Глава VI

КУРДСКИЙ ВОПРОС В ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ НАКАНУНЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Со второй половины 1911 г. в Турции значительно усилился кризис младотурецкого режима, против которого выступала довольно разномастная по своему социальному составу и отличающаяся проанглийской ориентацией партия "Свобода и согласие" ("Хюрриет ве итиляф"). Эта партия, объединившая в своих рядах противников младотурецкого режима справа и слева, умело использовала разочарование народных масс иттихадистами, не выполнившими свои обещания. С другой стороны, империалистические державы, готовясь к предстоящей схватке за передел мира, решили воспользоваться провалом национальной политики иттихадистов и захватить некоторые "плохо лежавшие" провинции Османской империи. Близился полный раздел "оттоманского наследства".
В сентябре 1911 г. вспыхнула турецко-итальянская война, во время которой державы оказали поддержку итальянским империалистам. Турция потерпела поражение, потеряв свои последние североафриканские владения - Триполитанию и Киренаику. В день подписания итало-турецкого мирного договора (18 октября 1912 г.) начались военные действия между Турцией и балканскими государствами - Болгарией, Грецией, Сербией и Черногорией [1]; турецкая армия была наголову разбита.
Поражения Турции в Триполитанской и Первой балканской войнах были вызваны в значительной степени отсутствием внутренней стабильности. В июле 1912 г. итиляфистам удалось свергнуть младотурецкий кабинет. Однако кратковременное правление итиляфистов, которые оказались ничуть не лучше своих предшественников, естественно, не облегчило тяжелого внутреннего и внешнего положения Османской империи.

КУРДЫ ВО ВРЕМЯ ТРИПОЛИТАНСКОЙ И БАЛКАНСКИХ ВОЙН

Курды отнеслись к войнам, которые вела Турция с Италией и балканскими государствами, с полным равнодушием. Особенно непопулярной была в глазах курдов Триполитанская война. Судьба отдаленной африканской провинции совершенно их не волновала. В Битлисском вилайете, например, потерпели неудачу попытки местного комитета "Единение и прогресс" пробудить патриотизм у курдского населения [2]. В Ванском же вилайете курды, как и армяне, встретили с радостью весть о нападении Италии на Турцию, открыто выражая надежду на поражение последней [3].
Во время Балканских войн курды также не поддержали военные усилия империи. Они уклонялись от призыва в армию, а те из них, которые уже служили, отказывались отправляться на театр военных действий [4]. Вожди большинства курдских племен отвергали сотрудничество с турецкими властями в привлечении курдского населения к "защите отечества" [5].
Более того, неудачи турецкой армии на фронтах вызывали ликование среди курдов. По признанию губернатора в Ване и комиссара на турецко-иранской границе Джабир-паши, ванские курды не отправили и 100 человек на войну. Курдское население наотрез отказывалось делать какие-либо пожертвования, на военные нужды [6].
Тяжелое положение, в котором находилась Турция в 1911-1912 гг., способствовало новому подъему курдского движения. Большое влияние на него оказала освободительная борьба других нетурецких народов Османской империи, особенно албанцев, которым удалось в результате всеобщего восстания 1912 г. свергнуть турецкое иго.
Триполитанская война не только обнаружила отсутствие у курдов османского патриотизма, но и привела к усилению их активной борьбы против младотурецкого режима. Курдская верхушка имела еще и дополнительные причины быть недовольной младотурками: временное заигрывание последних с дашнаками, по ее мнению, усиливало позиции армянских националистов на востоке Малой Азии. В действительности младотурецкие заправилы стремились лишь к разжиганию армяно-курдской вражды [7], но в данном случае эта подстрекательская политика оборачивалась против них [8]. В результате все слои курдского общества включились в антииттихадистский фронт, образовавшийся в Турции во время Триполитанской войны.
Многие курдские вожди, в том числе члены рода Бадр-хана, примкнули к партии "Хюрриет ве итиляф". В Сиирте курды провалили на выборах кандидата комитета "Единение и прогресс" и выбрали в парламент сына Бадр-хана Хусейна. Власти объявили выборы недействительными и сместили мутесаррифа. Это вызвало большое недовольство населения. Чтобы предотвратить взрыв, власти стянули в Сиирт несколько батальонов [9].
Младотурецкое правительство прилагало немало усилий, чтобы отвлечь курдов от оппозиционного движения. Эмиссары правительства не жалели сил, чтобы склонить курдское население к поддержке комитета "Единение и прогресс" [10].
Одновременно в Стамбуле продолжали искать пути для упорядочения военной организации курдов. С целью усиления турецкой администрации в курдо-армянских вилайетах в начале 1912 г. правительство решило упразднить 66 полков хамидие (правда, многие из них числились скорее на бумаге) . Вместо них предполагалось сформировать 24 полка, соединенные в 4 дивизии. В эти дивизии должны быть зачислены только те курды, которые обязывались содержать годную для службы строевую лошадь с седлом [11]. Остальные положения реформы таковы: курды ежегодно призываются на учебные сборы, на время которых им будет выдаваться оружие. Командуют новыми курдскими полками только строевые офицеры регулярной кавалерии (конечно, турки), аширетные вожди назначаются только их помощниками. Один из взводных командиров - тоже офицер регулярной службы, остальные - курды. Унтер-офицеры готовятся в школах при штабах дивизий. Те курды, которые не согласятся на эти условия, обязаны отбывать воинскую повинность-на общих основаниях в регулярных войсках [12].
Младотурецкому правительству, однако, не удалось провести в жизнь и эту реформу, ибо его власть над большинством курдского населения страны становилась с каждым месяцем все более номинальной. Курды, как правило, отказывались подчиняться турецким офицерам, затея с хафиф-сувари осталась фактически на бумаге [13]. Хамидие тоже теряли всякое военное значение, что подтвердили Триполитанская и Балканские войны. Намерение младотурок добиться лояльности курдов потерпело полную неудачу. "Теперешняя политика правительства (вернее, комитета) в Курдистане и Турецкой Армении заслуживает полного порицания и ведет к анархии" [14], - писал Олферьев накануне итиляфистского переворота.
С осени 1911 г., когда вспыхнула Триполитанская война, среди курдов усилилась антиправительственная агитация. Особенно большой популярностью пользовалась листовка под названием "эв хвэли - хвэлийа мэйэ" ("эта земля - наша земля"), имевшая хождение во всем Курдистане. В ней говорилось, что Битлисский и соседние с ним вилайеты принадлежат только курдам, турки совершенно не способны управлять Курдистаном и т.д. Распространением подобных листовок занимались многие курдские шейхи, в числе которых выделялся Сейид Али [15].
Не прекращались и вооруженные выступления курдов. В Ванском вилайете, например, успешно сражался с турецкими карательными отрядами Сейид-бей. Партизанскую войну с турками вел Симко, причем не только на иранской, но и на турецкой территории [16]. В районах Сиирта и Битлиса против правительственных войск выступил Кор-Хусейн-паша [17].
Все эти выступления .были разрозненными и не могли, конечно, привести к решающему успеху. Поэтому уже в начале 1912 г. Абдуррезак поставил вопрос об объединении всех антитурецких сил и организации всеобщего восстания курдов в Османской империи. Этому же вопросу было посвящено совещание некоторых влиятельных курдских вождей, состоявшееся в Эрзеруме в середине февраля 1912 г. [18].
Объединения курдов против турецких угнетателей достичь тогда (как и в последующее время) не удалось. Зато росло влияние сторонников сближения с Россией. Наибольшей популярностью пользовалась Россия у езидов, али-илахов и других сектантов, подвергавшихся испокон веков особенно сильному угнетению. "Здешние езиды, - писал Олферьев, - истинные друзья России". Многие из них говорили по-русски; в богатых домах часто можно было увидеть царские портреты. Езиды говорили, что будут сражаться вместе с русскими против турок, "что русский падишах, наш царь, прикажет, то мы и будем делать" [19].
Влияние России росло даже в самых отдаленных от нее районах Иракского Курдистана. Об этом свидетельствовало обращение к российскому генеральному консулу в Багдаде шейха курдского племени талабани Мухаммеда Али в середине декабря 1911 г. Мухаммед Али ходатайствовал о переходе племен талабани, даудие, зенгене и хамавенд, проживавших в санджаках Киркук и Сулеймания (всего 30 тыс. дымов), в русское подданство при сохранении за ними их земель. Шейх заверил генконсула, что русские войска, если они вступят в пределы Северного Ирака, встретят дружественный прием и полное содействие со стороны местных курдов [20]. Заручиться покровительством России пытались также вожди пограничных шемдинанских курдов Мухаммед Са-дык и Муса-бей [21].
Освободительное движение курдов было одним из важных факторов, усугубивших кризис младотурецкого режима и приведших к быстрому и безболезненному захвату власти итиляфистами.
Следовало бы ожидать, что курды окажут поддержку итиляфистскому правительству. Такое предположение казалось тем более обоснованным, что итиляфисты во время борьбы за власть выступали за предоставление широких прав провинциям Османской империи, населенным национальными меньшинствами. Однако сразу же выяснилось, что все эти широковещательные обещания имели демагогический характер. Классовая природа турецкой правящей верхушки после прихода к кормилу правления партии "Хюрриет ве итиляф" практически не изменилась. К тому же и внешнеполитическая обстановка была крайне неблагоприятна для итиляфистского правительства Кямиль-паши, которому выпала незавидная доля пожинать плоды неудачных для Турции Триполитанской и Первой балканской войн, а также восстания в Албании. Глубокий внутренний и внешний кризис Османской империи продолжался и при итиляфистах, что, естественно, отразилось на положении в курдских вилайетах.
Итиляфисты приложили немало усилий, чтобы склонить курдов на свою сторону. Они разрешили организовать Курдскую лигу, в которую вступило 1700 человек [22]. В августе 1912 г. эмиссару правительства шейх Абдул-Баки и Мулла-Сейид совершили пропагандистскую поездку по всем курдским вилайетам, разъясняя курдам турецкую конституцию "с точки зрения ислама" [23]. Не ограничиваясь одной агитацией, новое правительство решило принять меры политического и экономического характера.
Осенью 1912 г. власти Ванского, Битлисского и других восточных вилайетов Анатолии получили из Стамбула указание наладить во что бы то ни стало хорошие отношения с курдами, особенно с вождями племен. В Битлисском вилайете, писал Ширков, местные чиновники "стараются все более и более привлечь на свою сторону курдов и их шейхов и обещают известным курдским грабителям места мудиров и каймакамов". В конце года вилайетскому начальству было повторено распоряжение о необходимости укрепления контактов с курдами [24]. В это время ванским вали был назначен Из-зет-бей, курд по национальности, который привез с собой из Стамбула одного из сыновей, Абдул-Кадыра, и старался заручиться поддержкой местных курдских беев [25].
Ошибочно полагая, что главной причиной волнений курдов являются земельные споры с армянами, вызванные поддержкой Якобы младотурками притязаний последних на захваченные у них курдами во время погромов земли, Совет министров решил в сентябре 1912 г. организовать покупку правительством спорных земель и наделение ими безвозмездно всех безземельных армян, а также выкуп земли у лиц, незаконно захвативших ее, и возвращение этой земли бывшим владельцам. На эти мероприятия собирались ассигновать 100 тыс. лир; министерство финансов должно- было изыскать в дальнейшем необходимые средства [26].
Эта затея окончилась полным крахом. Во-первых, вконец разоренная казна не могла выделить средств, во-вторых, курдские феодалы встретили в штыки реформу, расценивая ее как новое посягательство центрального правительства на свои права. На этой почве в ряде мест произошли столкновения. К концу 1912 г. правительство окончательно отказалось от проведения аграрной реформы, что, естественно, не способствовало улучшению курдо-армянских отношений. Итиляфисты не хотели (да и не могли) предпринять действенные меры для примирения курдов с армянами и на деле всегда поддерживали курдскую верхушку [27].
Было еще одно важное соображение, побудившее турецкие правящие круги привлекать на свою сторону курдов. Порта была не на шутку встревожена усилившимися в некоторых европейских столицах требованиями о проведении реформ в армянских вилайетах, которые могли повлечь новый взрыв армянского движения. Поэтому турецкие власти в восточных вилайетах начали усиленно инспирировать курдов, чтобы они в той или иной форме выразили протест против намечавшихся реформ в Турецкой Армении и, таким образом, сыграли на руку правительству [28].
С осени 1912 г. участились сообщения о нападениях курдов на армян; по этому поводу армянский патриарх и национальный совет в Стамбуле неоднократно делали представления Порте [29]. Патриарх Аршаруни за полгода - с конца 1912 по середину 1913 г. - представил Порте 176 докладов, в которых описывались насилия над армянами, но все безрезультатно. В ответ власти инспирировали контрпротесты некоторых курдских националистов против заявления патриарха [30]. Все наблюдатели отмечали, что преследования армян в Турции особенно усилились в связи с событиями в Македонии и Албании [31]. Крайне напряженное положение создалось в Ване, Адане, Сивасе, Эрзеруме, Битлисе [32].
Этой ситуацией поспешили воспользоваться очутившиеся в оппозиции после июльского переворота 1912 г. иттихадисты, которые, по утверждению турецкой газеты "Алемдар", направили в восточные вилайеты Турции своих эмиссаров с поручением натравливать курдов на армян с целью дискредитации итиляфистского правительства. По этому поводу шейх-уль-ислам (глава суннитского духовенства в Турции) выступил со специальной фетвой (посланием), в которой говорилось: "Из некоторых новейших происшествий следует, что злоумышленники объезжают в настоящее время анатолийские вилайеты, населенные армянами, и, внушая хищные чувства, стараются вызвать враждебные действия между мусульманским и христианским населением" [33].
Не удивительно поэтому, что восточные районы Анатолии, где всегда было неспокойно, после небольшого перерыва вновь стали ареной насилий, смут, анархии на почве нового обострения армяно-курдских отношений. "Здешние курды, - справедливо замечал Ширков, - необходимы туркам как оплот против России" [34]. Только в одном Ванском вилайете за 1912 год было убито 50 армян, 23 курда, 4 турка и 19 военных, ранено 10 человек, угнано 3040 голов скота, в том числе у армян - 2 тыс. [35].
Многочисленные инциденты и проявления национального антагонизма не изменили тенденцию к ослаблению курдо-армянской вражды в сравнении с эпохой "зулюма". Тем более, что истинная подоплека инцидентов была ясна большинству непредубежденных свидетелей, не исключая и самих армян. Например, епископ из Муша Нерсес Хорахонян писал католикосу Геворку V в октябре 1912 г.: "Напрасно обвиняют курдов, черкесов или других: корень зла и коварства - турецкое правительство; нет никакой разницы от того, какая партия возглавляет его - иттихад или итиляф". Далее Хорахонян писал о потворстве властей курдским грабежам и о том, что откупщики налогов "под предлогом десятины грабят армянских и курдских крестьян" [36]. А вот мнение армянского патриарха Завена Евгияна: "...Если среди курдских аширетов, особенно в Битлисском вилайете, встречаются такие, которых следует считать врагами армян, то другие относятся к армянами дружелюбно и готовы с ними идти рука об руку. Турецкое правительство, издавна подозрительно относившееся к армяно-курдской дружбе и не перестававшее принимать меры к возбуждению одной народности против другой, ныне, ввиду пробившегося наружу движения среди курдов, прилагает особенные усилия к тому, чтобы обратить острие этого движения против армян" [37].
В Стамбуле особенно опасались влияния на курдов успехов национально-освободительного движения народов Европейской Турции, которым в результате Балканских войн удалось освободиться от турецкого ига. По сведениям начальника консульских конвоев в Иранском Азербайджане полковника Андриевского, турецкий комиссар на турецко-иранской границе Джабир-паша не раз выражал опасения, как бы курды не уготовили для турок "новую Албанию". Особое внимание обращали турецкие власти на положение в районе турецко-иранской границы, стремясь не допустить "заражения" пограничных и иранских курдов освободительными идеями. Поэтому большое внимание уделялось привлечению на сторону Турции вождей самых крупных и сильных пограничных племен - бекзаде и харки, а также эмигрировавших в Иран курдских лидеров [38]. Насколько было заинтересовано турецкое правительство в поддержке курдской верхушки, показывает тот факт, что в конце 1912 г. султан даровал амнистию злейшему врагу Турции - Абдуррезаку, а также шейху Та. Мутесарриф Джевдет-бей обратился к Абдуррезаку со специальным посланием, призывая его позабыть ссору с турецким правительством и отвернуться от России [39].
По сведениям русского посольства в Тегеране, Абдуррезак выразил готовность пойти навстречу турецким предложениям 40 при условии, что в Турции ему дадут участок земли и 2 тыс. лир "на первое обзаведение". Однако турецкое правительство, по-видимому, не доверяло Абдуррезаку, считая, что он слишком тесно связан с Россией. Его предложение было отвергнуто с мотивировкой, что Турция не хочет вызвать неудовольствие России [41].
В планы турецкого правительства входило не только стремление затормозить развивающееся освободительное движение курдов. Играла роль и заинтересованность Стамбула в поддержке курдов в случае предполагавшегося в то время вооруженного вмешательства России в пользу балканских государств, которые воевали с Турцией.
Несмотря на попытки властей вновь натравить курдов на армян и курдофильские жесты итиляфистов, курдское освободительное движение в период их полугодового пребывания у власти отнюдь не угасло. Курды практически не видели разницы между правлением итиляфистов и иттихадистов.
Во второй половине 1912 г. наблюдался рост антитурецких настроений и одновременно резко усилилась ориентация на Россию. В Битлисском вилайете, отмечал русский наблюдатель, "в отношениях к своему настоящему законному правительству большинство курдов или совершенно равнодушно, не высказывая к нему ни преданности, ни особой ненависти, или же прямо враждебно". И хотя турецкие власти усиленно разжигают распри между племенами и не считают возможным "сорганизацию их для каких-нибудь серьезных активных выступлений", брожение среди местных курдов растет [42]. В донесении начальника штаба Кавказского военного округа от 7 декабря 1912 г. говорилось" что большинство курдов не питает вражды к России и вряд ли примет участие в войне против нее, несмотря на то что турки снабжали некоторые племена оружием (например, аширет джаф) и старались задобрить курдских старшин. Ага одного племени, насчитывавшего 10 тыс. человек, говорил, что "его курды с удовольствием подчинились бы России, так как в России больше справедливости и правосудия, чем в Турции". Не только анатолийские, но и многие иракские племена "не прочь бы завязать сношения с Россией и искать ее покровительства. Это относится в первую очередь к могущественному шейху Барзану, который при известных условиях мог бы перейти на сторону России" [43]. Полковник Андриевский тоже утверждал, что многие шейхи южной части Венского и северной - Мосульского вилайетов, в том числе и Барзани, "не прочь бы завязать сношения и искать покровительства России" [44]. Российский вице-консул в Баязиде, отмечая огромное недовольство курдов турецкой администрацией, писал: "Преданность Турции курдов весьма невелика, в особенности беднейшей части курдского населения, среди которой намечается тяготение к России" [45]. На это же обстоятельство и на возможность всеобщего восстания курдов указывал и Олферьев [46].
Прорусские настроения больше всего были распространены среди трудовых слоев курдского народа. Вице-консул в Битлисе Ширков сообщал, что если среди шейхов, мулл и ходжей было относительно много врагов России, то подавляющее большинство рядовых кочевников, крестьян-земледельцев, рабочих, ремесленников и торговцев были дружественно настроены к России. По словам Ширкова, они говорили: "Хоть бы скорее пришли русские, - мы избавились бы часом раньше от этого (турецкого. - М.Л.) неспособного, слабого и безнравственного правительства". Примечательно, что курды-хамидийцы, среди которых антирусские настроения насаждались особенно усиленно, теперь были "настроены неопределенно по отношению к Турции и России", а многие из них начали склоняться на сторону России, выражали желание перейти в русское подданство и даже будто бы заказывали себе кресты [47].
Не удивительно поэтому, что в период пребывания итиляфистов у власти многие видные курдские вожди вели активную подготовку к всеобщему антитурецкому восстанию, ориентируясь на помощь России. Такое восстание с целью создания независимого курдского бейлика (княжества) планировали, в частности, сыновья Бадрхана Хусейн и Хасан, хотя они прежде поддерживали итиляфистов. Хусейн и Хасан надеялись поднять против турок от 60 тыс. до 100 тыс. курдов. Они заявили, что проектируемый ими курдский бейлик будет поставлен в зависимость от России на тех основах, на каких различные германские королевства и княжества входят в состав Германской империи. Кроме того, Хусейн и Хасан подчеркнули, что без поддержки России они не начнут восстания, и хотели вступить в переговоры с представителями российского правительства о помощи [48].
