Глава VIII
КУРДСКИЙ ВОПРОС ВО ВРЕМЯ
ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
В эпоху первой мировой войны на долю курдского народа выпали тяжелейшие испытания. Война ни на йоту не приблизила разрешение курдского вопроса. Курдистан стал ареной боевых действий трех армий - турецкой, русской и английской. В течение четырех лет на его территории шла маневренная война, залившая страну потоками крови и причинившая ее населению огромный материальный ущерб. Каждая из воюющих сторон пыталась использовать курдов и другие народы Восточной Турции, Западного Ирана и Ирака в своих интересах, натравить их друг на друга или на своих врагов, что привело к полной анархии в этом районе Ближнего Востока и послужило источником неисчислимых бедствий для его населения. Пожалуй, в результате развязанной империалистами мировой бойни никакие другие народы не понесли относительно таких огромных жертв, как армяне, курды и ассирийцы.
СИТУАЦИЯ В КУРДИСТАНЕ В АВГУСТЕ - ОКТЯБРЕ 1914 г.
Турецкие правящие круги лихорадочно готовились к нападению на Россию, возлагая при этом большие надежды на курдские племена. В день подписания союзного договора с Германией наряду с официальным правительственным сообщением о нейтралитете вышло распоряжение о частичной мобилизации. Оно коснулось в первую очередь хамидие. В Эрзерумском вилайете курдским аширетам и хамидие было предписано охранять русскую границу. Германский консул в Эрзеруме Андерс совместно с младотурецкими эмиссарами Хильми-беем и Ибрагим-беем развернули подстрекательскую работу среди курдов Восточной Анатолии, а также русского Закавказья, куда тайно пробрался Андерс [2].
ТУРЕЦКИЕ КУРДЫ И ВОЙНА
В первых числах ноября 1914 г. Турция уже официально находилась в состоянии войны с Россией, Англией и Францией. Немедленно же начались операции на всех фронтах турецко-азиатского театра войны. 11 ноября султан Мехмед V объявил джихад против держав Антанты.
ПРОВАЛ ТУРЕЦКО-ГЕРМАНСКОЙ АГРЕССИИ В ИРАНСКОМ КУРДИСТАНЕ
Иран в период первой мировой войны также очутился в критическом положении. Ни одна из воюющих держав не считалась с провозглашенным шахским фирманом от 1 ноября 1914 г. нейтралитетом Ирана [105]. Войска России и Англии к началу войны оккупировали северо-западные и юго-западные провинции страны. Эти районы стали плацдармами для наступательных операций на Месопотамском и Кавказском фронтах, а также базами для расширения военного, политического и экономического влияния России (на севере и северо-западе) и Англии (на юге и юго-востоке), для полного, "окончательного порабощения всей страны.
ПОЛИТИКА РОССИИ В КУРДСКОМ ВОПРОСЕ В НАЧАЛЕ ВОИНЫ
В первые месяцы войны (впрочем, как и прежде) русское правительство и командование не имели твердой и определенной "линии в курдском вопросе. Политика в завоеванных русской армией районах Курдистана, взаимоотношения с курдсними племенами и крупнейшими вождями были предоставлены личной инициативе отдельных воинских начальников и консулов, которые действовали на свой страх и риск [155].
ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗВИТИЕ РУССКО-КУРДСКИХ ОТНОШЕНИЙ
В конце декабря 1915 г. русская Кавказская армия перешла в решительное наступление на Эрзерумском направлении. Падение Эрзерума [3 (16) февраля 1916 г.], главного стратегического, политического и экономического центра Восточной Анатолии, было крупнейшим поражением Турции в первой мировой войне.
ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ ПОДГОТОВКА АНТАНТЫ
Пока на территориях Турции, Ирана, арабских стран пылал пожар войны, уничтоживший не только десятки тысяч солдат обеих воюющих сторон, но и сотни тысяч ни в чем не повинного мирного населения, в дипломатических канцеляриях Лондона, Парижа и Петрограда вынашивались тайные проекты и планы, грозившие оказать роковое влияние на судьбу турок, арабов, курдов, персов, армян и других народов Ближнего Востока. Империалисты Антанты начали заблаговременно подготавливать раздел Османской империи и нейтрального Ирана. Первоначальные успехи англо-французского десанта на Галлиполийском п-ве весной 1915 г. и победы русской Кавказской армии в первой половине 1916 г. побудили в первом случае Россию, а во втором - Англию и Францию поспешить с точным определением своей доли добычи, дабы не допустить ее захвата одним из союзников. Так родились межсоюзнические соглашения о Константинополе и проливах и разделе нейтральной зоны Ирана (март-апрель 1915 г.), о разделе арабских, армянских, курдских владений Турции, а также Иранского Курдистана (соглашение Сайке - Пико, март-май 1916 г.). Подготовка, ход и результаты этих соглашений слишком хорошо изучены и описаны, поэтому представляется излишним останавливаться здесь на них. Необходимо вкратце напомнить лишь те моменты, которые непосредственно касаются курдов и населяемой ими территории.
ТУРЕЦКИЙ КУРДИСТАН В 1916-1917 гг.
Со второй половины 1916 г., и особенно в 1917 г., внутреннее и военное положение Османской империи резко ухудшилось. В арабских вилайетах под влиянием вспыхнувшего в июне 1916 г. хиджазского восстания, возглавлявшегося правителями Мекки - хашимитами, начался новый мощный подъем национально-освободительного движения [226]. В самой Турции царила экономическая разруха, среди народных масс росло недовольство политикой зашедшего в тупик- "триумвирата", боеспособность турецкой армии, обескровленной тяжелыми боями с превосходящими силами держав Антанты, быстро падала. Германия была не в состоянии оказать сколько-нибудь эффективную помощь своему восточному союзнику. На Иракском и Палестино-Синайском фронтах англичане захватили инициативу и прочно ее удерживали. В начале марта 1917 г. пал Багдад, а девять месяцев спустя, в декабре - Иерусалим. Над Турцией нависла реальная угроза военной катастрофы. Прогнившая Османская империя трещала по всем швам.
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ РОССИИ
Россия в последний год своего участия в мировой войне была заинтересована в благожелательном отношении турецких курдов не меньше, если не больше, чем в предыдущие годы. Объясняется это тем, что Россия уже была не в состоянии вести на восточноанатолийском участке Кавказского фронта наступательные операции. Стабилизация фронта, закрепление в завоеванных областях Малой Азии, внедрение в них русского влияния зависели теперь не столько от силы оружия, сколько от взаимоотношений с местным тыловым и прифронтовым населением, то есть в первую очередь с курдами. В этих условиях привлечение на свою сторону крупнейших курдских племен было бы для России равноценно победам на полях сражений.
ПОЛИТИКА РОССИИ В ИРАНСКОМ КУРДИСТАНЕ В 1917 г.
Наиболее сложной и напряженной в последний год существования Кавказского фронта была обстановка в Иранском Курдистане. В отличие от Турецкого и Иракского Курдистана здесь и в 1917 г. Россия вела военные действия, что, естественно, отразилось и на положении местного курдского населения, и на его отношении к русским властям.
* * * * *
Великая Октябрьская социалистическая революция привела к освобождению Ирана, в том числе и его курдских провинций, от российского колониального гнета. Согласно пункту X договора о перемирии, заключенного в Брест-Литовске 15 декабря 1917 г., русские и турецкие войска должны были покинуть пределы Ирана [302]. Советское правительство, решительно покончившее с империалистической политикой царского, и Временного правительств на Ближнем Востоке, честно выполнило условия перемирия и в первые месяцы 1918 г., несмотря на сопротивление различных контрреволюционных сил, закончило вывод русских войск из Ирана [303]. Турция же использовала Северо-Западный Иран как плацдарм для проведения интервенции в Закавказье. В 1918 г. значительная часть Иранского Курдистана и Азербайджана была вновь оккупирована турецкими войсками [304].
