосульского вилайета выдвигались притязания на "округа Сулдуз, Соуджбулак, Сердешт, Бане, Секкез, Хорхор", которые якобы "полностью, со всеми их пастбищами и пашнями, согласно трактатам, являются собственностью нашего государства"; в меморандуме от 30 июля о границах Эрзерумского и Ванского вилайетов турки претендовали на "округа Дештебиль, Ушну, часть Барандуза, Мергевер, Дешт (Бердесур), Тергевер, Барадост, Энзель Верхний, Энзель Нижний, Сомай, Чахрик, Чердман, Дирек, Худер, Регавэ", а также на "округ Маку со входящими в него округами Аленд, Сегменова и Бебеджик" [149]. Иначе говоря, турки делали заявку на значительную часть Иранского Курдистана. Командующему VI корпусом было дано разрешение приступить к формированию хамидие в Бане, Сердеште, Везне, Лахиджане, Мергевере, Тергевере и в других районах Иранского Курдистана [150].
Не выполнило турецкое правительство и свое обещание прекратить подстрекательства отдельных курдских племен к грабежам и насилиям на иранской территории. Сообщения, поступившие уже к концу июня, переполнены сведениями о бесчинствах, творимых .курдскими беями на "бесспорно" иранской территории с ведома и при прямой поддержке турок [151]. По этому поводу русскому посольству в Стамбуле неоднократно приходилось делать представления Порте [152].
Тем не менее в результате прямого вмешательства России, поддержанной Англией, экспансионистская политика Абдул Хамида II встретила значительные препятствия и оказалась под угрозой провала. Стал нереальным захват всего Иранского Курдистана и объединение под властью Стамбула всех курдов. По существу, летом 1908 г. произошел перелом в развитии турецко-иранского пограничного конфликта. В дальнейшем Турции пришлось придерживаться более гибкой, в основном оборонительной, тактики. Это означало наступление кризиса в курдской политике турецких правящих кругов, приближение ее полного краха.