В середине августа 1912 г. к генеральному консулу России в Эрзеруме Штриттеру обратился некий Хайреддин-бей с просьбой сообщить, как русское правительство отнесется к всеобщему восстанию курдов. По словам Хайреддина, он является вторым председателем в комитете по организации, восстания и на него возложена обязанность поднять курдов-Эрзерума, Битлиса, Баязида и Муша. В этот .комитет, сказал Хайреддин, входят влиятельные курдские вожди, платящие членские взносы. Комитет имеет отделения в Ване, Диарбекире, Урфе и в других курдских центрах; он надеется поднять 70 тыс. вооруженных курдов. Хайреддин уверял своего собеседника, что турецкие войска на 9/10 сочувствуют курдам и что можно было бы в 15 дней организовать восстание, но для этого не хватает денег. В заключение Хайреддин заявил, что курды рассчитывают на помощь русского правительства и что конечная цель борьбы - автономия всего Курдистана [49].
Получив от России отрицательный ответ, курды тем не менее не прекратили подготовку к восстанию. К концу 1912 г., по словам нового российского генконсула в Эрзеруме А.Адамова, курды под воздействием успехов албанского восстания, неудач турецкой армии в Первой балканской войне и выступлений держав в пользу армян "все более и более проникались сознанием своей солидарности и стали подумывать о собственной автономии". В Эрзеруме в декабре 1912 г. состоялись тайные совещания по подготовке восстания. Было решено послать по всем аширетам делегатов [50].
Курдским вождям не удалось поднять всеобщего восстания против турецкого господства. Дело здесь не только в том, что Россия не пришла им на помощь. Сами курдские племена по-прежнему оставались разобщенными. Как справедливо отмечал Олферьев, курды Вана мало знали о курдах Диарбекира; в случае же их объединения "положение турок в Курдистане сделается тем же, что и в Албании" [51]. Тем не менее освободительное движение курдов послужило одной из причин, помешавшей итиляфистам удержать власть в своих руках.
23 января 1913 г. под руководством Энвера и Талаата был совершен государственный переворот, и младотурки вновь пришли к власти. Возвращение иттихадистов не улучшило положение в стране. Возобновившиеся в начале февраля военные действия против балканских государств принесли турецкой армии новые поражения. Лондонский мирный договор от 30 мая 1913 г. зафиксировал утрату Турцией почти всех европейских владений. Вторая Балканская война (июнь-август 1913 г.) между Болгарией и ее вчерашними союзниками, к которым присоединились также Румыния и Турция, лишь частично возместила Турции ее потери; Турции была возвращена древняя столица Османской империи - Эдирне (Адрианополь).
Не прекратились и политические распри. Итиляфисты устраивали заговоры против младотурок. 15 июня они убили великого визиря Махмуда Шевкет-пашу. Иттихадисты, воспользовавшись этим, расправились не только со своими политическими противниками, но и обрушились на демократические элементы. В стране утвердилась и окрепла диктатура триумвирата Энвера - Талаата - Джемаля, в котором первенствовал военный министр Энвер-паша. Младотурецкий триумвират взял на вооружение расистскую пантюркистскую идеологию для обоснования шовинистической внутренней и экспансионистской внешней политики.
Тем временем кайзеровская Германия быстро укрепляла свои позиции на Ближнем Востоке. Миссия германского генерала Лимана фон Сандерса, обосновавшаяся на берегах Босфора в декабре 1913 г., вскоре подчинила своему контролю турецкие вооруженные силы [52]. Турция быстро шла к утрате последних признаков самостоятельности в своей внешней политике. В итоге к началу первой мировой войны Османская империя, разоренная бесконтрольным хозяйничаньем иностранного капитала, связанная по рукам кабальными иностранными займами, ослабленная внутренними волнениями и неудачными войнами, стояла на пороге катастрофы.

КУРДСКИЕ ВОССТАНИЯ В 1913 -
ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ 1914 г.

Курдский вопрос был одной из наиболее сложных и тяжелых проблем, с которыми пришлось иметь дело младотурецким хозяевам Османской империи в последнее пятилетие ее существования. Положение в восточных вилайетах было осложнено также вновь обострившимся армянским вопросом Российский посол в Турции Гире писал Сазонову в начале марта 1913 г.: "Внутреннее положение Оттоманской империи далеко нельзя признать удовлетворительным. Среди курдов постепенно усиливается недовольство нынешним правительством и стремление к автономии. Армяне... относятся с опасением к деятельности курдов и в свою очередь вооружаются" [53].
Уже весной 1913 г. во многих районах Турецкого Курдистана положение стало очень напряженным. Агенты Абдур-резака, шейха Та и других курдских вождей разъезжали по всей стране и вели пропаганду против турецкого правительства. Они убеждали армян, что курдское освободительное движение не принесет никакого ущерба их интересам [54].
В Восточной Анатолии центрами курдского движения, как и прежде, были районы Вана и Эрзерума. В Ванском вилайете не только все христианское население и езиды, но и большая часть курдов были настроены крайне враждебно по отношению к турецкому правительству и дружественно по отношению к России. Значительно участились случаи обращения курдов в российское вице-консульство с жалобами на турецкие власти и с просьбами о покровительстве России [55].
Турецкие власти, и особенно ярый русофоб ванский вали Иззет-бей, не жалели сил, чтобы натравить курдов на Россию, а также раздуть курдо-армянские распри. Однако турецкая пропаганда не производила впечатления на курдов. Брожение среди курдов Ванского и соседних с ним вилайетов все время возрастало. Вождь хайдеранли Кор-Хусейн-паша, по словам вице-консула в Ване Акимовича, призывал курдов к восстанию "для образования из Курдистана автономной области под протекторатом России". Вожди главных аширетов начали проводить совещания по вопросу организации повстанческого движения в вилайете [56].
Идею независимого Курдистана при политической и материальной поддержке России пропагандировали и бадр-ханиды. Юсуф Кямиль Бадр-хан и его племянник Сулейман довели до сведения российского вице-консульства в Ване, что все аширеты сговорились поднять восстание против Турции в целях присоединения Курдистана к России и просят сообщить, могут ли курды надеяться на ее помощь [57].
Из-за острых разногласий, существовавших в руководящей курдской верхушке, всеобщее восстание так и не было поднято. Абдуррезак считал себя единственным кандидатом на пост правителя курдского бейлика и широко распространял слухи, что Россия поддерживает только его. Прежде всего с ним соперничали Кор-Хусейн-паша и его сторонники. На совещании в округе Ширван Сииртского санджака они решили отправить приверженца Кор-Хусейна Кямиль-бея в Тифлис, дабы выяснить, примет ли Россия курдов после провозглашения ими независимости под свой протекторат и позволят ли русские власти приобрести курдам оружие? Кроме того, Кямиль-бею было поручено выяснить, давали ли русские какие-либо обещания Абдуррезаку? Кямиль-бей утверждал, что Абдуррезак не пользуется симпатиями курдов и большая часть их настроена против него. Без выяснения всех этих вопросов в положительном смысле Хусейн-паша и его сторонники не решались приступить к действиям [58].
В Диарбекирском и других вилайетах Юго-Восточной Анатолии против Абдуррезака выступил также его двоюродный брат Хасан-бей. "Партия" Абдуррезака считалась прорусской, "партия" Хасана - проанглийской. Оба вождя враждовали между собой, внося разлад в курдское движение. Правда, Хасан и Абдуррезак вскоре помирились, но ненадолго [59].
Наконец, Абдул-Кадыр, который вообще держал сторону турок, враждовал со своим племянником шейхом Та, обвинил его перед турецкими властями. Шейх Та вынужден был бежать в Россию. Пробыв недолгое время в Новороссийске, шейх Та, пользуясь покровительством русских властей, переехал в Урмию [60].
Турецкие власти поспешили воспользоваться разногласиями между руководителями курдского движения. Летом 1913 г. в Турецкий Курдистан выехал видный иттихадист Неджи-бей. Он объехал всю страну, убеждая курдских беев оставаться спокойными, пока правительство не укрепится, дабы не дать державам повод вмешиваться [61].
В район Сиирта - Джизре для переговоров с курдскими вождями прибыл эмиссар турецкого правительства Фейзи-бей. Курды потребовали отозвания наиболее ненавистных турецких чиновников и помилования своих соотечественников,, осужденных турецкими властями. Турки вынуждены были принять эти требования [62]. Однако волнения в районе, в сущности, никогда не прекращались, власть турецкого правительства здесь всегда была непрочной, а нередко даже номинальной. Например, аширет джаф (15 тыс. семейств) никогда не платил податей турецкому правительству. Большинство курдов джаф, часть которых обитала на территории Ирана, вообще не признавали ничьей власти. Традиционно враждебным отношением к турецкому правительству отличались аширет хамавенд и бохтанские курды (25 аширетов) [63]. В казе Шемдинан власть турецкого каймакама была фиктивной. Здесь фактически правили потомки Обейдуллы [64]. Появление представителей турецкой администрации в районах Амадии, Джуламерка и Ревандуза обязательно вызывало активный протест местного населения; в Хакяри правительство даже платило курдам за пребывание там турецких чиновников [65].
Весной 1913 г. в Юго-Восточной Анатолии и Иракском Курдистане начались открытые антиправительственные выступления. В конце марта значительная часть Мосульского вилайета была охвачена курдским восстанием, с которым турецкие власти долго не смогли справиться [66].
В апреле 1913 г. курдское восстание охватило районы Верхнего Тигра и грозило распространиться на всю Юго-Восточную Анатолию. Центры движения находились в Джизре, Мидьяте и Хасанкейфе, возглавлял его род Бадр-хана [67].
В Диарбекирском вилайете и Сииртском санджаке несколько раз происходили вооруженные выступления курдских племен. Среди населения широко распространялись слухи о скором переходе Диарбекирского, Харпутского (Мамурет-уль-Азизского) и других вилайетов Юго-Восточного Курдистана под власть Российской империи. Антирусская контрпропаганда турецких властей не имела у курдов никакого успеха [68].
Турецкие власти лишь с большим напряжением всех своих сил подавляли эти выступления. Только из-за отсутствия единства у курдских вождей в Юго-Восточной Анатолии не разразилось весной 1913 г. всеобщее восстание курдов.
Между тем важные события назревали в Иракском Курдистане, где шейх Махмуд Барзанджи готовил выступление курдов. Его популярность и влияние быстро росли. Он установил контакты с сыновьями Бадр-хана Хусейн-пашой и Юсуфом Кямиль-беем, которые к весне 1913 г. стали почти неограниченными властителями Джазиры и не позволяли турецким властям собирать налоги с населения. Шейх Барзанджи вынашивал планы создания курдского федеративного государства. В отличие от Абдуррезака Барзанджи в то время рассчитывал на помощь и содействие Англии. Он был в переписке с британским вице-консулом в Мосуле Хони, установил также связь с генеральным консулом Англии в Багдаде Лоримером. Все это давало повод некоторым наблюдателям утверждать, что курды северо-восточной части Мосульского вилайета (округа Амадии, Дхоха, Акры, Ревандуза), на которую распространялось влияние Барзанджи, в отличие от курдов Сиирта, Джазиры, Мардина, Сулеймании, а также ассирийцев из округа Тиари настроены против России и в пользу Англии [69].
Поговаривали, что шейх Барзанджи намеревался создать в Иракском Курдистане нечто вроде буферного государства между Северным (Турецким) Курдистаном, где, как предполагалось, вскоре утвердится Россия, и Южным Ираком, на который имела виды Англия [70].
Тем не менее вывод о враждебном отношении шейха Барзанджи к России будет неверным. Делая ставку на Англию, он одновременно старался заручиться поддержкой России. С этой целью шейх Барзанджи в конце апреля 1913 г. направил к российскому консулу в Мосуле Кирсанову своего родственника Сейида Мухаммеда; последний заявил, что курды готовы оказать России помощь, "которую она могла бы от них потребовать, вплоть до вооруженного восстания против турецкого правительства". По словам Сейида Мухаммеда, курды готовы выставить до 50 тыс. бойцов. Он уверял Кирсанова, что пропаганда турецких властей, пугающих курдов агрессивными замыслами России, не пользуется никакой популярностью в Курдистане. Сейид Мухаммед пытался узнать у русского консула о намерениях российского правительства в Курдистане, а также о тех льготах и привилегиях, на которые могут рассчитывать курды от России. Консул высказал удовлетворение установлением связи с шейхом Махмудом и заявил о желательности помощи курдов в случае войны [71].
Непрекращающиеся курдские восстания привели в 1913 г. к дальнейшему ослаблению позиций младотурецкого правительства в населенных курдами районах. Нельзя сказать, чтобы иттихадисты недооценивали всей серьезности положения в своих курдских владениях. Однако у них не было реальных сил, чтобы подавить курдское освободительное движение. Только что окончившиеся войны .резко ослабили государственный аппарат, я особенно вооруженные силы, Османской империи. Поэтому власти вынуждены были искать иных путей для усмирения курдов.
В некоторых местах были проведены мероприятия, призванные убедить курдов в том, что власти начинают проявлять заботу о поднятии их экономического и культурного уровня. Вали Ванского вилайета Тахсин-бей, например, возглавил курдское общество "Нешри меариф ве тиджарет ве санаи" ("Распространение просвещения, торговли и промышленности") и организовал курдское кооперативное общество [72]. Младотурецкие газеты (в частности, стамбульская "Икдам") призывали правительство переводить курдов на оседлость, приучать их к земледелию и т.п. [73].
Одновременно была усилена и антирусская пропаганда среди курдов. Она велась не только в Турции, но и в самой России, среди закавказских курдов. Здесь орудовали панисламисты, связанные с турецким правительством. В сводке агентурных сведений департамента полиции по Карсской области и городу Карсу за февраль 1912 г. говорилось: "Турецкие бродячие эмиссары и муллы, находя у курдов радушный прием и приют, беспрерывно посещают курдские поселки, причем, пользуясь близостью границы, немедленно скрываются в Турцию при первых сведениях, заблаговременно получаемых местными, курдами". Панисламистским агитаторам потворствует "местная низшая администрация". Она "преимущественно принадлежит к курдским влиятельным бекам" [74]. Подрывной деятельности турецкой агентуры в Закавказье способствовало широкое недовольство предводителем российских курдов Али Ашраф-беком Шамшадиновым, который раболепствовал перед царской администрацией и не заботился о нуждах рядовых кочевников. Турецкие эмиссары агитировали за выдвижение на этот пост в случае смерти Шамшадинова не его брата, а орговского старшину Рашид-бека, одного из самых влиятельных курдских вождей в Закавказье, или Зорба-бека, старшину из Кагызмана [75].
Во время Балканских войн турецкая агентура организовала среди российских курдов сбор пожертвований и вербовку добровольцев. Завербованные ею курдские беи и старшины снабжали деньгами своих неимущих соплеменников и переправляли их в Турцию. Одновременно было налажено снабжение турецких курдов русским оружием, доставлявшимся из Эривани [76]. Особенно активно действовал в курдских селениях Кагызманского, Ольтинского и Ардаган-ского округов турецкий агент Мустафа-бей, занимавшийся сбором пожертвований в пользу турецкой армии и пропагандой панисламизма [77].
В то же время по-прежнему происходили нарушения турецкими курдами русской границы, что часто приводило к пограничным инцидентам [78].
В Турецком Курдистане младотурецкие агенты пытались использовать англо-русские противоречия и не боялись пропагандировать идеи о желательности укрепления влияния Англии на курдов, хотя истинные цели британской политики по отношению к Турции не составляли, конечно, секрета для Порты. По словам генконсула в Эрзеруме Адамова, армянский патриарх Завен Евгиян считает, что эмиссары правительства "деятельно работают в настоящее время над антирусской пропагандой среди курдов, которых они не прочь видеть в объятиях Англии, давшей гарантию неприкосновенности Азиатской Турции на 40 лет, лишь бы этим путем ослабить влияние России среди курдских аширетов" [79].
Все эти маневры младотурецких властей почти не производили впечатления на курдское население. Некоторые вожди, правда, выразили готовность к переговорам с правительством. Так, по утверждению вице-консула в Хое Чиркова, Абдуррезак выставил следующие условия примирения с турками: официальное признание курдской народности, учреждение школ для курдов, возвращение курдам вакуфных имуществ, назначение его сенатором, возвращение ему земель, предоставление административных постов его родственникам и т.д. [80]. Даже если это сообщение верно, переговоры курдов с турецкими властями так и не состоялись, ибо правительство не желало идти на уступки курдской верхушке, боясь ее усиления и роста автономистских тенденций, а подавляющее большинство курдов по-прежнему были настроены резко против правительства.
Во второй половине 1913 г., и особенно в первые месяцы 1914 г., в Турецком Курдистане произошли новые мощные антиправительственные выступления курдов. Одной из главных причин было усиление турецким правительством после окончания второй балканской войны налогообложения курдов, прежде почти свободных от прямых налогов. Была установлена подушная подать - около 4 лир на каждого взрослого и немного меньше на подростка. Власти начали взимать также зерновой налог - свыше 7 лир на мужчину; был увеличен и размер налога на скот - агнама. Срок давности для взыскания недоимок был увеличен вдвое с 10 до 20 лет. Кроме того, начало проводиться в жизнь принятое незадолго до этого распоряжение о распространении на курдов всеобщей воинской повинности и отбывании ее ими в регулярных войсках [81].
В этот предвоенный период оживилась деятельность курдских националистов. Во многих местах возникли курдские клубы и общества. Наибольшее влияние среди них имело "Комали Курдистан" ("Общество Курдистан"), влияние которого распространялось на все курдские районы. Курдские националисты организовали регулярную доставку оружия племенам. Но в основном они занимались политической агитацией. Она велась и за рубежом, и на страницах курдской прессы в Турции [82]. Например, генерал Шериф-паша в апреле 1914 г. опубликовал в газете "Мешрутийет" статью под названием "Курдские восстания и их причины". Автор резко критиковал младотурок за их национальную политику, особенно за организацию армянских погромов, цель которых, по мнению Шериф-паши, состояла в том, чтобы дискредитировать курдов в глазах Европы [83].
Курдские национальные круги требовали автономии для курдов, наподобие той, которую добились албанцы и за которую боролись арабы. По всей стране распространялись петиции ("Мазбата"), собравшие десятки тысяч подписей, которые призывали курдов бороться за свободу [84]. По словам видного французского знатока ближневосточных проблем того времени Эжена Юнга, программа курдских националистов сводилась к следующему: соблюдение постановлений прежних султанов об административной автономии Курдистана, уменьшение и упорядочение налогов, создание территориальной курдской армии для охраны русско-турецкой границы, введение местной курдской администрации, основание школ с преподаванием на курдском языке, все чиновники и офицеры в Курдистане должны быть курдами [85].
Однако в курдском освободительном движении по-прежнему отсутствовало централизованное политическое руководство и единство цели: одни выступали за независимый курдский бейлик, другие были сторонниками проведения реформ, третьи требовали отказа правительства от проведения армянских реформ [86].
Весной 1914 г. центром массовых вооруженных выступлений курдов стал район Битлиса [87]. В начале марта 1914 г. власти арестовали влиятельного и весьма почитаемого местного вождя Моллу Селима, подозреваемого в организации антиправительственного заговора. По дороге в Битлис, в местечке Кумач вблизи Хизана курды напали на конвой и освободили Селима. Этот эпизод стал сигналом к всеобщему восстанию битлисских курдов.
Выступление битлисцев не было стихийным. Его в течение трех лет готовили Абдуррезак, Юсуф Кямиль и другие видные курдские вожди, главным образом из рода Бадр-хана. В этом деле принимали также участие шейх Та и Симко. Из Хоя, где было организовано нечто вроде штаба курдского движения, курдам доставлялось оружие. Молла Селим обратился с письмом к армянскому патриарху, в котором предупреждал его, что восстание будет направлено исключительно против младотурок, и призывал к сотрудничеству курдов и армян [88].
В результате ареста Моллы Селима выступление началось на месяц раньше условленного срока, что имело, по утверждению Юсуф Кямиль-бея, роковые последствия [89]. Со всех сторон в Хизан начали стекаться повстанцы. 9 марта их насчитывалось 4 тыс., а через день - вдвое больше. Они потребовали восстановления шариата и удаления турецкой администрации, которая "разорила курдов и продает страну иностранцам" [90]. Власти первоначально бездействовали, ибо, по предположению Гирса, были "намерены, по-видимому, противопоставить курдское восстание и их требования вопросу о введении армянских реформ". Посланный в Хизан небольшой отряд без труда был рассеян курдами [91].