ЗАВОЕВАНИЕ АНГЛИЕЙ ИРАКСКОГО КУРДИСТАНА
Несколько по-иному обстояло дело с Иракским Курдистаном. Британские экспедиционные войска после взятия Багдада 11 марта 1917 г. начали медленно продвигаться на,, север и достигли к ноябрю 1917 г. Тикрита, находящегося на полпути между Багдадом и Мосулом. Здесь, на границе Иракского Курдистана, фронт надолго стабилизировался, поскольку британские войска были измотаны многочисленными боями в тяжелых для них климатических условиях. Тем большее значение для английских оккупационных властей приобретала позиция иракских курдов.
С Н О С К И
Как известно, Турция вступила в войну только через три месяца после того, как прогремели первые выстрелы на европейских фронтах. Однако приверженность Турции к центральным державам всем была ясна уже в самом начале мировой войны. Хотя германо-турецкий союзный договор от 2 августа 1914 г. держался в секрете, такие факты, как резкая активизация деятельности германской агентуры в Турции, особенно миссии Лимана фон Сандерса, прибытие 10 августа 1914 г. в Дарданеллы германских крейсеров "Гебен" и "Бреслау", усиленные военные приготовления турецкого правительства, различные политические и экономические мероприятия Порты, направленные преимущественно против держав Антанты, говорили сами за себя [1]. Правда, Россия не теряла надежду оторвать Турцию от германо-австрийского блока или, в крайнем случае, оттянуть ее вступление в войну: по этому вопросу Гире и русский военный агент генерал-майор Леонтьев в августе - сентябре 1914 г. вели переговоры с Энвером. Однако шансы на достижение соглашения с турками были ничтожными, главным образом потому, что Англия и Франция, считавшие, что наступил долгожданный момент, когда можно приступить к разделу "оттоманского наследства", оказали очень слабую поддержку русской дипломатии. К концу сентября, после закрытия турками черноморских проливов, даже эти небольшие шансы исчезли. Вместе с тем русская империалистическая буржуазия и помещичье-монархические круги считали, что наступило благоприятное время для реализации их традиционных притязаний в отношении проливов, а также восточных районов Малой Азии.
На Ближнем Востоке с середины лета 1914 г. началась усиленная подготовка к разрешению силой оружия многих острых противоречий, споров, проблем.
В Ванском вилайете, в районе Каракилисе, с середины августа 1914 г. начали сосредоточиваться полки хамидие, туда ежегодно направлялись тысячи вооруженных курдов. В округе Баязида к середине октября было расположено 16 курдских полков, размещенных вдоль русской границы. Курдские полки (каждый насчитывал в среднем по 500 конников) были сосредоточены и в других районах русско-турецкой границы. Одновременно турецкие власти начали формировать курдские диверсионные отряды, которые систематически нарушали русскую границу и бесчинствовали в пограничных районах Закавказья. Только за сентябрь 1914 г. они угнали из пограничных селений России до 10 тыс. голов скота. Власти усиленно снабжали курдов, как входящих в иррегулярные войска, так и всех прочих, оружием (большей частью невысокого качества). В целях привлечения курдов на свою сторону правительственные эмиссары распространяли даже слухи о даровании им в будущем автономии [3].
Несмотря на широкий размах развернутой младотурецкими эмиссарами и германской агентурой антирусской пропаганды, которая среди части турецких курдов падала на благоприятную почву ввиду разочарования их Россией, отказавшейся поддержать курдское освободительное движение, далеко не всем курдам удалось привить русофобские настроения. Многие из них были недовольны мобилизационными мероприятиями, в частности переброской аширетных формирований к русской и иранской границам, и заявляли, что в случае войны они перейдут на сторону России [4]. В районе Харпута - Дерсима курды не только не поддавались антирусской пропаганде, но совершали нападения на турецких солдат, отбирая у них пушки, ружья и боеприпасы [5]. В Мосульском вилайете мобилизация среди курдов фактически сорвалась. Они отказывались вступить в турецкую армию и массами бежали в Иран, а также к арабам-бедуинам Иракской и Сирийской пустынь. Мосульский вали Мехмед Фазыл-паша, используя помощь мухаджиров Битлисского вилайета, поддерживавших связи со своими соплеменниками в России, готовил восстание мусульман на Кавказе. Но его призыв к вождям иракских курдов выступить против "неверных" не нашел никакого отклика [6]. Более того, многие видные курдские вожди Мосульского и Багдадского вилайетов, например вождь племен дад, тагбана, зенгене и даудие Меджид-бей, готовы были поднять восстание против турок и объединиться с этой целью с русскими [7]. Поэтому свои главные расчеты турки и немцы строили не на содействии курдов Ирака или Восточной Анатолии, а на их соплеменников в Иране, где обстановка складывалась явно не в пользу России, успевшей в значительной мере дискредитировать себя в глазах населения Иранского Азербайджана и Курдистана.
Особая ценность Северо-Западного Ирана как плацдарма в наступательной войне против России определялась еще и тем, что он граничил с мусульманскими областями Закавказья, где подрывная деятельность турецко-германской агентуры достигла известных успехов в отличие от граничивших с Восточной Анатолией Армении и Грузии, основное христианское население которых хорошо понимало грозившую им со стороны турецких захватчиков опасность полного порабощения и поголовного истребления.
Выше уже говорилось о деятельности турецко-германской агентуры в Иранском Курдистане и Азербайджане накануне первой мировой войны. С августа 1914 г. она приняла особенно широкий размах. Турки вступили в сношения с видными курдскими вождями прорусской ориентации, пытаясь склонить их на свою сторону. В переписку с турецкими властями, в частности, вступил Симко, на что в России тогда не обратили должного внимания, ибо он продолжал демонстрировать свою лояльность [8]. Макинский же сердар Муртаза Кули-хан, который к началу мировой войны окончательно отошел от России, еще в 1913 г. ездил в Берлин, где при участии находившегося тогда в Германии бывшего иранского регента Насроль-Молька вел переговоры с представителями германского правительства [9].
Турецкая агентура начала вести среди мусульманского .населения Иранского Курдистана и Азербайджана усиленную пропаганду джихада. Наиболее интенсивно велась подрывная работа в Урмийском округе. Турецкие пограничные .власти по приказу ванского вали, писал Введенский, "вошли в тайные сношения почти со всеми курдами Урмийского района, обещая им оружие в достаточном количестве, при условии поддержки Турции в вероятном столкновении с русскими". Из Турции прибывало много странствующих дервишей, призывавших курдов готовиться к войне с неверными. Среди них были и переодетые офицеры. Антирусскую агитацию среди курдов вел также германский агент в Урмии Нейман, .пользовавшийся содействием турецкого консула [10]. Выдворенный из Урмии стараниями русского вице-консула, он поселился у одного шейха. Нейман заручился письмом от муджтехидов Кербелы, содержащим призыв к курдам забыть религиозную рознь между суннитами и шиитами и выступить против неверных.
Под влиянием турецко-германской пропаганды уже с двадцатых чисел сентября 1914 г. в районе Урмии после более чем годичного перерыва возобновились нападения курдов на местных жителей и русские подразделения. Первым выступил Курдо-бек, напавший 20 сентября на Тергевер. "На курдов, - писал Введенский, - у нас не должно быть никакой надежды в Урмийском районе и рассчитывать на так называемых "сторонников" положительно нельзя, так как турки придают движению характер священной войны и, с другой стороны, предоставляют курдам полную свободу грабежей и занятия любой части Урмийской территории" [11].
В октябре 1914 г. беспорядки в Урмийском округе еще более усилились. Курдские отряды терроризировали местное христианское население. Ежедневно границу пересекали отряды турецких курдов, совершавших нападения на русские войска. Особенно активно действовали курды в районе Тергевера. Вождь харки Керим-хан даже предложил иранскому вице-губернатору покинуть Тергевер. Турецкая агентура убеждала местных курдов, что русские, отвлеченные войной с Германией, не в силах удержать оккупированные ими провинции Ирана. Брожение курдов вскоре перекинулось на южные районы Урмийского округа, где активно действовали германский агент Хаджи Сайд, приказчик Шюнемана, и сын Абдул-Кадыра сейид Мухаммед [12].