Положение турок становилось критическим. В середине-марта двухтысячный отряд курдов осадил город Битлис. Вали вступил с повстанцами в переговоры. Тогда правительство назначило в Битлис другого, более энергичного вали и одновременно послало туда из Эрзинджана полк (который вскоре был разбит курдами). 3 апреля курды вступили в Битлис. На этом их успехи кончились.
К вечеру того же дня в Битлис прибыли крупные подкрепления из Муша (один батальон пехоты и два полка кавалерии), и курды вынуждены были поспешно покинуть город. В этот день они потеряли до 60 человек убитыми (турки - только четверых). Шейх Молла Селим и трое его соратников успели укрыться в русском консульстве, остальные руководители восстания попали в плен; рядовые повстанцы рассеялись по окрестностям [92].
Турецкое правительство жестоко расправилось с участниками битлисского восстания. Повсюду были произведены аресты. Было схвачено большинство курдских вождей Битлисского вилайета. Арестованные курды подвергались избиениям и пыткам. 7 мая 1914 г. в Битлисе были повешены, шейхи Сейид Али, Шехабеддин (схваченный при попытке перейти русскую границу) и девять других руководителей курдского восстания. Вскоре были казнены еще некоторые вожди [93].
По мнению Ширкова, причина столь суровых репрессий1 против курдов заключалась в том, что восстание было направлено не против армян, как ожидали власти (хотя и были отдельные эксцессы), а целиком против туйецкого правительства [94]. Однако террор не запугал курдов. Один из повешенных 7 мая, Молла Расул, за несколько минут до казни, обращаясь к турецким солдатам и чиновникам, сказал: "Слава богу, что меня вешают мусульмане; я не видел русских, но надеюсь, что вы очень скоро увидите их, и они отомстят вам за нас" [95].
Расправа с битлисскими повстанцами, в том числе казнь шейха Шехабеддина, почитавшегося курдами "святым", вызвала огромное возмущение у них. По всей стране агитаторы призывали курдов подняться на вооруженную борьбу против турецких угнетателей. Во многих районах Восточной Анатолии начинались волнения. В Эрзерумском вилайете, например, наблюдалось массовое уклонение курдов от уплаты возросших налогов [96]. Волнения вспыхнули в Эрзинджане и на турецко-иранской границе, причем до 5 тыс. иранских курдов объединились с турецкими во время боев с правительственными войсками [97]. Однако наиболее острые формы курдское движение приняло весной 1914 г. в Ираке.
Еще в конце января 1914 г. представитель шейха Махмуда Барзанджи Сейид Мухаммед вновь обратился к русскому вице-консулу в Мосуле Кирсанову с просьбой разъяснить ему русскую политику в Курдистане. Сейид Мухаммед одновременно передал Кирсанову очень любезное письмо от своего - патрона и информировал его о начавшемся движении в районе Сулеймании [98].
В марте 1914 г., т.е. в разгар событий в Битлисе, большая часть Иракского Курдистана была охвачена курдским восстанием, которое возглавлял шейх Абдул-Салям Барзани. Непосредственным поводом к восстанию послужило увеличение налогов на 25%. В самом начале восстания шейх Абдул-Салям телеграфировал министру внутренних дел Турции о том, что враждебные действия против турецкого правительства он якобы начал по совету русского консула в Мосуле, который обещал ему помощь и награду. По-видимому, Барзани предпринял этот шаг, чтобы запугать турецкое правительство и вынудить его пойти на уступки курдам [99]. Есть сведения, что шейх Абдул-Салям искал покровительства и у англичан. Эти маневры курдского вождя не достигли цели. Уже в середине марта турки начали сосредоточивать в Ревандузе, Акре и Амадии войска, предназначенные для подавления курдского восстания в Ираке [100].
Между тем восстание охватило весь Мосульский и значительную часть Багдадского вилайетов. К Абдул-Саляму присоединились племена хамавенд, джаф, дизаи и другие. Большинство участвовавших в восстании курдских вождей рассчитывали на помощь России и обращались в русские консульства за покровительством [101]. Однако ожидаемой помощи курды не получили, а силы были слишком неравны.
Турецкое правительство, крайне встревоженное восстанием Барзани, бросило против повстанцев значительные силы; ж концу апреля Барзани был разбит, а к началу июня восстание в Иракском Курдистане было окончательно подавлено. Над курдами была учинена жестокая расправа, селения повстанцев сжигались. Шейх Барзани бежал сперва в Урмию, где скрывался в одной из окрестных деревень, а вскоре перешел в Россию и поселился в Нахичевани [102].
События, происходившие в Курдистане весной 1914 г.,, и особенно битлисское восстание, крайне обеспокоили младотурецкую верхушку. Правительство опасалось, что беспорядки в Курдистане окажут неблагоприятное впечатление на европейское общественное мнение и, в частности, на проходившие тогда франко-турецкие переговоры по экономическим вопросам (турки рассчитывали получить от Франции новый крупный заем). В Стамбуле боялись также, что курдские восстания приведут к дальнейшему ухудшению отношений с Россией и к ее активному вмешательству. Не случайна" на подавление битлисского восстания были брошены не дислоцированные в непосредственной близости к Битлису воинские части из пограничных с Россией районов, а вызваны подразделения из сравнительно отдаленного Мосула [103]. Наконец, особую тревогу у младотурецких правителей вызвало то обстоятельство, что подъем курдского освободительного" движения, вопреки всем ожиданиям, стимулировал антифеодальные и антиправительственные выступления армянского народа. Армянское крестьянство, в частности, усилило борьбу за ликвидацию кяфирного права и установление системы арендных отношений с владельцами земель. Наибольшего размаха движение против кяфиризма достигло в Ване и, Муше. Тахсин-паша даже вынужден был пойти на частичные уступки армянскому крестьянству и принять некоторые ограничительные меры против произвола курдских беев, но встретил решительное сопротивление со стороны курдских феодалов. В результате турецкие власти быстро пошли на уступки курдской верхушке и отказались от всяких поползновений на их права [104]. В связи с проектом армянских реформ правительство (в ответ на требование курдских вождей) обещало поставить в парламенте вопрос о распространении обещанных армянам гарантий и на курдов [105].
4 апреля 1914 г. состоялось специальное заседание комитета "Единение и прогресс", на котором рассматривался один вопрос: как быть с курдами? Председатель комитета Мидхат Шюкрю-паша сказал, что стремление правительства убедить курдов в превосходстве новой формы правления и заставить их отказаться от старых привилегий далеко не везде имело успех. Враги нынешнего правительства, продолжал Мидхат Шюкрю, влиятельные Курдские вожди - потомки Бадр-хана, опираясь на содействие турецких эмигрантских комитетов, обосновавшихся в Одессе и Батуме, и пользуясь покровительством русских консулов [106], готовят восстание с целью свержения младотурецкого режима.
В ходе прений было предложено пойти на компромисс с главнейшими курдскими вождями: назначить их на высокие должности, вплоть до предоставления им депутатских и сенаторских кресел, давать субсидии.
Однако большинство членов комитета выразили опасения, что курды и в столице поднимут бунт. Позиция же курдов в провинции и вовсе не вызывала доверия. Поэтому в соответствии с решениями комитета "Единение и прогресс" правительство сделало упор на меры пресечения. Вали Битлиса и Вана было разрешено в случае необходимости объявлять военное положение. Великий визирь Сайд Халим-паша обратился к военному министру Энверу с просьбой, чтобы по первому требованию административных властей в курдские вилайеты высылались войска. В то же время Сайд Халим предписал вали Ванского, Битлисского, Эрзерумского, Диарбекирского, Мамурет-уль-Азизского, Сивасского и Трапезундского вилайетов принять все меры предосторожности, чтобы в случае курдских волнений не пострадали христиане и особенно иностранцы. Министр внутренних дел Талаат-паша обратился к великому визирю с просьбой сделать представления России и Ирану о недопущении Симко к турецкой границе [107]. Для успокоения племен в восточные вилайеты выехал Энвер-паша с группой влиятельных курдов, сотрудничавших с правительством [108].
Ни новые попытки подкупить курдскую верхушку, ни свирепые расправы с курдскими повстанцами не привели к желаемым результатам. Репрессии только еще более ожесточили курдский народ, а посулы и награды уже не имели прежней притягательной силы для курдских беев и шейхов, потерявших последние остатки уважения и доверия к турецкому правительству.
Поражения битлисского и иракского восстаний не обескуражили курдов, не лишили их решимости бороться за свое освобождение от турецкого гнета.
Руководители курдского движения, учтя уроки битлисского восстания, подготовляли новые выступления. Самым важным и непременным условием в деле организации всеобщего восстания курдов и обеспечения его успеха они по-прежнему считали оказание Россией действенной военной и политической помощи и стремились во что бы то ни стало договориться с русскими. В конце июня 1914 г. один из сотрудников российского посольства в Стамбуле Якушев встретился с Юсуфом Кямилем, направлявшимся в Россию. "Весь Курдистан, - заявил курдский вождь, - ищет покровительства России и хочет работать с ней совершенно искренне". Юсуф Кямиль дал своему собеседнику адреса курдов, которые проживали в столице и могут быть полезны посольству как информаторы [109].
К генконсулу в Эрзеруме Адамову прибыли в конце июня 1914 г. шейхи из племени хайдеранли Абдул-Азиз и Абдул-Хамид. Они намеревались выяснить, готово ли русское правительство помочь курдам в случае восстания. Причем они имели в виду не только снабжение курдов оружием и боеприпасами, но и вооруженное вмешательство России и оккупацию русскими войсками всего Курдистана. Шейх Абдул-Азиз сказал консулу, что он действует по поручению Моллы Селима, укрывавшегося в российском вице-консульстве в Битлисе, и заверил, что турецкие курды тесно связаны с закавказскими курдами, а также добились согласия армян на совместные выступления против турецкого правительства. Резко отрицательно он отозвался только о дашнаках. В заключение шейхи сказали консулу, что если Россия не окажет курдам вооруженную помощь, то многие из них готовы выселиться в Россию [110].
Взоры к северному соседу Турции обратили даже те курдские вожди, которые прежде держались протурецкой ориентации. Шейх Абдул-Кадыр через проживавшего в Стамбуле брата мар-шимуна, духовного и светского вождя ассирий-цевнесториан, предложил Питеру Эллоу (Ага Петросу), переметнувшемуся к тому времени на сторону России и претендовавшему на роль главного проводника русского влияния среди иранских курдов, прибыть в столицу, чтобы обсудить вопрос о командировании его в Петербург для переговоров "о покровительстве Великой Империи". Питер Эллоу, однако, отказался приехать в Стамбул [111].
Летом 1914 г., в последние месяцы перед началом мировой войны и вступлением в нее Турции, во многих районах Восточной Анатолии курды вели партизанскую войну, нанося ощутимый ущерб турецким войскам и администрации. В казе Гарзан, например, успешно действовал Бешар Чато [112].
Курды не признавали властей, не платили налогов. Командиры хафиф сувари сообщали, что курды отказывались прибыть на военные сборы. По поручению Энвера командующий III округом Иззет-паша начал широко раздавать курдским вождям чины, ордена, денежные подарки, лишь бы они привели полки в Эрзерум для обучения. Но и эти меры не имели успеха [113].
В августе 1914 г., т.е. уже после начала мировой войны,, в некоторых районах Восточной Анатолии, главным образом в Ванском вилайете возникли курдские комитеты для пропаганды национальных идей среди курдов и подготовки всеобщего восстания. Они призывали курдов перейти на сторону России в случае присоединения Турции к блоку центральных держав [114].
Напряженное положение сохранялось и в Иракском Курдистане. После подавления восстания Барзани власти усилили надзор над курдскими племенами, стремясь подорвать, власть влиятельных беев и шейхов. Эффект, однако, получился обратный. Среди иракских курдов значительно укрепилось национальное самосознание. Немалая заслуга в этом принадлежала журналу "Хатави-курд", издававшемуся в Стамбуле, и другим курдским изданиям, а также антиправительственным листовкам и прокламациям. Некоторые крупные вожди, в том числе глава племени джаф Махмуд-паша, мечтавшие о сохранении курдской вольницы, хотели перейти в иранское подданство. По словам В. Ф. Минорского, они говорили: "Нам нужен такой покровитель, как у армян Россия". Центром курдского национального движения в Ираке стал район Сулеймании, где местная низовая администрация, а также солдаты и офицеры были по национальности курды [115].
Начало мировой войны укрепило у иракских, как и у анатолийских, курдов надежды на скорое освобождение от турецкого гнета. Согласно сведениям, полученным российским консулом в Соуджбулаке полковником Иясом от одного курдского вождя из Бане, "все курдские племена Мосульского и Багдадского вилайетов, объединенные клятвой на Коране, решили в случае принятия участия в военных действиях европейских держав поднять знамя восстания в надежде на тайную поддержку России их домогательствам независимости" [116].
Турецкие правящие круги пытались приписать подъем курдского движения в этот период "исключительно русским интригам и русскому влиянию" [117]. Эту версию с готовностью подхватили и немецкие газеты. "Берлинер Тагеблатт" писала, например, что в Турецком. Курдистане не воцарится спокойствие, пока Абдуррезак, Симко и Та будут "под русским покровительством продолжать из Персии свои происки против Турции" [118]. Абсурдность такого объяснения отмечали все наблюдатели (когда перед ними не стояли пропагандистские задачи), даже и те, которые недружественно относились к России. Германский консул в Трапезунде Бергфельд, например, писал, что "невозможно установить", какую роль играл "русский рубль" в курдском движении, которое, в отличие от прошлых лет, нисколько не было направлено против армян, а исключительно против турецкого правительства. "Цель движения", писал он, состоит в том, чтобы "причинить затруднения турецкому правительству" [119].
Освободительная борьба курдского народа в предвоенные годы стала более зрелой, она вдохновлялась в основном национальными идеями. Враждебное отношение к армянам, десятилетиями прививаемое курдам турецкими провокаторами, отошло на задний план. Однако курдское освободительное движение в Турции по-прежнему оставалось раздробленным и в значительной мере стихийным; личные интересы отдельных вождей зачастую преобладали над национальными.
Тем не менее оно наносило сильнейшие удары турецкому господству в Курдистане и содействовало дальнейшему углублению внутреннего кризиса Османской империи.

ПОЛИТИКА РОССИИ В ТУРЕЦКОМ КУРДИСТАНЕ

Резкое обострение положения на Ближнем Востоке в связи с началом триполитанской войны и быстрым ростом напряженности на Балканах активизировало политику царской России в Турецком Курдистане. Закрытие проливов Турцией после бомбардировки итальянским флотом Дарданелл привело к обострению русско-турецких отношений; не была исключена возможность военного столкновения между обеими странами.
Вопрос о роли курдов в случае войны Турции с Россией, писал посол Чарыков в Министерство иностранных дел, "заслуживает серьезного внимания, но вместе с тем и крайне осторожного к нему отношения". Чарыков считал, что курды могут оказать России помощь только в случае вооруженного столкновения с Турцией, которого турки стараются избежать. Отмечая, что преждевременно обсуждать вопрос о прекращении самостоятельного существования Ирана и Турции, посол писал далее: "Тем не менее курдам можно внушать, что согласно всем известным примерам туземные племена, пользующиеся защитой русской власти, всецело сохраняли и сохраняют обитаемые ими земли и вместе с тем неизменно получают возможность успешно развивать свои экономические интересы, без ущерба для своего исторически сложившегося национального и культурного быта" [120]. В заключение Чарыков высказался против массового перехода курдов в русские пределы. Таким образом, Чарыков отводил курдам чисто служебную роль союзников России в случае русско-турецкой войны, ни слова не говоряни о поддержке курдских движений Россией в мирное время, ни об отношении России к национальным чаяниям и требованиям курдов.
Министерство иностранных дел России одобрило подобную точку зрения на курдский вопрос, но сочло необходимым в то же время побудить вождей турецких курдов оказать влияние на их сородичей в Иране, дабы они перестали поддерживать турецких интервентов [121].
Несмотря на столь осторожную позицию России в курдском вопросе, турецкое правительство было уверено, что русские причастны к курдским движениям. В начале февраля 1912 г. министр иностранных дел Турции Асим-бей сделал Чарыкову представление по поводу антитурецкой деятельности Абдуррезака. Он просил воспрепятствовать агитации Абдуррезака против Турции и удалить его с границы [122].
В конце февраля Асим-бей возобновил ходатайство об удалении Абдуррезака с территории Закавказья "в видах желаемого успокоения умов в приграничных курдских областях". Если Абдуррезак откажется от политической агитации, заявил турецкий министр иностранных дел, он будет просить султана о даровании ему амнистии и разрешении вернуться в Турцию [123].
В отличие от Петербурга Тифлис проявил большую заинтересованность в позиции турецких курдов. В апреле 1912 г. Воронцов-Дашков через эриванского губернатора и макинского хана предпринял шаги для сближения с турецкими курдами "в целях привлечения их на нашу сторону в случае столкновения с Турцией". Наместник благоприятно отнесся к просьбе курдских вождей (в том числе и Кор-Хусейна-паши) снабдить их деньгами и оружием при условии перехода на сторону России [124] и рекомендовал правительству ее поддержать, но председатель Совета министров В.Н.Коковцов думал иначе. Запрашивая мнение министра иностранных дел о ходатайстве курдских вождей, он писал: "Со своей же стороны, не могу не выразить серьезных сомнений в возможности принятия русскими властями каких-либо обязательств по устройству курдов в наших пределах, и в особенности по обеспечению курдских вождей постоянными субсидиями на казенный счет" [125].
Ответа Сазонова не удалось найти. В течение нескольких месяцев руководители российской внешней политики воздерживались от определения своей позиции по курдскому вопросу, с тревогой следя за развитием событий на Ближнем Востоке. В Министерстве иностранных дел оценивали обстановку на востоке Малой Азии как угрожавшую государственным интересам России и безопасности ее границ, что видно хотя бы из резко отрицательного отношения Сазонова к возникшему летом 1912 г. проекту строительства французами железнодорожных линий к Эрзинджану, Эрзеруму и Трапезунду. Ввиду неспокойного положения в Восточной Анатолии, где Россия пока не может думать "о культурных мероприятиях", отмечал Сазонов, дальнейшее расширение железнодорожной сети до Эрзинджана и Диарбекира должно быть растянуто до 15-16 лет, "в каковой промежуток времени несомненно наступит спокойствие" [126].
Осенью 1912 г., в разгар Первой балканской войны, правительство России заинтересовалось возможностями привлечения курдов на свою сторону не только в случае войны, но и в мирное время. 14 (27) ноября 1912 г. Сазонов обратился с циркулярным письмом к послу в Стамбуле и к вице-консулам в Ване, Урмии, Баязиде и Соуджбулаке. Желательно, писал он, "использовать настоящий момент для укрепления нашего влияния среди курдов и возможного отвлечения их от Турции". "Важно выяснить, - продолжал Сазонов далее, - возможно ли объединение курдских племен и каким путем ему можно было бы способствовать, ибо лишь в массе курды могут образовать серьезную силу. Не следует, однако, упускать из виду тесную связь между вопросами курдским и армянским" [127].
Таким образом, русское правительство впервые, хотя и в весьма неопределенной форме, поставило вопрос о необходимости решения всей курдской проблемы на политической основе. В курдской политике России несомненно произошёл некоторый сдвиг.
В связи с этим многие русские дипломаты на Ближнем Востоке требовали применить новые, более эффективные методы, которые бы способствовали быстрому распространению влияния и авторитета России на все курдские племена. Они указывали, в частности, на желательность открытия новых консульств. Олферьев, например, настойчиво требовал основания дипломатического поста в Харпуте для поддержания связей с курдами Дерсима, питавшими "особые симпатии" к России, и для организации противодействия антирусской пропаганде, которую вели немецкие и другие миссионеры. Он считал недопустимым, чтобы русский вице-консул в Мосуле постоянно проживал в Багдаде [128].
Эти призывы нашли отклики в Петербурге. Особенно на стаивало на открытии новых консульств в восточных вилайетах Турции Министерство торговли и промышленности. Сазонов разработал проект открытия консульств в Диарбекире, Мосуле, Сивасе и Харпуте, вице-консульств - в Адане, Карасу и Эрзинджане, преобразования вице-консульства в Ване в консульство. "Посты эти, - писал Сазонов председателю Совета министров И.Л.Горемыкину, - предполагается учредить по весьма важным и веским политическим соображениям... Консульские посты в Диарбекире, Мосуле, Сивасе, Харпуте и Ване устанавливаются в важных политических целях, из коих главнейшею является контроль над проведением в Турции армянских реформ".
Министерство финансов из-за отсутствия необходимых ассигнований возражало против этого проекта. Сазонов, однако, продолжал отстаивать свое мнение, соглашаясь только повременить с основанием вице-консульства в Эрзинджане [129]. В проекте изложения дела, представленном Министерством иностранных дел в Думу, в частности, говорилось: "Консульства в Диарбекире и Харпуте имели бы задачей наблюдение за армянами, за курдским населением, а равно за арабами санджака Дейр-эз-Зор". В Мосуле же "требуют с нашей стороны внимания местные курды и пестрое христианское население верхней Месопотамии" [130]. Таким образом, в обосновании необходимости открытия новых консульств в Турции правительство России исходило не только из своих "армянских", но и "курдских" интересов. Учреждению новых консульств помешала начавшаяся вскоре война.
Среди различных предложений по активизации деятельности России в Восточной Турции и Северо-Западном Иране следует особо выделить рекомендации развернуть культурно-просветительскую работу среди курдов. Так, Олферьев, отмечая успехи американских и иных миссионеров в последние годы и отставание русских в указанных районах, писал: "Мы .должны начать в Турецкой Армении и Курдистане серьезную культурную работу, не останавливаясь ни перед трудностью задачи, ни перед денежными затратами. В результате мы добьемся блестящих последствий и потуги тех, которые стремятся выставить нас перед глазами пробуждающихся восточных народов "варварами", окажутся тщетными" [131].
Таковы же были взгляды главы прорусской партии в курдском освободительном движении Абдуррезака. В начале 1913 г. в Хое под председательством Абдуррезака было организовано курдское просветительское общество "Гехан-дени" ("Просвещение"). Оно предполагало основать курдскую газету, типографии, школы. Абдуррезак обратился в русское консульство с просьбой взять это общество под своё покровительство с правом контроля над его деятельностью [132].
В феврале 1913 г. Абдуррезак через вице-консула в Хое Чиркова направил русскому правительству докладную записку, в которой была намечена серия мероприятий по развитию русско-курдских связей. Абдуррезак советовал командировать в Курдистан известного уже в те времена русского курдолога И.А.Орбели, впоследствии академика, видного советского кавказоведа, искусствоведа и этнографа, для составления курдской грамматики и словаря. По мнению Абдуррезака, И.А.Орбели должен "сделать перевод с русского на курдский интересных произведений русской литературы и перевести с курдского известные сочинения курдских поэтов, которые еще никогда не были переведены ни на один европейский язык. Работа Орбели в этом направлении будет много способствовать сближению двух народностей".
В следующей докладной записке Абдуррезак, ссылаясь на свои беседы с академиком Н.Я.Марром, отмечал настоятельную необходимость создания в Петербурге центра по изучению курдского языка и литературы, первоочередной задачей которого было бы создание курдского алфавита на русской основе. Абдуррезак подробно обосновывал важность замены арабской письменности русской. Он особенно настаивал на посылке в Россию молодых курдов для получения там образования и на важности организации изучения курдами русского языка. Расходы на это, по его мнению, можно покрыть за счет закята (предписываемой шариатом милостыни на благотворительные цели). "Образованные курды, - писал Абдуррезак, - желали бы, чтобы главную роль в изучении Курдистана, его истории и курдского языка и литературы принадлежала бы России, тем более что значительное количество Курдов живет в России и что симпатии курдов все более склоняются в сторону русских. К тому же учреждение курдской кафедры при императорском Санкт-Петербургском университете, сделавшись известным в Курдистане, еще более укрепило бы в курдах стремление приобщиться к русской культуре". В заключение Абдуррезак особо подчеркивал, что указанные выше мероприятия "принесли бы, без сомнения, большую практическую пользу для работы Министерства иностранных дел, и особенно для деятельности русских консульств в Курдистане [133].
Идеи Абдуррезака нашли полное сочувствие у вице-консула в Хое Чиркова, с которым Абдуррезак был наиболее близок. "Доверие курдов к нам растет с каждым днем", - писал Чирков. Россия, по его мнению, должна это использовать и помогать Абдуррезаку во всех его культурных начинаниях, особенно в связи с опасностью усиления влияния Англии и Германии в Курдистане. Чирков выражал уверенность, что больше всего выиграет в глазах курдов тот, "кто ранее приступит к созидательной работе", в том числе и в области просвещения и культуры [134].
Российский вице-консул сделал попытку реализовать идеи Абдуррезака в подведомственном ему округе Иранского Курдистана. 4 ноября 1913 г. в Хое в торжественной обстановке была открыта первая в городе курдская школа, построенная на средства, собранные самими курдами. В программу школы было включено изучение русского языка и литературы. Курдский язык преподавался на русском алфавите. При школе была открыта небольшая амбулатория. Учеников в школе насчитывалось вначале всего 29 человек [135].
Открытие школы в Хое было событием для всего Иранского Курдистана и Азербайджана. Сторонники Турции начали вести ожесточенную антирусскую агитацию среди местной знати и духовенства. Агенты бельгийской таможенной администрации распускали ложные слухи о поборах и насилиях, которыми якобы сопровождалось строительство школы. Особенно был недоволен макинский сердар, мракобес и реакционер, выдававший себя за друга России. По его наущению хойский губернатор преследовал мастеров, работавших на постройке школы.
Турки, опасавшиеся роста симпатий курдов к России, поспешили предпринять контрмеры. Несмотря на отсутствие в казне денег после окончания Балканских войн, они поспешили объявить об ассигновании крупных сумм на строительство курдских школ вблизи турецко-иранской границы. Интерес к просвещению курдов внезапно пробудился и у немцев. Германский вице-консул в Мосуле Гольдштейн предложил посылать курдских мальчиков для обучения в Германию и обещал принимать курдов в немецкие миссионерские школы в Ване. Реакция турок и немцев свидетельствовала о том, что культурно-просветительская деятельность могла стать эффективным средством укрепления позиций России в курдских .землях и привлечения на ее сторону курдских народных масс. "Нам тем более следовало бы позаботиться о культурном привлечении курдов на нашу сторону", - писал Чирков в связи с попытками турок и немцев перехватить у России инициативу в этом деле; он предлагал одновременно приступить к подготовке учителей для курдов и открыть новые школы в Чехрике, Сомае и Барадосте [136].
Однако призывы к культурно-просветительской работе среди зарубежных курдов не могли найти отклика в руководящих кругах царской России. Традиционная косность правительственного аппарата, нежелание и боязнь царских властей содействовать просвещению народных масс, тем более "инородцев", - все это мешало русским правящим кругам применять по отношению к курдам более гибкие методы, которые давно уже применяли германские, английские, американские и иные колонизаторы. Российские чиновники получали инструкции ограничиваться только контактами с курдской "элитой", и то по преимуществу находившейся в эмиграции. Естественно, что это значительно затрудняло достижение тех целей, которые ставила перед собой русская дипломатия в отношении курдов.
Правда, в предвоенные годы в правительственных сферах России все же было проявлено понимание политической необходимости более близкого ознакомления с курдами и всеми сторонами их жизни. Ущерб от отсутствия достаточной и правдивой информации о курдах был слишком очевиден. Как говорил корреспондент "Биржевых ведомостей" Ольгенин в своей лекции о поездке в Восточную Анатолию, "мы слишком мало знаем их (курдов. - М.Л.). Такое положение - результат близорукой политики России. Англия и Германия в этом отношении пошли дальше. Государства эти уже давно обратили должное внимание на курдов. Жизнь их систематически, в течение последних лет, изучается". Об актуальности изучения курдов, отмечал Ольгенин, говорит то, что все их восстания "совпадают с более или менее активными проявлениями русской политики" [137].
Оживление курдоведения в России было вызвано в первую очередь политическими причинами. "В те годы, - писал биограф И.А.Орбели К.Н.Юзбашян, - развитие курдологии в России стимулировалось не только научными, но и пологическими интересами Российской империи на Востоке" [138]. В письме управляющего Петербургским учебным округом от 6 (19) июля 1914 г. говорилось: "Согласно соображениям, сообщенным Министерству Народного Просвещения Министерством иностранных дел, представляется желательным ввести в факультет Восточных языков И. С. П. Университета преподавание курдского языка и курдской этнографии. В целях подготовки соответствующего специалиста Министерство Народного Просвещения признало возможным продлить срок оставления при Университете магистранта Орбели по 1 января 1915 г. с назначением ему содержания как оставленному при Университете..." [139].
В это время, по-видимому для И.А. Орбели, Н.Я. Марр составил "Программу занятий по курдской этнографии", в которой были отражены богатые материалы о курдских племенах, почерпнутые из литературы или основанные на его личных наблюдениях [140].
Для развития курдологии в России определенное значение имела деятельность курдских русофилов, особенно Абдуррезака. К их рекомендациям, о которых говорилось выше, в Петербурге, видимо, прислушивались; они оказывали и практическую помощь русским курдологам. В отчете, поданном И.А.Орбели на факультет восточных языков Петербургского университета, говорилось: "Весной отчетного года (1914. - М.Л.), воспользовавшись пребыванием в Петрограде известного курдского политического деятеля Бодырхана Иездан-шира (Абдуррезака), читал с ним и пользовался его объяснениями (в отношении языка) к некоторым суфическим стихотворениям прославленного курдского поэта Ахмеда Хани из Джезире, автора стихотворного романа "Мам и Зин"" [141]. Поощряемые сверху усиленные занятия русских ученых в области курдологии имели важное значение для развития этой отрасли востоковедения [142], а также для налаживания в некоторой степени русско-курдских культурных связей; но их политическая отдача, конечно, была малоощутима, поскольку среди самих курдов никакой культурно-просветительской деятельности не проводилось. Отношение к курдам русского правительства по-прежнему было чисто прагматическим.
Главной проблемой политики правительства России в Восточной Турции были курдские освободительные движения, потрясавшие Османскую империю в последний год перед мировой войной.
Как и прежде, позиция России была весьма осторожной. Гире в донесении Сазонову от 14 февраля 1913 г. отмечал", что русские дипломатические представители стараются воздерживаться от близких сношений с курдскими вождями, и особенно от каких-либо обязательств [143]. Так, по совету Чиркова Абдуррезак отказался возглавить подготовляющееся выступление хайдеранлинцев, о чем просил их представитель Хасан-ага [144].
В середине марта 1913 г. Гире имел беседу с посланцем шейха Махмуда Барзанджи. Последний, при условии сохранения своего владычества в Сулеймании и Киркуке, предложил себя и подвластных ему курдов в полное распоряжение России "как для вызова крупных беспорядков, которые могли; бы повлечь вмешательство, так и кооперацию во время войны". Гире заявил, что сведений о намерении занять край он не имеет, но ожидает от курдов "благожелательного к нам отношения и снабжения наших войск за плату провиантом и перевозочными средствами" [145].
В августе того же года переговоры с представителями Барзанджи вел генеральный консул в Багдаде Орлов. Курды пытались выяснить, чего им следует ждать от России в случае восстания против турецкого правительства. Они обещали немедленно перейти на сторону России, "если только им будут гарантированы личная и имущественная неприкосновенность и существующее племенное устройство, исключающее вмешательство чуждой им администрации в их повседневные взаимоотношения..." "Положение объединенного Курдистана в отношении России,- писал далее Орлов, - рисуется курдам в виде существующего политического положения Бухары и Хивы или индийских полунезависимых провинций по отношению к Англии с присущей последним военной организацией".
Как же ответил русский консул на столь далеко идущие декларации одного из могущественнейших вождей Иракского Курдистана, сулившие России несомненные военные и политические выгоды? Он наотрез отказался дать какие-либо" политические обязательства, выразив одновременно большие сомнения в искренности курдов и в их решимости бороться с турецким правительством и противостоять посулам его агентов [146]. Русские представители в своих сношениях с курдскими вождями предпочитали играть роль осторожных советчиков, так сказать "сдерживающей силы".
Такой подход к курдскому освободительному движению отдельные русские представители в Турции и Иране вменяли себе даже в заслугу, ибо они не хотели, чтобы их связи с курдскими вождями дали поводы Стамбулу, а также европейским столицам квалифицировать курдские восстаний как инспирированные Россией. "Ни Абдуррезак, ни один из отдавшихся под наше покровительство курдских главарей, - писал Чирков, - не решится на выступление против Турции: без нашего на то согласия, во всех своих действиях обращаясь ко мне за указаниями" [147]. В другом донесении Чирков,, отмечая, что турецкое правительство "бьет ложную тревогу по поводу фантастических приготовлений Абдуррезак-бея к вторжению в турецкие пределы" с целью оправдать увеличение своих войск на турецко-персидской границе, писал: мы "стараемся использовать все наше влияние на пограничных персидских курдов для удержания их ответных враждебных выступлений против турок" [148].
Немаловажной причиной столь осторожной политики русских властей, их нежелания эффективно поддерживать курдские движения в Турции были опасения осложнить положение христиан в восточных провинциях Турции. Дело было, конечно, не в афишируемых официальными кругами "гуманных" чувствах к "единоверцам", а в том, что армяне и ассирийцы считались главной опорой русского влияния на востоке Османской империи и русское правительство всегда им отдавало предпочтение перед курдами, как бы последние ни стремились добиться благорасположения России. Осложнение внутреннего положения в Восточной Анатолии было нежелательно для России и ввиду начавшейся дипломатической кампании за армянские реформы.
Значительно больше внимания, чем прежде, начали в России обращать на ассирийцев. Гире указывал на необходимость поддержки их денежными субсидиями, покровительством консулов, сдерживающим воздействием на курдов и т.п. По мнению посла, делать это надо осторожно; он считал преждевременным (до выяснения международного статуей Армении и Курдистана) побуждать ассирийцев к активным выступлениям против турецкого правительства. Главная задача сейчас, писал Гире, это организация поездок наших миссионеров к ассирийцам. Но и здесь необходимо не возбуждать подозрений других миссионеров и поддерживать хорошие отношения с курдами, ибо надо "иметь в виду, что в удаленных углах Турции мы не располагаем такими средствами покровительства, как в при-Урмийском районе" [149].
Гире был сторонником обращения ассирийцев в православие, считая, что это будет иметь важное политическое значение. "Несториане являются, -отмечал посол, - существенным орудием возможного расширения нашего влияния в Курдистане" [150].
Уже отмечалось, что правительство России подходило к этому вопросу с крайней осторожностью. Еще в августе 1912 г. товарищ министра иностранных дел А.А.Нератов настаивал на отклонении просьбы мар-шимуна Беньямина о переходе в православие именно потому, что она имела политическую подоплеку: стремление добиться покровительства России. Нератов полагал, что поддержка России может быть обещана мар-шимуну лишь в том случае, если он будет иметь дело только с антиохийским патриархом [151].
Однако в канун первой мировой войны в связи с ростом напряженности во всем мире и, в частности, на Ближнем Востоке позиция правительства России несколько изменилась. В 1914 г была увеличена правительственная субсидия православной миссии в Урмии - с 34400 до 40 тыс. руб. ежегодно (правда, Совет министров отверг просьбу архимандрита Сергия о дальнейшем увеличении каких-либо субсидий) [152].
Урмийская миссия стала главным центром прорусской пропаганды во всем Курдистане, не только Иранском, но и Турецком. Она вела и некоторую просветительскую работу. При миссии существовало училище-пансион с 73 учениками и женская школа с 34 ученицами. Кроме того, миссия открыла 64 сельские трехклассные школы, в которых обучалось 1945 учеников [153]. Однако основной задачей миссии была пропаганда православия среди -населения Иранского и Турецкого Курдистана, главным образом среди ассирийцев. Особенно значительных успехов добились православные миссионеры среди пятидесятитысячного ассирийского населения приурмийского района. В 1911 г. приняла православие часть ассирийцев Салмаса, в 1912 г. - Тергевера, в 1913 г. - Сулдуза, в 1914 г. - Мергевера и Барадосташ. В первой половине 1914 г. был положительно решен вопрос об открытии отделения миссии в Салмасе [155]. В конце 1913 г. архимандрит Сергий был возведен в сан епископа с назначением епископом салмасским [156]. "Принятие православной веры этими сирийцами, - писал Сергий в отчете о деятельности миссии за 1912 г., - должно непременно идти параллельно с утверждением политического влияния России в Курдистане, в противном случае было бы невозможно насаждать среди тамошних христиан церковные православные порядки. Невозможно также оставлять этих сирийцев без нужной помощи в их тяжелом положении среди курдов". "Русское политическое " культурное влияние, с удовлетворением писал Сергий,- завоевывает Северную Персию, прилежащую к Курдистану". Это, отмечал Сергий, оказало большое влияние на "горных" (турецких) ассирийцев [157].
В мае 1913 г. мар-шимун Беньямин вновь обратился с просьбой о принятии его 70-тысячной паствы в православие. Это обращение было вызвано ухудшением положения хакярийских ассирийцев, на которых турецкие власти натравливали курдские племена, распространяя слухи, что Россия вооружает ассирийцев и хочет их побудить напасть на курдов [158]. Кроме того, позиции несторианской церкви вообще были подорваны деятельностью западных миссионеров. На этот раз правительство России согласилось удовлетворить просьбу мар-шимуна. По согласованию с патриархом Антиохийским и всего Востока Григорием было решено для конкретных переговоров командировать в резиденцию мар-шимуна (селение Кочанис) Сергия [159]. На поездку ему было отпущено 5 тыс. рублей.
Однако, положительно решив вопрос об обращении ассирийцев в православную веру, Министерство иностранных дел России по-прежнему проявляло крайнюю осторожность. Поездка Сергия в Кочанис под разными предлогами откладывалась с месяца на месяц. Весьма характерно в этом отношении письмо Нератова Саблеру от 7 (20) февраля 1914 г. "Принимая во внимание всю важность для нас с церковной и политической точки зрения вопроса о переходе несториан в православие, - писал Нератов обер-прокурору Синода, - Министерство признает необходимым действовать с особой осторожностью, дабы не вызвать напрасных подозрений со стороны турок и не задевать их самолюбия. Это представляется тем более важным, что при сложившейся ныне политической обстановке можно рассчитывать довести до благополучного конца это трудное дело с помощью дружественных переговоров с турецким правительством и патриархатом". Далее Нератов напоминает, что необходимо поставить несториан в каноническом отношении в зависимость не от Синода, а от Антиохийской патриархии. "При этом, однако, представляется желательным, чтобы Map Шимун и его паства имели бы точное представление о заботе русской церкви в отношении их и понимали бы, что, по существу, они будут в известной зависимости от св. Синода и лишь номинально от Антиохийской патриархии". Министерство иностранных дел, писал в заключение Нератов, согласно на поездку Сергия в Кочанис лишь при условии, чтобы сна "носила частный и осведомительный характер" [160]. Нератов настаивал на обязательном участии представителя Антиохийской патриархии в обращении ассирийцев в православие. Саблер сообщил Сергию, что инициатором такой. сверхостогюжной тактики в отношении ассирийцев был посол в Турции Гире [161].
Показателен и инцидент, который возник в связи с опубликованием в журнале "Православная Урмия" (№ 19) частного письма Сергия. В этом письме содержался рассказ о том, что во время аудиенции, которую дал Николай II Сергию 21 января 1914 г., царь одобрительно отозвался о намерении ассирийцев принять православие. Турецкий консул в Урмии немедленно телеграфировал своему послу в Тегеран об агрессивных намерениях России в Турецком Курдистане и советовал срочно принять меры. Всполошились и английские миссионеры [162].
В Министерстве иностранных дел России были весьма встревожены этим, казалось бы, незначительным происшествием. Обер-прокурору Саблеру Сазонов с раздражением писал, что Сергию следует впредь воздерживаться от подобного рода действий и вообще надо соблюдать крайнюю oосторожность, чтобы ни у кого не возникло впечатление о политическом значении перехода несториан в православие [163].
В конце концов долгожданная поездка Сергия в Кочанис к обращение горных ассирийцев в православие так и не состоялись. 8 июля 1914 г., когда в Европе возник вызванный сараевским убийством кризис, Саблер дал указание Сергию отложить отъезд к мар-шимуну [164]. Наступившая вскоре война похоронила все планы России в отношении горных ассирийцев.
В предвоенные годы успешно развивались отношения: между Россией и той частью ассирийцев, которая находилась под влиянием католицизма, так называемыми сиро-халдейцами или сиро-яковитами. Накануне первой мировой войны князь Борис Шаховской, занимавший в то время пост консула в Дамаске, вел переговоры с сиро-яковитами через их дамасского епископа Петра, "чтобы, - как писал Шаховской, - воссоединением их с православием утвердить влияние России в Южном Курдистане, учреждением там среди воссоединенных сиро-яковитов целой сети школ Палестинского общества". Переговоры проходили успешно, и на рубеже 1914 г. Шаховской представил соответствующий проект в МИД. Там проект присоединения сиро-яковитов к православию был одобрен, и осенью 1914 г. предполагалось с этой целью направить к ним миссию, но помешала война [165].