Напряженное положение создавалось также и в других районах Иранского Курдистана. Турецкие курды не раз вторгались в пределы Макинского ханства, творя на его территории насилия и грабежи [13]. В районе Соуджбулака среди местных курдов орудовал турецкий офицер Али-эфенди, а также вновь появившийся в пограничной зоне Салар од-Доуле [14]. В окрестностях Хоя курдские вожди Абдулла и Темир Джанго, подстрекаемые ванским вали Джевдет-беем, пытались поднять восстание среди макинских курдов и натравить их на Симко [15]. Из Турции засылались фидаи с заданием убить Абдуррезака и других прорусски настроенных курдских вождей.
Против христианского населения Западного Ирана начался повсеместный террор. Особенно пострадали урмийские ассирийцы, селения которых сжигались и разорялись курдскими отрядами. Ассирийцы бежали в Урмию, но и там активно действовала инспирируемая турками "пятая колонна". Ассирийцы и другие христиане вынуждены были браться за оружие, которое им предоставляли русские [16]. Фактически с октября 1914 г. в Иранском Курдистане возникла организованная Турцией и Германией партизанская война курдского населения против русских войск и отрядов самообороны местных христиан. На территорию Ирана проникали и небольшие подразделения турецких регулярных войск, которые действовали заодно с курдами. Например, в первых числах октября границу в районе Сомая - Барадоста пересек турецкий отряд в 200 человек, к которым присоединились курды Измаил-аги Кардара [17]. Турецкий отряд нарушил границу и в районе Котура, ниспровергнув только что воздвигнутые пограничные столбы и захватив несколько деревень [18]. Происходили многочисленные-столкновения турков и курдов с русскими войсками и поддерживавшими их христианами. В одном из боев погибло до 60 курдов. Русские войска предпринимали карательные рейды против восставших курдских племен. К середине октября русским и ассирийцам удалось отбить первые атаки курдов [19].
Таким образом, не на Черном море, а в Иранском Курдистане раздались первые выстрелы мировой войны на Ближнем Востоке. "Турки фактически открыли против нас военные действия на персидской территории 12 октября, когда против нас действовали значительные пограничные турецкие регулярные аилы под начальством Джевдет-бея вместе с курдами, при одном орудии" [20], - писал Введенский на следующий день после нападения турецкого флота на русские черноморские порты. "Скоро стало очевидным, -писал Хаб-бэрд, - что это не обычный курдский набег, но атака организованной армии в несколько тысяч человек. В действительности, это была обдуманная экспедиция, спланированная и организованная турками (подстрекаемыми, несомненно, немцами), целью которой было вытеснение русских и захват Урмии. Среди курдов были турецкие офицеры, и они имели германское снаряжение" [21].
События в Иранском Курдистане, происходившие летом и осенью 1914 г., наглядно подтверждают агрессивные устремления турецких правящих кругов, подстрекаемых германскими империалистами. Важной целью турок и немцев в Иранском Курдистане, помимо намерения привлечь на свою сторону местных курдов и создать в Северо-Западном Иране надежный антирусский плацдарм, было стремление втянуть Иран в лагерь центральных держав.
В октябре 1914 г. в Стамбуле велись переговоры между Талаатом, Энвером и великим визиром Саидом Халим-пашой, с одной стороны, и иранским послом - с другой. Турки предложили следующий проект соглашения: персы с помощью Германии и Турции формируют армию в 100 тыс. человек. За это Иран уступит Турции спорную часть Урмийского округа. Турция и Иран примут совместные меры по умиротворению и "приведению к порядку" курдских племен и образованию из них кавалерийских полков, а Германия снабдит их оружием и инструментами. Иран, конечно, не решился принять этот проект, но его участие в переговорах само по себе показательно [22].
Одновременно Турция пыталась вынудить Иран пойти на важные политические уступки, коль скоро не удавалось склонить его к прямому союзу. 30 сентября 1914 г., в ответ на представление иранского министра иностранных дел Ала ос-Салтане по поводу нарушения турками границы, турецкий посол в Тегеране Асим-бей от имени своего правительства обещал, что Турция будет уважать нейтралитет Ирана лишь при условии вывода русских войск из Азербайджана [23]. Еще более определенно высказался по этому вопросу Асим-бей в беседе с премьер-министром Ирана Мостоуфи оль-Мемалеком два дня спустя. В случае дальнейшего присутствия русских войск в Иране, заявил турецкий посол, "будет невозможным для его правительства уважать персидский нейтралитет" [24].