История взаимоотношений России с турецкими ассирийцами весьма важна для характеристики русской политики в Турецком Курдистане накануне первой мировой войны. В ней как в капле воды отражается не только отсутствие у России каких-либо агрессивных планов в этом районе, но в боязнь русского правительства навлечь на себя даже подозрение в желании активно вмешиваться во внутренние дела восточноанатолийских провинций Турции. Сохранение во что бы то ни стало равновесия в русско-турецких отношениях, особенно в связи с надвигавшейся с Запада военной угрозой, - в этом состояло кредо ближневосточной, в том числе и "курдской", политики России накануне первой мировой войны.
Что касается роли русской православной миссии в Урмии в укреплении влияния России среди народов Восточной Турции и Западного Ирана, то она в общем оказалась невелика. Единственный крупный успех - обращение в православие урмийских несториан не был закреплен, поскольку российское правительство "по неизвестной причине" (как писал английский консул в Тебризе Вратислав) не оказало официального покровительства миссии, а сами русские миссионеры употребили "свою энергию больше на ссоры между собой, чем на религиозную пропаганду" [166].
Единственное средство, которое решалось использовать правительство России для укрепления своего влияния на турецких .христиан, было дипломатическое давление [167].
В конце мая 1913 г. Гире обратил "самое серьезное внимание" турецкого министра иностранных дел "на необходимость спешно принять меры к прекращению курдских безобразий, могущих поставить во весь рост армянский и курдский вопросы, что несомненно грозило бы крупными осложнениями для Турции" [168]. Через несколько дней по указанию Сазонова Гире вновь сделал энергичное представление министру иностранных дел и великому визирю. Последний, однако, приписал беспорядки агитации Абдуррезака, подогревающего у курдов национальные чувства [169].
Таким образом, русское правительство, будучи несомненно заинтересовано в курдах, все же отдавало предпочтение христианским подданным Порты и постоянно выступало в их защиту (исходя, конечно, из собственных интересов) от притеснений со стороны турецких властей и курдских феодалов.
Всегда, когда возникал вопрос об отношении к тому или иному курдскому движению, в России в первую очередь смотрели на то, не приведет ли оно к обострению курдо-армянских или курдо-ассирийских отношений.
Андрей Мандельштам, видный юрист-международник, много лет прослуживший первым драгоманом российского посольства в Стамбуле, утверждал, что русские консульские агенты всегда стремились наладить хорошие отношения между курдами и армянами. Он отмечал заинтересованность России в привлечении на свою сторону курдов и решительно отвергал клеветнические обвинения русофобских элементов на Западе в адрес русских властей, которые якобы разжигали курдо-армянскую вражду с целью дискредитации младо-турецкого режима и облегчения своего вмешательства в турецкие дела [170].
Подобные вымыслы о политике России в Курдистане и Армении чаще всего принадлежали германским агентам в Турции и Иране, в том числе и занимавшим дипломатические посты; они черпали информацию в дашнакских кругах, ориентировавшихся на западные державы. Так, один из видных армянских деятелей сказал германскому послу в Стамбуле фон Вангенгейму, что Россия преследует в Восточной Анатолии такую же цель, что и на Балканах: она стремится натравить одну национальность на другую, в частности - спровоцировать новую резню армян [171]. Эта же версия (Россия стремится добиться отпадения курдов от Турции и в этих целях, войдя в близкие отношения с наиболее влиятельными курдскими вождями, мешает всем попыткам сближения между армянами и курдами и хочет толкнуть последних на новую резню армян, дабы иметь повод для вмешательства) содержится в донесениях самого Вангенгейма канцлеру Бетман-Гольвегу. Между тем в распоряжении германского посла должно быть достаточно данных, позволявших правильно осветить политику России в этом районе и не дезинформировать свое правительство. Справедливо отмечая, что положение в Курдистане критическое и там, по словам самих турецких министров, может рухнуть турецкое господство, Вангенгейм без всяких оснований утверждал, что Россия стремится превратить Курдистан в русскую провинцию, используя в этих целях и турецко-иранский пограничный конфликт [172].
Замыслы же России в Восточной Анатолии были гораздо" скромнее, а ее политика - гораздо осторожнее, чем это представлялось германскому дипломату, который, вольно или невольно, поставлял в Берлин искаженные сведения. Достаточно проследить за взаимоотношениями России с руководителями курдского движения в последние месяцы перед мировой, войной.
Главной фигурой в русофильских курдских эмигрантских кругах, был по-прежнему Абдуррезак. В конце 1913 г., ввиду явного нежелания русского правительства помочь организации всеобщего восстания в Турецком Курдистане, он предложил Воронцову-Дашкову превратить Иранский Курдистан главную базу общекурдского движения. Сам Абдуррезак изъявил готовность отказаться от турецкого подданства и перейти в иранское при условии, что иранское правительство назначит его на соответствующую его положению должность, В противном случае Абдуррезак просил посредничества России в примирении с турецким правительством и даже угрожал, что может обратиться к немцам.
Кавказский наместник поддержал новые планы Абдуррезака. "Для нас было бы очень выгодно, - писал он в середине декабря 1913 г. в Министерство иностранных дел, - сорганизовать персидских курдов в желательном для нас направлении, тем более что такая организация персидских курдов,, несомненно, обеспечила бы нам в будущем решающее влияние на турецких курдов... Нам следовало бы принять услуги Абдуррезака на определенных условиях: непременным условием является материальная поддержка его, которая, ввиду его очень стесненного в этом отношении положения, составляет, вероятно, главнейшую цель настоящей поездки в Санкт-Петербург" [173].
Однако взгляды кавказского наместника не разделяли ни в российском посольстве в Стамбуле, ни в Петербурге. Гире с большим предубеждением относился к Абдуррезаку, считая, что поддержка его планов сулит России одни только осложнения. "К деятельности Абдуррезака, - телеграфировал он в Петербург, - следует относиться крайне осторожно и во всяком случае появление его на турецкой границе крайне нежелательно, так как оно возбудит лишь подозрение турок и побудит их искать сближения с курдами и смягчить принимаемые против них меры" [174].
Ненамного лучшего мнения об Абдуррезаке были и в Петербурге. О том, что Абдуррезак не пользуется покровительством правительства России, которая не придает его личности никакого значения, писал еще в начале 1913 г. турецкий посол в Петербурге Турхан-паша [175]. Пожалуй, турецкий посол несколько преувеличивал, но несомненно, что в русском Министерстве иностранных дел к широковещательным планам Абдуррезака и к его претензии на лидерство в курдском движении относились неприязненно [176]. Руководители русской внешней политики отводили ему гораздо более скромную роль. Об этом свидетельствуют итоги поездки Абдуррезака в русскую столицу в марте 1914 г.
В результате нескольких бесед Абдуррезака с Клеимом "решено было,- по словам последнего, - впредь пользоваться услугами его в качестве нашего агента-осведомителя и проводника нашего влияния среди персидских и турецких курдов. Одна из главных задач, возложенных пока на Абдуррезака, - способствовать возможному сближению курдов с армянами и айсорами, необходимость чего, в интересах самих курдов, он вполне оценил". Абдуррезак установил контакты, отмечал Клемм, с армянскими кругами в Петербурге "и склонил их к образованию общества армяно-курдского сближения". Такое же общество, по мнению Клемма, должно быть образовано в Тифлисе или в другом месте на Кавказе. Далее Клемм пишет, что изложенная Абдуррезаком широкая программа культурных и экономических преобразований в Курдистане трудно осуществима. Ему предписано было воздержаться от интриг против турецкого правительства. Стремление Абдуррезака принять иранское подданство и получить при содействии правительства России крупный административный пост в Иранском Курдистане также неосуществимо; иранское правительство не пошло бы на этот шаг из-за страха ухудшить отношения с Турцией и Россией, а также помешать ирано-турецкому разграничению.
Было решено, что Абдуррезак направится из Тифлиса в Тебриз, где постарается сблизиться с известным сторонником России азербайджанским губернатором Шоджа од-Доуле. Абдуррезаку была назначена субсидия в 300 руб. в месяц, "каковую он и будет получать впредь до того, когда удастся так или иначе обеспечить его положение" [177].
Таким образом, роль, которую отводило российское правительство Абдуррезаку, была довольно скромной, ограниченной, по существу, информаторскими функциями и подчиненной скорее задачам "армянской", чем "курдской", политики; сравнительно скромным было и содержание, установленное курдскому вождю. Более всего русское правительство спасалось самостоятельных действий Абдуррезака среди зарубежных курдов, его заветного желания организовать и возглавить всеобщее восстание в Турецком Курдистане. В связи с приездом Абдуррезака в Тебриз Клемм писал генеральному консулу Орлову, что, во-первых, он не должен поддерживать явных отношений с Абдуррезаком и, во-вторых, Абдуррезаку надо внушить "необходимость действовать крайне осторожно и отнюдь не предпринимать ничего против турок" [178].
Вообще, отношение России к курдскому движению в Османской империи было более чем сдержанное. Создается впечатление, что русское правительство не только стремилось отстраниться от всякого участия в курдских восстаниях, но и делало все, чтобы удержать курдских вождей от выступлений против турецкого правительства. В марте 1914 г. хан макинский вел переговоры по курдскому вопросу с министром иностранных дел Сазоновым и кавказским наместником Воронцовым-Дашковым. Информировав Сазонова о своих переговорах в Тифлисе с представителями хайдеранли, хан сказал, что "курды и армяне ныне, соединившись на общей почве ненависти к туркам, желали бы отдаться под покровительство России и лишь по одному знаку русских готовы под-"ять мятеж против бессильных в занимаемых ими областях турок и, отделавшись от Турции, облегчат России исполнение намеченных ею задач". Министр уклонился от обещаний, сказав, что вопрос сложный и серьезный, но сердар может вести переговоры с курдами в Тифлисе [179]. Наместнику же хан сообщил "о целом плане курдского восстания в Турции в союзе с армянами и просил поддержки России этому движению, указывая, что в силу вещей он, как глава персидских курдов, может оказать влияние на турецких курдов. Наместник ему никакого положительного ответа на это не дал, а просил лишь держать его постоянно в курсе всех перипетий этого движения, указывая, что в случае необходимости для хана быть осведомленным в том или ином отношении России к вопросу он может обратиться к российскому вице-консулу в Маку" [180].
Битлисское восстание поначалу не вызвало положительного отклика у русского правительства. Одной из причин этого было сложившееся в Петербурге ошибочное мнение, что восстание вспыхнуло в связи с намерением держав осуществить армянские реформы. В разгар восстания Сазонов запросил Гирса не нужно ли оказать на курдов воздействие сдерживающего характера через находившегося тогда в России Абдуррезака [181]. Гире обратил внимание великого визиря на курдское движение в Битлисском вилайете, имея в виду случаи насилий над армянами. Сайд Халим-паша обещал принять все меры к предупреждению осложнений [182]. Вскоре Гире телеграфировал Ширкову о недопустимости принятия руководителя битлисских курдов Моллы Селима и трех его соратников, укрывшихся в русском вице-консульстве, в русское подданство. "...Если нам не следует возбуждать против себя курдов, - писал посол, - мы тем не менее не можем потакать разбойничеству" [183].
Однако русское правительство очень быстро изменило свое отношение к восстанию, отказавшись под воздействием неопровержимых фактов от квалификации его как "разбойничьего" движения. Россия выступила в защиту руководителей этого восстания. Гире отклонил просьбу великого визиря о выдаче Моллы Селима и троих его соратников, заявив, что курдское движение носит чисто политический характер [184]. Тем не менее Россия не использовала битлисское восстание для укрепления своих позиций и своего влияния в Восточной Анатолии, Аналогичным было отношение правительства России к восстанию шейха Барзани в Иракском Курдистане. Надо" сказать, что вице-консул в Хое Чирков еще в начале восстания шейха Абдул-Саляма резко протестовал против нейтрального отношения России к курдским движениям в Турции и требовал "настоять на отмене военных действий Турции против шейха Барзана в Ревандузе". "Постоянное оберегание нами турок от мщения со стороны курдов, - писал он, - может крайне невыгодно отразиться на нашем дальнейшем воздействии на аширеты и толкнуть их в сторону германского покровительства, могущего оказаться для них более существенным, чем сдерживающие уроки. Настоящий момент крайне благоприятен для германских видов в Курдистане" [185].
С Чирковым был частично солидарен и вице-консул в Урмии Введенский. Сообщая, что Барзани через шейха Та просил о покровительстве России в случае невозможности оказывать сопротивление туркам и вынужденного перехода на иранскую территорию, он советовал не отказывать ему, отмечая, что услугами Барзани можно воспользоваться "при предстоящей нам работе среди его соседей-несториан" [186].
Русское правительство, однако, и пальцем не пошевелило, чтобы поддержать восстание иракских курдов, хотя и оказало, как уже писалось, личное покровительство шейху Барзани. После водворения его в Нахичевань ему была даже выделена небольшая субсидия (150 руб. в месяц). Он ездил в Тифлис, где вел переговоры с представителями наместника. В то же время русские власти употребили свое влияние на шейха Абдул-Саляма, чтобы не допускать его дальнейших выступлений против турецкого правительства. В конце апреля 1914 г. одновременно с просьбой о покровительстве шейх Барзани предложил России помочь ему поднять восстание в Ревандузе [187]. Из Петербурга последовал категорический отказ. Клемм писал вице-консулу в Урмии: "Барзани в Ревандуз пускать не следует, предупредив его, что какие-либо дальнейшие выступления его против турок лишат нас всякой возможности оказывать ему даже негласное покровительство" [188]. Согласно этому указанию Введенский во время пребывания Абдул-Саляма в Урмии, куда он переехал из России, невзирая на его готовность "послужить нам в районе несториан", удержал его от похода на Шемдинан [189].
Хотя роль России в освободительном движении курдов Османской империи накануне первой мировой войны ограничилась только покровительством бежавшим в Иран или в Россию отдельным курдским вождям, восстания в Турецком Курдистане ухудшили русско-турецкие отношения. Порта считала Россию инициатором всех курдских движений, а проживавших на русской территории курдских эмигрантов - их тайными организаторами и инспираторами. В битлисских событиях, как отмечалось выше, турки винили Симко, и в особенности Абдуррезака. Несмотря на то что русское Министерство иностранных дел решительно отрицало какое-либо участие Абдуррезака и Симко в Битлисском восстании, в Порте по этому поводу велись беседы с Гирсом [190]. Порта также без каких-либо доказательств обвиняла русского консула в Багдаде Орлова в антитурецких интригах среди иракских курдов.
Озабоченность турецкого правительства мнимым вмешательством России в курдские движения не прошла и после подавления восстаний в Битлисе и Ираке. В середине мая 1914 г. турецкий поверенный в делах Фахреддин известил русское Министерство иностранных дел, что Абдуррезак вместе с Саид-беем, который неоднократно бывал в России, намереваются сформировать "банды" для вторжения в Турцию. Фахреддин просил удалить Абдуррезака с границы. Клемм отверг предъявляемые Абдуррезаку обвинения. (Одновременно он предписал Чиркову, чтобы тот посоветовал Абдуррезаку не предпринимать никаких враждебных действий против Турции) 191. Несколькими днями позже великий визирь обратился к Гирсу с просьбой повлиять на Симко и Абдуррезака, которые возбуждали курдов против турецкого правительства.
Одной из причин, по-прежнему осложнявшей русско-турецкие отношения, были переселения курдских вождей, а также целых племен из Турции в Иран и Россию и частые просьбы курдов к русскому правительству о покровительстве. Эти действия нередко ставили русские власти в затруднительное положение, поскольку обостряли и без того накаленную обстановку на стыке русско-турецкой и русско-иранской границ. Например, в мае 1914 г. известный курдский вождь Сюто просил у русского правительства разрешения перейти на иранскую территорию и стать под покровительство России. Вице-консул в Урмии Введенский считал, что удовлетворение этой просьбы "с местной точки зрения" было бы совершенно нежелательным [192].
Сазонов счел своевременным разъяснить Турции позицию русского правительства в связи с подобными действиями курдских вождей. "Ввиду частых жалоб турок, - инструктировал он Гирса, - на неурядицы на персидской границе в их подозрений против проживающих в Персии курдских выходцев, а с другой стороны - нежелательности отталкивать от нас курдов и затруднительности устраивать и обеспечивать означенных выходцев в Персии или на Кавказе, полагал бы полезным обратить внимание Порты на то, что неурядицы и притеснения, испытываемые курдами в смежных с Персией областях, вызывают крайне нежелательную эмиграцию курдов и что поэтому турецкому правительству надлежит принять меры " устранению причин, вызывающих это явление" [193].
Инструкция, между прочим, еще раз подтверждает, что правительство России, несмотря на свое нежелание оказать курдам какую-либо помощь в борьбе против турецкого господства и осложнять из-за них свои отношения с Портой, все же было заинтересовано в привлечении на свою сторону курдских племен Турции. Поэтому, вопреки протестам Порты, Россия по-прежнему покровительствовала главнейшим курдским вождям. Когда, например, пронесся слух, что иранское правительство намеревалось выдать туркам Абдуррезака, шейха Барзани и шейха Та, Клемм написал посланнику в Тегеране Коростовцу о необходимости убедить персов, "насколько невыгодно для Персии отталкивать от себя турецких курдов". В случае опасности выдачи, писал Клемм, надо посоветовать курдам поскорее перебраться на Кавказ [194].
Итак, в предвоенные месяцы правительство России не пожелало использовать для укрепления своего влияния в Турецком Курдистане освободительное движение курдов. Это отрицательно сказалось на престиже России среди курдов, на чем пытались сыграть западные державы. Поддержка русским правительством отдельных курдских вождей, главным образом находившихся в эмиграции в России и Иране, не имела существенного значения, тем более что многие из них, естественно, перестали доверять правительству России.

АРМЯНСКИЕ РЕФОРМЫ И КУРДСКИЙ ВОПРОС

Был еще один, немаловажный аспект ближневосточной политики России, непосредственно затрагивавший курдскую проблему, - реформы, в Турецкой Армении. Этому вопросу посвящена обширная литература, и здесь не место на нем останавливаться. Вкратце стоит коснуться лишь тех сторон данной темы, которые связаны с положением курдов.
В период балканских войн Россия вновь начала настаивать на проведении реформ в армянских вилайетах Турции, обещанных турецким правительством еще по Берлинскому трактату. Выдвигая армянский вопрос на повестку дня, в Петербурге рассчитывали, во-первых, что тяжелые внешнеполитические и военные затруднения вынудят турецкое правительство на этот раз пойти на серьезные уступки, и, во-вторых, что Англия и Франция в обострившейся международной обстановке не будут чинить России препятствий на востоке Малой Азии, как это они делали прежде. Эти расчеты оправдались, но только частично. Порта, действительно, вынуждена была пойти на переговоры с Россией по армянскому вопросу. Германия и Австро-Венгрия, фактически выступавшие в защиту турецкой шовинистической политики, хотя и старались ослабить нажим русского правительства на Порту относительно реформ в армянских вилайетах, были не в состоянии оказать своему турецкому союзнику действенную помощь.
Что касается Англии и Франции, то они в общем поддержали дипломатическую инициативу России, но далеко не в той степени и не с такой интенсивностью, как это было желательно Петербургу.
Нас в первую очередь интересует, какими гранями возбужденный русской дипломатией армянский вопрос соприкасался с курдской проблемой, какие политические цели преследовала Россия (если исходить из ее непосредственных интересов в курдо-армянских вилайетах Турции). На этот счет мы располагаем весьма авторитетными свидетельствами.
В докладной записке по армянскому вопросу, направленной Сазоновым Совету министров, очевидно, где-то около 1912 г., читаем: "Если немцам и туркам нужна Армения без армян, если им необходимо уничтожение армянского клина, если они хотят истребить барьер, существующий между нашими мусульманами, и курдами, и турками, задача России воссоздать, во что бы то ни стало, этот барьер между турками и курдами и нашими татарами" [195]. Итак, через два десятка лет после Лобанова-Ростовского, которого тоже устраивала "Армения без армян", русская политика в армянском вопросе сделала крутой поворот и начала отводить турецким армянам роль союзника против турок и курдов. Последним в Петербурге, очевидно, явно не доверяли и на их содействие не рассчитывали.
Примерно сходных взглядов придерживался один из влиятельнейших сановников Российской империи, наместник на Кавказе Воронцов-Дашков. В связи с предполагавшейся поездкой католикоса в Петербург он писал царю: следует "сделать категорическое заявление Порте с ссылкой на Берлинский трактат, об обеспечении армянам безопасности от курдов. Нельзя, по-моему, упускать инициативу заступничества за армян из наших рук". Необходимо, продолжал граф-Илларион Иванович, "вперед подготовить себе сочувствующее население в тех местностях, которые, при современном положении вещей, волей-неволей легко могут оказаться в сфере наших военных операций".
В то же время Воронцов-Дашков сделал существенную-оговорку, категорически возражая против территориальных притязаний к Турции. "...Приобретение так называемой Турецкой Армении, - писал он, - населенной по преимуществу дикими курдами, в данное время могло бы быть только-вредным для нас, создавая огромные заботы по управлению страной с пестрым, враждующим между собой, фанатичным населением" 196. Таким образом, кавказский наместник также был настроен явно армянофильски и в общем антикурдски.
Постановку армянского вопроса на повестку дня русское правительство мотивировало в первую очередь соображениями своей кавказской политики. В памятной записке русского правительства державам по армянскому вопросу говорилось о "тесной связи" "между армянским вопросом и задачами русского управления на Кавказе. Императорское правительство не может допустить хронического состояния беспорядка и анархии, которые благодаря близости турецкой границы не могут не отражаться самым пагубным образом на смежных областях Кавказа. Последние известия подкрепляют впечатление, что в недалеком будущем можно ожидать прискорбных бесчинств со стороны курдов" [197].
То, что "кавказский" аргумент отражал действительную заботу царского правительства, а не использовался только в качестве дипломатического козыря, доказывают и мемуары С.Д.Сазонова, написанные много лет спустя, на досуге в эмиграции, когда описываемые события перестали быть актуальными, по крайней мере, для бывшего российского министра иностранных дел. Утверждая, что "армяне нигде, за исключением нескольких городов, не составляли большинства местного населения" и что армянский народ "был отдан турками в крепостную зависимость курдским феодальным владетелям" [198], Сазонов особо указывает на опасность распространения армянского восстания в Турции на Россию. "Закавказье, с его пестрым и плохо замиренным населением, - пишет автор, - представляло опасную почву для всевозможных смут и волнений, и наша местная администрация была крайне заинтересована в том, чтобы пограничные с нами турецкие области не сделались театром вооруженного восстания. Едва ли надо указывать на то, что такое восстание привело бы почти неизбежно к войне между Россией и Турцией, т. е. к таким последствиям, которые русское правительство желало, во что бы то ни стало, предотвратить". "...Не один только гуманитарный интерес к судьбе несчастного христианского населения, как бы жив он ни был, - конкретизирует Сазонов, - но и желание поддержать порядок в наименее спокойной из наших окраин привело императорское правительство к созданию необходимости взять в свои руки почин переговоров относительно проведения коренных реформ в армянских вилайетах" [199].
Бросается в глаза существенный нюанс в мотивировке цитированных документов. Обращаясь к Европе, русское правительство оперировало "курдской" опасностью и необходимостью защиты угнетаемых курдами и турками армян, а для "внутреннего употребления" выдвигалась угроза армянского восстания. Думается, что оба эти аргумента играли в основном служебную роль, первый - для воздействия на европейское общественное мнение, второй - для убеждения отечественных охранителей разных рангов и мастей в необходимости активизации политики страны как в армянском вопросе, так и вообще на всем Ближнем Востоке. Царизм в преддверии приближающейся решающей схватки за передел мира взял на вооружение как армянский, так и курдский вопросы в целях защиты собственных колониальных и империалистических интересов в Закавказье и сопредельных с ним районах Турции и Ирана, причем в Петербурге и Тифлисе отдавали себе отчет в том, что эта политика включает в себя задачи и оборонительные (оборона Кавказа от турецко-германского блока) и наступательные (расширение сферы российского колониального влияния в Турции и Иране). В предвоенные годы правительство России постоянно учитывало возможность возникновения военного конфликта с Турцией и главным образом с этой точки зрения подходило к армянскому и курдскому вопросам, рассматривая их скорее как единый армяно-курдский вопрос и делая упор на первой части этого определения.
Вот что говорит по этому поводу весьма авторитетный историк А.М.Зайончковский. По его мнению, кавказско-турецкий театр военных действий отличается от европейского, в частности, следующими особенностями: "7. Необходимость для русских как по свойству самого театра (трудность обороны), так и по характеру населения активных действий даже при постановке себе пассивных задач. 8. Состав населения в Армении и в Закавказье, враждебный господствующим национальностям, мог внести в военные операции в большой дозе политический элемент" [200]. Таким образом, по совершенно справедливому мнению А.М.Зайончковского, положение основных национальных меньшинств Закавказья и смежных областей представляло для русского командования первостепенный практический интерес. Тем более, что "с 1907 и вплоть до 1914 годов, - отмечал Зайончковский, - обоюдные отношения России и Турции принимали все более и более обостренный характер, и они неоднократно доходили почти до открытого разрыва. Вопрос о десантной операции к берегам Босфора и о наступлении русских войск в пределы Армении даже без объявления войны много раз висел на волоске [201], и единоборство между Россией и Турцией удерживалось только дипломатическим воздействием и страхом преждевременного начала европейского пожара" [202]. Последний предвоенный тур обострения русско-турецких отношений был связан как раз с армянской проблемой, когда (в январе 1914 г.) был поднят вопрос о срочной мобилизации войск Кавказского военного округа и Черноморского флота "и о выдвижении части войск для занятия исходного положения в пределы Эрзерумского вилайета" [203].
Вмешательству России в армянский вопрос в Турции и постановке его русской дипломатией на международной арене способствовала недальновидная политика турецкой правящей верхушки, стремившейся спровоцировать инциденты между курдами и армянами, дабы, с одной стороны, ослабить курдское движение, а с другой - затруднить (а затем и сорвать) переговоры о реформах в Армении. Кое-где подстрекательская деятельность турок приносила плоды. К резне армян призывали некоторые курдские вожди в районе Баязида, больше всего - вождь джелали Ибрагим. Вице-консул в Баязиде Акимович писал, что курды не устраивают армянских погромов только потому, что боятся прихода русских войск [204]. Но многочисленные сообщения (католикоса Геворка, некоторых русских консулов и др.) свидетельствуют о нападениях курдов на армян [205]. Все это давало России удобные предлоги для нажима на Порту с целью добиться от нее уступок в армянском вопросе.
Однако, вопреки подстрекательской политике турецких властей, в рассматриваемый период, как уже отмечалось, одновременно усилилась и стала довольно заметным фактором тенденция как со стороны армян, так и со стороны курдов к смягчению взаимной вражды. Это значительно облегчало русскому правительству проведение переговоров с армянскими, в первую очередь, а также с курдскими националистами в связи с проводившимися реформами в Турецкой Армении.
Многие видные деятели армянского освободительного движения призывали курдских вождей создать единый антитурецкий фронт. Из России в Турецкий Курдистан прибыли посланцы армянских организаций, которые стремились привлечь курдов на сторону России и побудить их вместе с армянами выступить против турецкого правительства. На эти призывы откликнулись некоторые влиятельные курдские вожди, в том числе Кор-Хусейн-паша, высказавшие готовность примкнуть к антитурецкому союзу курдов и армян. Турецкие власти, перехватившие секретную переписку русского вице-консульства в Баязиде с Кор-Хусейном-пашой, были весьма встревожены этими известиями [206].
Армянские националисты в своих попытках сплочения курдов с армянами больше всего полагались на содействие России. В середине августа 1913 г. видный армянский деятель Я.X. Завриев обратился в Министерство иностранных дел России со следующим предложением: "Не признано ли будет возможным попытаться склонить подданных России курдов к примирению с армянами в Малой Азии"?
Просьба Завриева была поддержана Сазоновым. "Считая со своей стороны осуществление этого предложения вполне целесообразным, - писал он Гирсу, - имею честь покорнейше просить вас снабдить подлежащих консульских наших представителей соответственными указаниями, если вы не встречаете со своей стороны возражений против воздействия в этом смысле на курдское население" [207].
Эти факты наглядно разоблачают лживость распространявшихся тогда германскими и некоторыми другими иностранными представителями в Турции инсинуаций о разжигании русскими армяно-курдской вражды. Некоторые наиболее компетентные знатоки ближневосточных проблем в России, отмечая неразрывную связь курдского и армянского вопросов, требовали их одновременного разрешения. Ширков, например, писал Минорокому: "...Армянский вопрос был всегда курдо-армянским, так как армяне страдали и страдают именно от курдов при слабости и неспособности (умышленной или неумышленной - это тоже большой вопрос) турецких властей". Далее Ширков указывал на важность скорейшего разрешения "курдского вопроса", т.е. вопроса о курдской автономии [208].
Однако руководители русской внешней политики по-прежнему были озабочены только армянскими реформами. Во время переговоров с Портой по армянскому вопросу русская дипломатия касалась курдской проблемы лишь в той мере, в какой надо было обеспечить национальные интересы армян и безопасность в армянских вилайетах. Так, русское правительство потребовало роспуска хамидие. Когда турецкий поверенный в делах в Петербурге заявил, что его правительство готово принять русский проект реформ в Армении при условии согласия России на некоторые уступки, в том числе на сохранение хамидие, Сазонов категорически отверг эту оговорку [209].
В Дальнейшем Россия пошла на некоторые уступки. Предварительное соглашение о реформах в Армении было парафировано в Стамбуле 8 февраля 1914 г, поверенным в делах России Гулькевичем и великим визирем Саидом Ха-лим-пашой. Оно предусматривало некоторые гарантии прав армян от произвола турецких властей и курдских феодалов в районах со смешанным населением.
Вводился, например, принцип пропорциональности по религиозной принадлежности членов генеральных советов вилайетов и административных советов. Соглашение содержало и новый статус хамидие. "Полки хамидие,- говорилось в нём, - будут преобразованы в запасную кавалерию. Их оружие будет сохраняться в военных складах и будет им выдаваться только в случаях мобилизации или маневров. Они будут подчинены командирам тех армейских корпусов, в округе которых они находятся. В мирное время начальники полков, эскадронов и взводов будут избраны из среды офицеров действующей оттоманской армии. Солдаты этих полков будут отбывать военную службу в течение одного года. Чтобы получить доступ в эти полки, солдаты должны снабжать себя за свой счет лошадьми и полной их экипировкой. Каждое лицо без различий расы и религии, проживающее в данном округе, подчиняющееся этим требованиям, может быть зачислено в эти полки. Собранные во время мобилизации и маневров, эти полки будут подчинены тем же мерам дисциплины, как и регулярные войска" [210].
Таким образом, хамидие фактически должны были быть разоружены, лишены привилегированного положения, подчинены общевойсковой дисциплине. Однако ввиду начавшейся вскоре войны турецкое правительство так и не приступило к осуществлению указанного выше проекта реформ. Все попытки царского правительства мирным путем обеспечить свои интересы на востоке Малой Азии остались безрезультатными.

БОРЬБА ЗАПАДНЫХ ДЕРЖАВ ПРОТИВ ВЛИЯНИЯ РОССИИ

Как уже неоднократно приходилось убеждаться, Турецкий Курдистан и Армения привлекали внимание не одной только России. И другие западные державы, в первую очередь Германия и Англия, в предвоенный период значительно усилили попытки укрепить свои позиции в этом районе, значение которого на ближневосточной арене в западных столицах хорошо понимали.
Отличительной чертой политики всех западных держав на востоке Малой Азии в предвоенные годы являлась ее антирусская направленность. В этом сходились и друзья России из Антанты, и ее враги из Тройственного союза. Причину такого редкого в то время единодушия следует искать в опасениях западных империалистов, что Россия может единолично утвердиться в восточных вилайетах Османской империи, и вытеснить оттуда все другие державы.
Поэтому Англия и Франция, особенно первая, оказали русской дипломатии весьма вялую поддержку в вопросе армянских реформ, вследствие чего первоначальный проект относительно радикального характера, разработанный первым драгоманом российского посольства в Стамбуле А. Мандельштамом, потерпел неудачу [211].
В российском Министерстве иностранных дел были обескуражены нелояльным поведением английской и французской дипломатии. "Наши союзники и друзья, - с горечью писал Сазонов много лет спустя, - преследовали, свои собственные цели и были для нас в Константинополе ненадежными помощниками. Мы стояли поэтому по отношению к туркам в полном одиночестве, что было им известно не хуже, чем нам самим". В частности, замечает Сазонов, возможность усиления русских войск на турецкой границе "приводила в смущение французское и английское правительства", что затруднило для России применение этого "крайнего средства" в переговорах с турками по армянским делам и предопределило умеренный результат этих переговоров [212]. "...Ближний Восток был той областью, - констатировал бывший руководитель российской внешней политики, - где, даже после вступления России и Франции в союзнические отношения, им не всегда удавалось достигнуть полного согласования наших политических взглядов и целей" [213].
Западные державы, в том числе и союзные, противодействовали политике России по армянскому и другим "турецким" вопросам не только в дипломатической сфере, но и, так сказать, на месте действия. В больших размерах продолжалась антирусская пропаганда. Французы вели ее в основном через католических миссионеров. Немцы действовали главным образом через своих торговых и консульских представителей. Англичане старались использовать свою агентуру среди курдов и ассирийцев, а также деятельность американских миссионеров. "...Наши интересы здесь, - писал Олферьев, находятся в полном противоречии с интересами прочих европейцев и на добрые услуги последних нам положительно нечего рассчитывать" [214].
Западная агентура в Турецком Курдистане и Армении распространяла клевету и дезинформацию о политике России, по многим вопросам поддерживала турок, особенно в их происках на турецко-иранской границе и в Иранском Курдистане. Наибольшее внимание, однако, она по-прежнему уделяла разведывательной деятельности. Англичане, немцы, французы, американцы объезжали самые отдаленные уголки Восточной Анатолии. Немецкий офицер в отставке Гудброд в компании с одним австрийцем, например, весной 1912 г. совершили поездку в такие районы, куда европейцы вообще никогда не заглядывали. Они производили фотосъемки и делали топографические чертежи. Окрестности Вана изучали немецкие "естествоиспытатели". По всей стране разъезжали американские миссионеры [215].
Среди западных агентов в Восточной Анатолии были и явные русофобы, считавшие излишним маскировать свое враждебное отношение к России. К их числу принадлежал французский вице-консул в Ване Зарзецки, друг местного вали и ярого противника России Изетт-паши (о котором говорили, что он в свое время был шпионом французского посольства в Стамбуле). Зарзецки с помощью миссионеров-доминиканцев вел активную антирусскую пропаганду среди восточноанатолийских и пограничных курдов, стараясь охладить их симпатии к России. Его интриги распространились на округ Хакяри, где ему удалось заручиться содействием местного мутесаррифа Джевдет-бея, а также на Иранский Курдистан. Им был инспирирован ряд враждебных выступлений турецких и иранских курдов против России [216].
В Юго-Восточной Анатолии и Ираке активно боролись с русским влиянием на курдов британское консульство в Диар-бекире и Мосуле, стремясь восстановить местное мусульманское и христианское население против России. Весьма пристально следили англичане за положением в Дерсиме; ненависть местных курдов к туркам и их симпатии к России, no-словам очевидца, "почему-то беспокоят англичан". Нередка англичане действовали в этом направлении совместно с американскими благотворительными и миссионерскими учреждениями [217].
Стремясь укрепить свое влияние на курдские племена, британские агенты распространяли среди курдов сведения, что будущее на Ближнем Востоке принадлежит не России, а Англии и что последняя является сторонником реформ, которые облегчат их положение. В результате англичанам удалось укрепить свой престиж среди племен Ванского вилайета и окрестных районов [218]. Большой интерес проявили британские представители к битлисскому восстанию. В марте-апреле 1914 г. в Битлисе находился британский вице-консул в Ване Смит. Собирая сведения о курдском движении, он неоднократно встречался и вел переговоры с вождями битлисских курдов [219].
Наибольших успехов по сравнению с другими западными империалистическими державами добились в Восточной Анатолии в предвоенный период немцы. Германские империалисты, захватившие в Турции за короткое время важные экономические позиции и к началу мировой войны подчинившие ее своему политическому влиянию, использовали армянский и курдский вопросы для расширения своей экспансии на Ближнем Востоке и борьбы против конкурирующих держав, в первую очередь против России. Причина крайнего русофобства немцев состояла, во-первых, в наличии у Германии экспансионистских планов в отношении Закавказья, а во-вторых, в том, что Россия потенциально была наиболее опасным и реальным претендентом на территории Восточной Турции и Западного Ирана. И хотя захват этих районов в то время отнюдь не входил в планы России, в Берлине прекрасно понимали, что все могло перемениться. Поэтому в вопросе о реформах в армянских вилайетах Германия занимала протурецкую и антирусскую позицию; в значительной степени благодаря Берлину проект Мандельштама появился на свет в сильно усеченном виде [220]. По мнению одного из высших чинов Вильгельмштрассе, Циммермана, "народ армянский является источником слабости Турции" и поэтому следует "предоставить армян в полное распоряжение турок" [221].
Стремясь торпедировать проект армянских реформ, Германия, единственная из заинтересованных держав, пыталась противопоставить ему курдский вопрос. Статс-секретарь германского МИД фон Ягов в беседе с русским послом в Берлине С.Н.Свербеевым, выразив отрицательное отношение своего правительства к проекту армянских реформ и заявив, что армяне ведут себя вызывающе, заметил: "...Выступая в их защиту, державам не следовало бы также забывать и интересы курдов" [222].
Ни одна из сторон не подхватила германскую инициативу, да и вряд ли немцы тогда на это рассчитывали. Однако пущенный германской дипломатией пробный шар насчет интересов курдов отражал собственную заинтересованность Германии в территориях, населенных курдами и армянами.
С конца XIX в. в Германии стали возникать различные "общественные" организации, призванные внедрять германское влияние в курдо-армянских вилайетах Османской империи. Так, в 1896 г. Лепсиус основал "Германскую восточную миссию", официально, по словам Свербеева, преследовавшую "культурно-просветительские и гуманитарные цели". Это общество, писал русский посол, сперва встречало "полное несочувствие" со стороны правительства, но потом начало получать материальную поддержку и указания с Вильгельмштрассе. "Не имея прямых политических интересов в этой части Азии, - утверждал Свербеев, - Германия, однако же, успела приобрести там интересы экономические и без сомнения надеется их еще развить". Проявляя непоследовательность, русский посол сообщал, что в Берлине ревниво смотрят на каждый шаг России в восточной части Турции [223].
Имеющиеся в распоряжении исследователей материалы свидетельствуют о том, что интерес Германии к, Турецкой Армении и Курдистану был в первую очередь политический, точнее - политико-стратегический. Немцы хотели превратить этот район в плацдарм для военной экспансии в северном (против Закавказья) и восточном (против Ирана) направлениях. В этом причина их антиармянской политики, стремления использовать курдов против армян, в которых Германия видела исконных врагов своего союзника - Турции и естественного союзника своего врага - России. Один из главных идеологов "Дранг нах Остен", Пауль Рорбах, заявил на заседании "Германо-Азиатского общества", что Германия не должна препятствовать истреблению армян курдами, поскольку она заинтересована в умиротворении Армении, с потерей которой Турция перестанет существовать [224].
На достижение этой каннибальской цели была направлена деятельность германской агентуры в Восточной Турции, которая в предвоенные годы заметно активизировалась.
Немцы "с особой настойчивостью задались целью проникнуть в восточную Турцию и прочно утвердиться в ней", - писал один наблюдатель [225]. Важным преимуществом германских империалистов по сравнению с русскими, английскими я другими было то, что они опирались на полную поддержку я содействие как центрального правительства Турции, так и местных властей. Германская агентура, кроме того, выгодно отличалась своей инициативностью, цепкостью, хорошим знанием местных условий. Она умело использовала также русско-английские противоречия. Вместе с немцами действовали и австрийцы, которые добились значительных успехов в торговле в восточных вилайетах Турции.
Германским представителям в Турции удалось установить связи со многими влиятельными курдскими вождями. Вице-консул в Мосуле Гольдштейн в мае 1913 г. имел в Джизре встречу с сыном Бадр-хана Хасан-беем. Гольдштейн пытался выяснить, какие соглашения заключили курды с Россией, и заявил о желательности вмешательства держав в пользу курдской автономии. Хасан-бей, однако, держался с германским вице-консулом весьма осторожно и на его расспросы отвечал уклончиво [226].
Наиболее активную работу среди курдов развернул германский консул в Эрзеруме Андерс. После подавления битлисского восстания он совершил поездки в Дерсим, Харпут, Муш, Битлис, Ван, Баязид, тщательно выяснял обстановку, встречался со многими курдскими беями [227].
По-видимому, размах курдского освободительного движения в Турции начал всерьез тревожить Германию, опасавшуюся подрыва внутренней безопасности и обороноспособности своего восточного вассала. Германские представители в Турции начали указывать сильный нажим на Порту, чтобы она приняла действенные меры для водворения порядка в восточных вилайетах. По этому вопросу германский посол в Стамбуле выступил со специальным заявлением [228]. По жалобе Андерса был смещен со своей должности эрзинджанский мутесарриф Фатих-бей. По всеобщему убеждению, причиной его смещения была неспособность посеять вражду между армянами и дерсимскими курдами, жившими друг с другом в полном согласии и дружбе. Вообще, Андерс держал себя во вверенном его наблюдению районе полноправным хозяином, не считая нужным соблюдать элементарные приличия и дипломатический такт. Он проводил смотры местным войскам, публично распекал турецких военных и гражданских чинов, ездил в сопровождении многочисленной курдской я турецкой военной охраны, экзаменовал учащихся в германских миссионерских школах и т.д. [229]. Очевидно, Андерс и ему подобные предвкушали возможность расположиться в ближайшем будущем в восточных районах Малой Азии как в своей колонии.
Оценивая бурные события, происходившие в Турецком Курдистане в 1912-1914 гг., можно сделать следующие выводы: курдам не удалось завоевать себе свободу или добиться от турецкого правительства хотя бы частичных уступок; турецкие правящие круги были бессильны подавить курдское освободительное движение; Россия не хотела использовать те чрезвычайно благоприятные возможности, которые предоставляло для нее курдское освободительное движение, а также не смогла добиться разрешения армянского вопроса в Турции в значительной мере из-за противодействия всех великих держав. Но и западные империалисты не сумели захватить доминирующие позиции и уничтожить влияние России в Восточной Анатолии. Стало быть, сохранились причины, которые делали курдскую проблему в Османской империи одной из самых острых и трудноразрешимых ближневосточных проблем.

С Н О С К И

1. Черногория объявила войну Турции еще 9 октября.
2. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1911 г., д. 1403, лл. 88, 90. Донесение российского консула в Битлисе Ширкова от 7 октября 1911 г.
3. АВПР, ф. "Персидский стол", 1911 г., д. 1204, лл. 130-131. Донесение Олферьева от 27 сентября 1911 г.
4. ЦГИАГ, ф. 71, оп. 2, д. 110, л. 46. Рапорт командира 3-го отдела 26-й пограничной Карсской бригады от 22 марта 1913 г.
5. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1911-1913 гг., д. 3556, л. 157. Донесение вице-консула в Хое от 15 января 1913 г.
6. АВПР, ф. "Миссия в Персии", 1912 г., д. 79, л. 66. Донесение вице-консула в Ване от 8 ноября 1912 г.
7. По сведениям греческой газеты "Мессажери д'Атэн", первые признаки нового обострения отношений между армянами и курдами проявились в ряде районов (в частности, в окрестностях Трапезунда и Битлиса) уже с начала 1912 г. ("Тифлисский листок", 14.11.1912).
8. АВПР, ф. "Персидский стол", 1911 г., д. 1204, л. 134. Донесение Олферьева от 27 сентября 1911 г.; 1912 г., д. 1205, л. 300. Донесение Олферьева от 20 мая 1912 г.
9. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912 г., д. 1404, лл. 5-6, Донесение Ширкова от 19 марта 1912 г.; 1911-1913 гг., д. 3556, л. 77. Донесение Олферьева от 7 мая 1912 г.
10. Параллельно велась и активная антирусская агитация ввиду значительного усиления прорусских настроений в Турецком Курдистане. Олферьев писал: "Турки более всего напуганы проявлением у курдов некоторых симпатий к России и готовы пойти на всякие уступки и жертвы, чтобы восстановить их против гяуров-русских" (АВПР, ф. "Персидский стол", 1912 г., д. 1207, л. 99. Донесение Олферьева от 1 июля 1912 г.).
11. Получили право вступать в них и лица других национальностей.
12. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912 г., д. 2682, л. 5. Донесение военного агента в Турции генерал-майора Хольмсена генерал-квартирмейстеру Генштаба от 12 января 1912 г.; "Тифлисский листок", 7.IV.1914.
13. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912 г., д. 2682, л. 27. Донесение генерального консула в Эрзеруме Штриттера от 9 июля 1912 г,
14. АВПР, ф. "Персидский стол", 1912 г., д. 1207, л. 101. Донесение от 1 июля 1912 г.
15. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1911 г., д. 1403, л. 104. Донесение Ширкова от 27 ноября 1911 г.
16. АВПР, ф. "Персидский стол", 1911 г., д. 1204, л. 134. Донесение Олферьева от 27 сентября 1911 г.
17. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1911-1913 гг., д. 3556, л. 106. Донесение Чиркова от 23 июля 1912 г.
18. Там же, 1912 г., д. 2682, л. 10. Донесение Штриттера от 3 февраля 1912 г.
19. Там же, д. 1603, л. 9. Донесение Олферьева от 10 января 1912 г.; ф. "Политархив", 1911-1914 гг., д. 719, лл. 184-186. Донесение Олферьева от 10 июля 1912 г.
20. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1907-1913 гг., д. 3572, л. 210. Донесение генконсула в Багдаде послу в Стамбуле от 9 декабря 1911 г. Консул предпочел уклониться от каких-либо обещаний.
21. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1913 гг., д. 3567, лл. 85-86. Донесение вице-консула в Трапезунде Маевского от 1 мая 1912 г.
22. D.A. Schmidt, Journey Among Brave Men, стр. 51.
23. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1911-1913 гг., д. 3556, л. 120. Донесение Чиркова от 7 августа 1912 г.
24. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912 г., д. 1404, л. 109. Донесение от 10 декабря 1912 г.
25. АВПР, ф. "Миссия в Персии", 1912 г., д. 79, лл. 63-65. Донесение вице-консула в Ване от 8 ноября 1912 г.
26. АВПР, ф. "Канцелярия МИД", 1912 г., д. 33, л. 207. Посол в Стамбуле Гире - управляющему МИД, 6 сентября 1912 г.; "Тифлисский листок" 30. V. 1913.
27. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1913 гг., д. 3561, л. 3; "Тифлисский листок", 11.IX.1912. "Армяне могут жить в дружбе с курдами, но при условии, что пережитки феодализма в Курдистане будут уничтожены твердой рукой", - справедливо отмечал Олферьев (АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912 г., д. 1603, л. 19. Донесение Олферьева от 25 декабря 1912 г.).
28. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912 г., д. 1404, лл. 124-126. Донесение Ширкова от 24 декабря 1912 г. По сообщению "Нового времени" (от 14 декабря 1912 г.), Абдул-Ка-дыр представил Порте проект автономии Курдистана, дабы предупредить намерение европейских держав создать автономную Армению.
29. "Тифлисский листок", 2, 11.IX.1912.
30. "Тиолисский листок", 7.V.1913.
31. "Тифлисский листок", 6.IX.1912.
32. "Тифлисский листок", 6.IX; 5.ХП.1912.
33. "Тифлисский листок", 17.Х.1912.
34. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1913 г., д. 1405, л. 119.
35. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1914 гг., д. 719, л. 310. Донесение Олферьева от 18 марта 1913 г.
36. "Геноцид армян в Османской империи", стр. 210, док. № 112.
37. Там же, стр. 236-237, док. № 128. И.А. Орбели, посетивший Ванский вилайет в это время, отмечал отсутствие розни между трудовым, армянским и курдским населением. "В 1911-1912 гг., когда я побывал в Моксе, - писал он, - там жило много людей, протекала трудовая бесправная, тяжелая, но не вовсе лишенная маленьких радостей жизнь" (цит. по: К.Н. Юзбашян, Академик Иосиф Абгарович Орбели, стр. 33-34).
38. АВПР, ф. "Персидский стол", 1913 г., д. 1210, лл. 70-71. Обзор событий в пограничной полосе с 15 по 31 декабря 1912 г.
39. Там же, л. 77. Обзор Чиркова за ноябрь-декабрь 1912 г.
40. Гире, правда, опровергал этот слух (см.: АВПР, ф. "Канцелярия МИД", 1912 г., д. 34, лл. 438, 441. Телеграммы Гирса от 14 и 16 декабря 1912 г.).
41. АВПР, ф. "Персидский стол", 1913 г., д. 1211, л. 278. Донесение поверенного в делах в Тегеране Саблина от 27 августа 1913 г.
42. Лойко, Битлисский вилайет, стр. 118.
43. ЦГВИА, ф. 2000, оп. 1, д. 60, лл. 651-652.
44. АВПР, ф. "Персидский стол", 1913 г., д. 1210, л. 717. Обзор событий в турецко-персидской пограничной полосе с 15 по 31 декабря 1912 г. от 7 января 1913 г.
45. АВПР, ф. "Персидский стол Б", 1910-1912 гг., д. 560, л. 167. Донесение от 22 ноября 1912 г.
46. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1913 гг., д. 3561, л. 5; ф. "Миссия в Персии", 1912 г., д. 79, л. 66. Донесения от 8 ноября и 26 июля 1912 г.
47. Там же, 1914 г., д. 1404, лл. 98-99, 134-140. Донесения от 25 ноября и 24 декабря 1912 г. Итиляфистское правительство безуспешно пыталось увеличить численность хамидие и повысить их боеспособность (см.: АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1911-1913 гг., д. 3556, л. 138. Донесение Чиркова от 12 сентября 1912 г.).
48. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1907-1913 гг., д. 3572, лл. 211-224. Донесение Ширкова от 31 июля 1912 г.
49. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912 г., д. 2682, лл. 41-42. Донесение Штриттера от 6 августа 1912 г.
50. Там же, лл. 72-74. Донесение Адамова от 28 декабря 1912 г.
51. Там же, д. 1603, л. 198. Донесение Олферьева от 25 ноября 1912 г.
52. См.: А. С. Аветян, Германский империализм на Ближнем Востоке. Колониальная политика германского империализма и миссия Лимана фон Сандерса, М., 1966.
53. АВПР, ф. "Политархив", 1913 г., д. 1047, лл. 57. Донесения Гирса Сазонову от 18 февраля 1913 г., №№ 25, 28. Гире утверждал, что младо-турецкое правительство в обострении курдо-армянских отношений видело главную опасность для восточных вилайетов, ибо этим может воспользоваться Россия для оправдания своего вооруженного вмешательства. Поэтому, писал Гире, Порта "в самой категорической форме предписала ван-скому вали принять все меры к предупреждению какого бы то ни было обострения в курдо-армянских отношениях" (там же, стр. 62). Однако предположение русского посла о желании турецкого правительства нормализовать курдо-армянские отношения противоречит свидетельствам очевидцев. Вице-консул в Битлисе Ширков, например, описывая многочисленные насилия курдских беев над армянами, замечал: "Получается такое впечатление, что будто бы курдам было дано какое-то особое разрешение свыше грабить и убивать беззащитных армян. Бывший вали Али-паша, - сообщал далее Ширков, - по широко распространенному мнению, умышленно советовал курдам "поправить" свои дела и заняться "чисткой" армянского населения" (АВПР, ф. "Политархив", 1912-1914 гг., д. 546, лл. 140-141. Донесение Ширкова от 12 июня 1913 г.).
54. АВПР, ф. "Политархив", 1911-1914 гг., д. 719, л. 310, Донесение Олферьева от 20 апреля 1913 г.
55. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1913 г., д. 1605, л. 117. Донесение Олферьева от 30 мая 1913 г.
56. Там же, лл. 134-135. Донесение Акимовича от 2 июля 1913 г.
57. Там же, 1912-1914 гг., д. 3573, л. 217. Донесение Акимовича от 25 июня 1913 г.
58. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1914 гг., д. 3573, лл. 109-ПО. Донесение Ширкова от 20 апреля 1913 г.
59. Там же, лл. 146-147. Сообщение генконсульства в Эрзеруме от 5 мая 1913 г.
60. В. Nikitine, Les kurdes racontes par eux-memes, стр. 154. О деятельности Та в Иране см. гл. VII.
61. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1913 г., д. 2684, лл. 89-90. Донесение Адамова от 15 июля 1913 г.
62. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1914 гг., д. 3573, лл. 146-147. Сообщение генконсульства в Эрзеруме от 5 мая 1913 г.
63. Последние признавали право на халифат не за Османской династией, а только за потомками Аббасидов.
64. ЦГВИА, ф. 2000, оп. 1, д. 3824, лл. 36-38. "Сведения о некоторых малоизвестных курдских аширетах". (Из донесения Олферьева от 1 сентября 1911 г.).
65. П.И. Аверьянов, Этнографический и военно-политический обзор азиатских владений Оттоманской империи, стр. 39.
66. АВПР, ф. "Канцелярия МИД", 1913 г.; д. 114, л. 172. Телеграмма Гирса от 21 марта 1913 г.
67. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1913 г., д. 2684, л. 89. Донесение Адамова от 7 апреля 1913 г.
68. Там же, 1912-1914 гг., д. 3573, лл. 88-89, 95. Донесения Ширкова от 29 марта и Гирса от 6 апреля 1913 г.; ЦГИАГ, ф. 71, оп. 2, д. ПО, лл. 1-3, 11-39. Выдержки из донесений за март - апрель 1913 г.
69. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1914 гг., д. 3573, лл. 102-106. Донесение консула в Мосуле Кирсанова от 13 апреля 1913 л
70. ЦГИАГ, ф. 71, оп. 2, д. 118, лл. 121-123. Донесение Кирсанова от 9 мая 1913 г.
71. ЦГИАГ, ф. 71, оп. 2, д. 110, лл. 7-8. Донесение Кирсанова от 17 апреля 1913 г.; АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912- 1914 гг., д. 3573, лл. 38-39. Донесение Кирсанова от 7 марта Д913 г.
72. ЦГИАГ, ф. 15, д. 371, лл. 163-164. Из донесения вице-консула в Хое от 30 октября 1913 г.
73. "Тифлисский листок", 14.IX.1913.
74. ЦГАОР, ф. 102 ("Департамент полиции. Особый отдел, 3-е делопроизводство"), оп. 13, 1912 г., д, 74, ч. 92, литер Б, лл. 16-17. Сводка № 4418 от 31 марта 1912 г.
75. Там же, л. 43. Сводка агентурных сведений по Эриванской губернии и Эривани по панисламизму за октябрь 1912 г., № 12782, 19 ноября 1912 г.
76. Там же, оп. 14, д. 74, ч. 92, литер Б, лл. 1-i. Сводка агентурных сведений по Эриванской губернии и Эривани за январь 1913 г., № 1922 от 19 февраля 1913 г.
77. Там же, л. 8. Сводка за март 1913 г., № 3528 от 11 апреля 1913 г.
78. См., например: "Тифлисский листок", 1.IX.1913.
79. АВПР, ф. "Персидский стол Б", 1913 г., д. 562, л. 195. Донесение Адамова от 26 октября 1913 г.
80. Там же, 1912-1915 гг., д. 568, л. 38. Донесение от 29 октября 1913 г.
81. "Кавказ", 15.IV.1914; АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1914 г., д. 1406, лл. 7-8. Донесение Ширкова от 27 января 1914 г.
82. Накануне первой мировой войны в Турции возникло несколько новых курдских газет и журналов: в Багдаде - "Банги курд" ("Призыв курдов"), в Стамбуле - "Жин" ("Жизнь"). См.: X. Барзани, Курдские политические партии и общественные организации в борьбе за разрешение курдской проблемы, стр. 31.
83. См.: Е. Yung, La revolte arabe, vol. I, Paris, 1924-1925, стр. 182.
84. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1913 г., д. 1405, лл. 192-193. Донесение Ширкова от 14 декабря 1913 г.
85. Е. Yung, La revolte arabe, vol. I, стр. 184.
86. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1913-1914 гг., д. 3573, лл. 309-310. Донесение Ширкова от 12 февраля 1914 г.
87. Волнения в Битлисском вилайете начались еще осенью 1913 г., когда восстал аширет, предводительствуемый Мурад Сеид-беем. Курды нанесли ряд поражений турецким войскам и жандармам (ЦГА ВМФ, ф. 418, д. 524, л. 450. Сведения, полученные Морским генштабом 5 сентября 1913 г.).
88. "Тифлисский листок", 25.IIL, 11.IV.1914.
89. АВПР, ф. "Политархив", 1914 г., д. 1052, лл. 48-49. Копия с рапорта сотрудника российского посольства в Стамбуле Якушева Гирсу от 13 июня 1914 г.
90. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1914 гг., д. 3573, л. 340. Донесение Ширкова от 7 марта 1914 г.
91. АВПР, ф. "Политархив", 1914 г., д. 3312, лл. 2, 20; ф. "Посольство в Константинополе", 1914 г., д. 1407, лл. 11-12, 21-25, 28-30. Донесения Гирса и Ширкова в феврале-марте 1914 г.
92. АВПР, ф. "Политархив", 1914 г., д. 3312, лл. 4-18, 22. Донесения Гирса в марте 1914 г.; ЦГИАГ, ф. 71, оп. 2, д. 118, лл. 63-66. Донесение Кирсанова от 16 апреля 1914 г.
93. АВПР, ф. "Политархив", 1914 г., д. 3311, л. 29; ф. "Посольство в Константинополе", 1914 г., д. 1406, лл. 39-46. Донесение Гирса от 24 апреля и Ширкова от 12 апреля 1914 г.
94. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1914 г., д. 1406, лл. 50-51. Донесение Ширкова от 28 апреля 1914 г. В беседе с Бекгу-лянцем ванский вали Тахсин-бей сказал, что курдов столь беспощадно покарали "за дружбу с соседним государством и за излишние мечты" (Р. Бекгулянц, По Турецкой Армении, стр. 76).
95. Там же, лл. 5, 7. Донесение Ширкова от 24 мая 1914 г. -
96. Там же, лл. 59-60; 1914 г., д. 2685. Донесение Адамова от 15 марта 1914 г.; ЦГИАГ, ф. 71, д. 118, лл. 81, 115. Сводки штаба КВО за май-июнь 1914 г.
97. ЦГА ВМФ, ф. 418, оп. 1, 1914 г., д. 4037, лл. 39-40. Сведения, полученные Морским генеральным штабом 22 марта 1914 г.
98. ЦГИАГ, ф. 71, д. 118, лл. 53-54. Донесение Кирсанова от 23 января 1914 г.
99. Однако несомненно, что шейх Абдул-Салям Барзани видел в России будущую освободительницу курдов. Он советовал шейху Та поддерживать хорошие отношения с Россией. "Турки не знают, - писал он Та, - что скоро может наступить день, когда курдам может понадобиться могущественная поддержка, и поэтому следует ладить с русскими". Русофильство Абдул.-Саляма не было секретом для турок. Его давний враг - вали Басры Фазыл-паша считал, что на этом основании шейха можно наказать. Но Абдул-Салям был начеку, предупрежденный своим тайным сторонником из окружения Фазыл-паши неким Савфет-беем, турецким офицером, по национальности, видимо, курдом. "Если мы получим от русского правительства покровительство, - писал Савфет Абдул-Саля-му, - тем лучше для нашего народа". Савфет советовал Абдул-Саляму договориться с Абдуррезаком и Та, установить контакты с англичанами, но при этом не забывать, что главное для него - это русская помощь (см. В. Nikitine, Les kurdes racontes par eux-memes, стр. 154).
100. ЦГИАГ, ф. 71, д. 118, лл. 75-80. Донесения из штаба КВО за май 1914 г.; АВПР, ф. "Политархив", 1914 г., д. 3312, л. 9. Донесение Гирса от 5 мая 1914 г.; "Тифлисский листок", 1.111,1914.
101. "Review of the Civil Administration of Mesopotamia", London, 1920, стр. 44.
102. ЦГА ВМФ, ф. 418, 1914 г., д. 4288, л. 55. Из сведений, полученных Морским генеральным штабом 9 апреля 1914 г. ЦГИАГ, ф. 71, п. 118, лл. 163-164. Донесение вице-консула в Урмии от 1 июня 1914 г.; "Тифлисский листок", 4, 15, 20.IV.1914.
103. ЦГА ВМФ, ф. 418, 1914 г., д. 4288, лл. 45-46. Сведения, полученные Морским генеральным штабом 27 марта 1914 г.
104. Р. Бекгулянц, По Турецкой Армении, стр. 76-77; АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1914 г., д. 1606, лл. 19-21. Донесение Акимовича от 7 мая 1914 г.
105. "Тифлисский листок", 23, 24.IV.1914.
106. Как будет показано ниже, это утверждение было далеко от действительности.
107. АВПР, ф. "Политархив", 1914 г., д. 3312, лл. 25-26. Донесение Гирса от 31 марта 1914 г.
108. "Тифлисский листок", 11.IV.1914.
109. АВПР, ф. "Политархив", 1914 г., д. 1052, лл. 48-49. Копия с рапорта Якушева Гирсу от 13 июня 1914 г.
110. АВПР, ф. "Турецкий стол (новый)", 1914 г., д. 5350, лл. 2-7. Донесение Адамова от 19 июня 1914 г. Как будет показано ниже, Россия на все эти обращения ответила отказом.
111. АВПР, ф. "Миссия в Персии", 1911 г., д. 133, лл. 104-105. Донесение вице-консула в Урмии Введенского от 30 июня 1914 г.
112. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1914 г., д. 1406, лл. 68-69. Донесение Ширкова от 25 июня 1914 г. Кор-Хусейн-паша активно агитировал за всеобщее антитурецкое восстание.
113. Там же, д. 2685, лл. 82-83. Донесение Адамова от 19 июня 1914 г.
114. АВПР, ф. "Политархив", 1911-1914 гг., л. 408. Донесение вице-консула в Ване Акимовича от 8 августа 1914 г. Эти комитеты практиковали и террористические методы, особенно в отношении тех курдов, которые помогали турецким карателям.
115. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1914 гг., д. 3574, л. 530. Письмо Минорского из Мосула от 24 мая 1914 г.
116. АВПР, ф. "Миссия в Персии", 1914 г., д. 85, л. 7. Донесение Ияса от 30 июля 1914 г.
117. ЦГИАГ, ф. 71, д. 118, л. 61. Донесение Кирсанова от 16 апреля 1914 г.
118. Цит. по: "Тифлисский листок", 11.IV.19I4.
119. "Deutschland und Armenien 1914-1918. Sammlung diplomatisches AktenStiicke. Herausgegeben und eingeleitet Dr. Johannes Lepsius, Potsdam, 1919, стр. 17, док. 8". Донесение Бергфельда от 30 июля 1914 г.
120. АВПР, ф. "Персидский стол Б", 1910-1912 гг., д. 560, л. 99. Донесение Чарыкова от 4 января 1912 г.
121. АВПР, ф. "Персидский стол Б", 1910-^1912 гг., д. 560, л. 114. Из Министерства иностранных дел - посольству в Константинополе, 25 февраля 1912 г.
122. Там же, л. 102. Донесение Чарыкова Сазонову от 23 января 1912 г.
123. АВПР, ф. "Канцелярия МИД", 1912 г., д. 32, л. 95. Телеграмма Чарыкова от 13 февраля 1912 г.
124. ЦГВИА, ф. 2000, оп. 1, д. 60, л. 555. Телеграмма Воронцова - Дашкова Коковцову от 15 апреля 1912 г.
125. "Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архива царского и Временного правительства. 1878^1917" (далее - МОЭИ), серия II, т. XIX, ч. II, стр. 493. Коковцов - Сазонову, 18 апреля J912 г.
126. АВПР, ф. "Политархив", 1912 г., д. 128, л. 46. Сазонов - Гирсу, 19 июня 1912 г.
127. АВПР, ф. "Персидский стол Б", 1910-1912 гг., д. 560, л. 161.
128. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1913 г., д. 1605, л. 91. Донесение Олферьева от 13 мая 1913 г.
129. ЦГИА, ф. 1276, оп. 10, д. 866, лл. 1-5. Сазонов - Горемыкину 14 апреля 1914 г.
130. Там же, л. 9. Советский автор Курд Оглу о деятельности русских представителей в Восточной Турции и Северном Иране писал следующее: "На всех этих постах (в консульствах, миссиях, отделениях торговых фирм и пр. - М. Л.) сидели явные и тайные агенты - офицеры Генштаба и чиновники различных рангов. Все они были связаны со П-м обер-квартирмейстерст-вом Генштаба и выполняли определенные функции, одни подготовляли умы армян к восстанию, другие всяческими обещаниями стремились приобщить к "лону православия" айсоров, третьи завязывали связи с курдскими вождями, часто вмешиваясь в их споры и разрешая земельные тяжбы в пользу своих друзей, четвертые производили рекогносцировки путей и перевалов, пятые поставляли оружие курдам и армянам для организации восстаний против правительств Турции и Персии и т. д. Словом, были пущены в ход все средства и орудия империалистического арсенала для подготовки благоприятного театра военных действий, для захвата колоний" (Курд Оглу, Курды и империализм, - "Бюллетень прессы Среднего Востока", Ташкент, 1932, № 13-14, стр. 105). Картина в общем правильная, но краски несколько сгущены. Дальше будет показано, что деятельность России в Курдистане и Турецкой Армении отнюдь не была столь интенсивной, как это выглядит из описания, приведенного выше.
131. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1911-1914 гг., д. 3726, л. 125. Донесение Олферьева от 8 апреля 1913 г.
132. Там же, 1912-1914 гг., д. 3573, лл. 24-25. Донесение Чиркова от 14 февраля 1913 г.
133. АВПР, ф. "Персидский стол Б", 1913 г., д. 121, лл. 21-22. Из донесения Чиркова от 30 октября 1913 г.; там же, ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1914 гг., д. 3573, лл. 24-25. Донесение Чиркова от 14 февраля 1913 г. "Проникновение цивилизации из России в Курдистан, - писал Абдур-резак несколько позднее, - положит конец тем остаткам моральной связи, которая существовала между халифатом и курдами". В то же время он критиковал политику царских властей в Закавказье по отношению к местным курдам, у которых отбирали кочевья, но не давали земли для перехода к оседлости (АВПР, ф. "Персидский стол Б", 1912-1915 гг., д. 568, лл. 82-83. Письмо Абдуррезака российскому генконсулу в Тебризе от 19 мая 1914 г.).
134. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1915 гг., д. 3573, л. 27. Донесение Чиркова от 14 февраля 1913 г.
135. АВПР, ф. "Персидский стол Б", 1913 г., д. 121, лл. 1-2. Донесение Чиркова от 22 октября 1913 г.
136. Там же, донесение Чиркова от 30 ноября 1913 г.
137. Цит. по: "Тифлисский листок", 30.V.1915.
138. К.Н. Юзбашян, Академик Иосиф Абгарович Орбели, стр. 40.
139. Цит. по: К.Н. Юзбашян, Академик Иосиф Абгарович Орбели, стр. 41-42.
140. Там же, стр. 42.
141. Там же, стр. 43.
142. См. также: Б. М. Данциг, Изучение Ближнего Востока в России, М., 1968, стр. 141-143.
143. АВПР, ф. "Персидский стол Б", 1910 г., д. 559б, ч. 1, л. 65.
144. Там же, л. 108. Донесение Чиркова от 2 февраля 1913 г.
145. Там же, 1913 г., д. 562, л. 23. Донесение Гирса от 1 марта 1913 г.
146. АВПР, ф. "Персидский стол Б", 1913 г., д. 562, лл. 140-142. Донесение Орлова от 25 июля 1913 г.
147. АВПР, ф. "Персидский стол", 1913 г., д. 1210, л. 313. Донесение Чиркова от 10 мая 1913 г.
148. Там же, л. 353. Донесение Чиркова в Министерство иностранных дел от 14 мая 1913 г.
149. АВПР, ф. "Канцелярия МИД", 1913 г., д. 114, л. 323. Телеграмма Гирса от 22 мая 1913 г.
150. АВПР, ф. "Персидский стол", 1914-1917 гг., д. 4486, л. 26. Донесение Гирса от 31 августа 1913 г.
151. ЦГИА, ф. 796, оп. 193, д. 7027, л. 67. Нератов - обер-прокурору св. Синода В. К. Саблеру, 26 июля 1912 г.
152. Там же, оп. 199, отд. VI, ст. 1, д. 242, лл. 1-7. Из докладной записки Сергия в Синод, 19 июля 1914 г.
153. Там же, оп. 796, отд. VI, ст. 1, д. 219, лл. 13^-16. Рапорт Сергия о состоянии миссии в 1913 г. от 24 февраля 1914 г.; Б. Н. 3 а х о д е р" Православная миссия в Урмии, стр. 41.
154. ЦГИА, оп, 796, отд. VI, ст. 1, д. 219, л. 19; оп. 193, д, 7015, лл. 238-240.
155. Там же, ф. 797, 1914 г., оп. 84, д. 82, лл. 1-7.
156. "Тифлисский листок", 24.XI.1913.
157. ЦГИА, ф. 797, 1913 г., оп. 197, д. 5136, лл. 13-16.
158. ЦГИА, ф. 796, оп. 193, д. 7027, л. 34. Из письма представителей горных сирийцев Сергию от 12 апреля 1913 г.
159. Там же, л. 37. Патриарх Антиохийский и всего Востока Григорий- Саблеру, 11 июля 1913 г.
160. ЦГИА, ф. 796, оп. 193, д. 7027, л. 58.
161. Там же, лл. 157-158. Нератов - Саблеру, 12 апреля 1914 г.; ф. 197, 1913 г., оп. 83, д. 425, лл. 17-18. Саблер - Сергию, 26 апреля 1914 г.
162. Там же, ф. 796, оп. 193, д. 7027, лл. 151-15(6. Отношение вице-консула в Урмии от 31 марта 1914 г.
163. Там же, л. 150. Сазонов - Саблеру, 12 мая 1914 г.
164. ЦГИА, ф. 797, 1913 г., оп. 83, д. 454, л. 31.
165. Курд Оглу, Курды и империализм, стр. 105-(106.
166. А.С. Wratis1aw, A Consul in the East, стр. 196.
167. Правда, русское посольство в Турции предприняло попытки защитить ассирийцев и не совсем дипломатическими методами. Ширков вел1 переговоры о прекращении насилий над армянами и ассирийцами с курдским вождем Сейидом Али. Гире предложил через шейха Та воздействовать на Барзани, оказывавшего большое влияние на курдо-ассирийское население Северного Ирака. Однако проект такого вмешательства в защиту ассирийцев был вскоре отклонен ввиду нежелания русских властей поощрять сношения иранских курдов с турецкими и недоверия к некоторым курдским вождям. "Обращение шейха Та к шейху Барзану, принадлежащему к враждебной первому партии Абд-уль-Кадира, только ухудшило бы положение несториан", - писал вице-консул в Урмии Голубинов. Он утверждал, что увеличение случаев насилий над ассирийцами вызвано подстрекательством со стороны турецких властей (АВПР, ф. "Персидский стол", 1911-1917 гг., д. 4482, л. 129. Клемм - Голубинову, 8 мая 1913 г.; АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1914 гг., д. 3573, л. 201, Донесение Ширкова от 20 сентября 1913 г.).
168. АВПР, ф. "Канцелярия МИД", 1913 г., д. 114, л. 294. Телеграмма Гирса от 14 мая 1913 г.
169. Там же, л. 306. Телеграмма Гирса от 20 мая 1913 г. Русские дипломатические представители в Турции выступали в защиту не только армян и ассирийцев, но и некоторых групп курдов (например, езидов, али-илахов), подвергавшихся наибольшим гонениям со> стороны турецких властей. В июле 1913 г., например, Гире обратил серьезное внимание великого визиря на недопустимость принуждения езидов - продавать свои земли и дома с целью поселения там курдских эмигрантов из Ирана (АВПР, ф. "Канцелярия МИД", 1913 г., д. 114, л. 409. Телеграмма Гирса от 27 июня 1913 г.).
170. А. Мandе1stam, Le sort de I'empire Ottoman, Lausanne - Paris, 1917, стр. 298.
171. "Die grosse Politik der Europaischen Kabinette 1871-1914", Bd 38, стр. 38. Донесение Вангенгейма Бетман-Гольвегу от 20 мая 1913 г.
172. Там же, стр. 16, 22-23. Донесения Вангенгейма от 13 марта и 12 апреля 1913 г.
173. МОЭИ, серия III, т. II, стр. 250-251.
174. АВПР, ф. "Канцелярия МИД", 1914 г., д. 56, л. 154. Телеграмма Гирса от 12 марта 1914 г.
175. АВПР, ф. "Политархив", 1913 г., д. 1047, л. 38.
176. "Мы принципиально не имеем ничего против примирения Абдурре-зака с турецким правительством", - писал Клемм, отмечая одновременно, что на родине Абдуррезак принес бы большую пользу своим сородичам, чем в Иране (АВПР, ф. "Персидский стол Б", 1912-1915 гг., д. 568, л. 39, Клемм - Чиркову, 1 ноября 1913 г.).
177. МОЭИ, сер. III, т. II, стр. 249-251. Письмо Клемма управляющему канцелярией наместника на Кавказе от 26 марта 1914 г.
178. Там же, стр. 530. Клемм - Орлову, 29 апреля 1914 г.
179. Там же, т. I, стр. 549. Запись беседы министра иностранных дел с ханом Макинским, 26 февраля 1914 г.
180. Там же, т. II, стр. 143. Из частного письма исполняющего обязанности чиновника для пограничных сношений при наместнике на Кавказе Эльзенгра на имя Миллера в Маку от 29 марта 1914 г.
181. Там же, стр. 29-30. Сазонов - Гирсу, 4 марта 1914 г.
182. АВПР, ф. "Канцелярия МИД", 1914 г., д. 56, л. 191. Телеграмма Гирса от 20 марта 1914 г.
183. Там же, лл. 165-166. Телеграмма Гирса Ширкову от 22 марта 1914 г.
184. МОЭИ, сер. III, т. II, стр. 207. Донесение Гирса Сазонову от 24 марта Ь914 г.
185. АВПР, ф. "Персидский стол", 1914 г., д. 1212, л. 51. Донесение Чиркова от 8 марта 1914 г.
186. АВПР, ф. "Персидский стол", 1911-1917 гг., д. 4482, л. 181. Донесение Введенского от 20 марта 1914 г.
187. МОЭИ, сер. III, т. II. стр. 370-371. Донесение Введенского Сазонову от 11 апреля 1914 г.
188. АВПР, ф. "Персидский стол", 1914 г., д. 1212, л. 75. Клемм - Введенскому, 16 апреля 1914 г.
189. Там же, л. 74. Донесение Введенского от 17 апреля 1914 г.; В. N f-J{itine, Les kurdes racontes par eux-memes, стр. 154-155.
190. МОЭИ, сер. III, т. II, стр. 298-299. Донесение Гирса Сазонову от 31 марта 1914 г.
191. Там же, т. III, стр. 43. Клемм - Чиркову, 7 мая 1914 г.
192. АВПР, ф. "Персидский стол", 1914 г., д. 1212, л. 87. Донесение Введенского от 5 мая 1914 г.
193. Там же, л. 89. Сазонов - Гирсу, 8 мая 1914 г.
194. МОЭИ, сер. III, т. III, стр. 279. Клемм - Коростовцу, 31 мая 1914 г.
195. Цит по: Б.А. Борьян, Армения, международная дипломатия и СССР, ч. II, стр. 418.
196. "Письма И. И. Воронцова-Дашкова Николаю Романову", стр. 119-120.
197. "Сборник дипломатических документов. Реформы в Армении. 26 ноября 1912 - 10 мая 1914", Пг., 1915, № 57, стр. 89.
198. С.Д. Сазонов, Воспоминания, стр. 166.
199. Там же, стр. 169.
200. А. М. 3айончковский, Подготовка России к империалистической войне. Очерки военной подготовки и первоначальных планов. По архивным документам, М., 1926, стр. 28.
201. Он возник, в частности, сразу после младотурецкого переворота, когда нарастал кризис и на Балканах. Вот, например, запись в дневнике русского военного министра генерала Поливанова от 3 августа 1908 г.: "К 9 час. вечера на совещание к министру иностранных дел по поводу oположения дел на Балканском полуострове и возможных осложнений в Турции. Решили пересмотреть мероприятия по Босфорской экспедиции и вообще подготовиться к возможности придти в Турцию, не объявляя ей войны" (А.А. Поливанов, Из дневников и воспоминаний на должности военного министра и его помощника, 1907-1916, т. I, М., 1924, стр. 48).
202. А. М. 3айончковский, Подготовка России к империалистиче-oской войне, стр. 324.
203. Там же.
204. АВПР, ф. "Политархив", 1907-1914 гг., д. 380, л. 68; ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1913 гг., д. 1204, л. 4. Донесение Акимовича от 22 ноября и 21 декабря 1913 г.
205. "Сборник дипломатических документов. Реформы в Армении...", док. №№ 12, 17, 21, 24-26, 28, 29, 72; С. Д. Сазонов, Воспоминания, "тр. 173.
206. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1911-1914 гг. д. 3726, .л. 88. Донесение Адамова от 5; декабря 1913 г.
207. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1912-1914 гг., д. 3573, .л. 257. Сазонов - Гирсу, 31 июля 1913 г.
208. Там же, лл. 231-232. Письмо Ширкова Минорскому от 20 июля 1913 г.
209. МОЭИ, сер. III, т. I, стр. 40. Сазонов - Гирсу, 4 января 1914 г.
210. "Сборник договоров России с другими государствами", стр. 423.
211. См.: А. С. Аветян, Германский империализм на Ближнем Востоке, стр. 40.
212. С.Д. Сазонов, Воспоминания, стр. 162.
213. Там же, стр. 302-303.
214. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1908-1912 гг. д. 3922, лл. 43-44. Донесение Олферьева от 6 февраля 1912 г.
215. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1911-1912 гг., д. 3558, лл. 51-53. Донесение Олферьева от 28 мая 1912 г.
216. Там же, 1912-1914 гг., д. 3573, лл. 54-65, 81-86. Донесение Олферьева от 18 и 25 марта 1913 г. Зарзецки грубо извращал политику России в Турецком Курдистане и Армении в глазах общественного мнения Европы, а также в искажённом виде освещал курдское и армянское движение в Турции. Об этом, в частности, свидетельствует его статья "Курдо-армянский вопрос" в журнале "Ревю де Пари". В этой статье автор утверждал, что при младотурецком режиме армяне не могут считаться угнетаемым народом, ибо вред, причиняемый их политическими организациями, равен тому, который приносили курдские ага. Далее Зарзецки писал, что большинство армян и курдов предпочитают турецкое владычество господству "соседней нации", первые из национальных, вторые - из религиозных соображений. Наконец, Зарзецки указывал четыре варианта решения армяно-курдской проблемы в Турции: 1) автономия курдо-армянская, 2) автономия отдельно курдская и армянская, 3) реформы в Турции и 4) оккупация восточных провинций Малой Азии Россией. Первые два решения, по мнению автора, невозможны. Если же не будет обеспечено третье решение, то неизбежно наступит четвертое. (Трудно сказать, чего больше в этих рассуждениях: недомыслия или сознательной клеветы). (S. Zаrzесki, La question kurdo-armenienne, "Revue de Paris", 1914, № 8). Антирусскую кампанию в связи с армянским вопросом вел также временно находившийся не у дел Жорж Клемансо. Он обвинял Россию на страницах редактируемой им газеты "Л'ом либр" в намерении захватить всю Турецкую Армению (см.: "Тифлисский листок", 22.V.1913).
217. ЦГИАГ, ф. 71, оп. 2, д. ИЗ, л. 1; д. 118, лл. 24, 147. Выдержки из различных сводок за май - август 1913 г.
218. АВПР, ф. "Политархив", 1911-1914 гг., д. 719. Донесение Олферьева от 31 мая 1913 г.
219. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1914 г., д. 1406, л. 37. Донесение Ширкова от 9 апреля 1914 г.
220. А.С. Аветян, Германский империализм на Ближнем Востоке, стр. 37-40.
221. МОЭИ, серия III, т. I, стр. 119.
222. "Сборник дипломатических документов. Реформы в Армении...", № 40, стр. 45. Письмо Свербеева Гирсу от 29 мая (11 июня) 1913 г.; С. Д. Сазонов, Воспоминания, стр. 170.
223. "Сборник дипломатических документов. Реформы в Армении...", № 16, стр. 27-28. Депеша Свербеева Сазонову от 15 (28) марта 1913 г.
224. А.С. Аветян, Германский империализм на Ближнем Востоке, стр. 44.
225. ЦГИАГ, ф. 71, оп. 2, д. 118, л. 26. Из донесения Кирсанова от 31 августа 1913 г.
226. Там же, д. 113, лл. 3-6. Из донесения Кирсанова от 30 мая 1913 г.
227. АВПР, ф. "Политархив", 1912-1914 гг., д. 1648, л. 206. Донесение Адамова от 20 мая 1914 г.
228. "Тифлисский листок", 11.IV.1914.
229. АВПР, ф. "Посольство в Константинополе", 1914 г., д. 2585, лл. 77-78. Донесение Адамова от 19 июня 1914 г.