Под нажимом Турции тегеранское правительство обратилось к России с просьбой отозвать русские войска, но получило категорический отказ. Русский посланник Коростовец заявил Ала ос-Салтане, что присутствие русских войск в Иране - "единственный фактор безопасности подданных России и других зарубежных стран", и указал в связи с этим на бесчинства курдов [25]. Таким образом, как намерение Турции использовать Иран в своих целях, так и попытка иранского правительства добиться большей самостоятельности потерпели неудачу.
Положение в населенных курдами районах Турции и Ирана с самого начала мировой войны стало достаточно серьезным, что побудило правительство царской России уделить самое пристальное внимание курдской проблеме. Для руководящих политических и военных кругов России было совершенно очевидным важнейшее значение позиции в первую очередь турецких, а также и иранских курдов для обеспечения русских стратегических и политических интересов на Ближнем Востоке в условиях мировой войны.
В августе 1914 г. Россия стремилась соблюдать в отношении национальных меньшинств Восточной Анатолии максимальную осторожность, дабы не дать лишнего повода для ускорения перехода Турции в лагерь центральных держав. Гире даже советовал "в интересах службы" перевести в Европу или удалить на время "напряженной конъюнктуры... обоих наиболее нервных из наших консулов - Адамова ч Ширкова" под предлогом усиления личного состава Министерства иностранных дел [26].
Тем не менее в России начали готовиться к тому, чтобы в случае вступления Турции в войну на стороне Германии обеспечить действенную поддержку со стороны курдов, а также армян и ассирийцев. В первую очередь встал вопрос о снабжении курдов, армян и ассирийцев оружием, тем более что уже в начале августа поступила соответствующая просьба от представителей ассирийцев [27]. Однако и тут было признано разумным пока ограничиться подготовительными мероприятиями. "Не подлежит сомнению, - писал Сазонов; военному министру Сухомлинову, - что в случае столкновения с Турцией, как курды, так и айсоры (сиро-халдейцы) турецкие могут оказать нам существенную помощь. Для воздействия на первых в нашем распоряжении имеются несколько влиятельных среди курдов лиц, как, например, известный Абдуррезак-бей и шейх Барзан, проживающий ныне на Кавказе". Но начинать агитацию среди них и снабжать их оружием, продолжал Сазонов, преждевременно, "пока отношение Турции к нам в достаточной степени не определилось", дабы не получилось "совершенно нежелательного обострения" отношений с Турцией, хотя и необходимо провести некоторые подготовительные мероприятия в этом плане [28]. В таком же духе Клемм информировал Коростовца: "Что касается вооружения сирийцев и курдов, равно как и отправления на турецкую границу шейха Барзана и Абдуррезака, то, считая принципиальное их содействие в случае осложнений полезным, признаем пока преждевременным вызывать с их стороны какие-либо действия. Поэтому мы просили военного министра лишь подготовить все необходимое для их вооружения на случай враждебных нам выступлений турок"29. В ответ на предложения Введенского и Ияса вызвать на турецкую границу шейха Барзани и использовать иракских курдов "для устройства омуты и беспорядков в тылу турецких войск" [30]. Клемм рекомендовал не допускать никаких враждебных Турции выступлений курдских вождей; "пригрозите шейхам лишением покровительства, - писал он, - если они будут что-либо предпринимать без нашего указания" [31].
Подоплека столь осторожной позиции русского правительства в отношении национальных меньшинств Восточной Анатолии изложена в письме Сазонова Воронцову-Дашкову от 13(26) августа 1914 г. Министр иностранных дел писал: "В связи с ведущимися в Константинополе державами тройственного согласия переговорами, надежда на сохранение мирных отношений с Турцией еще не утрачена. Поэтому крайне желательно избегать всего, что могло бы вызвать конфликт. В случае войны курды, армяне и айсоры могут нам конечно быть очень полезными, почему следует поддерживать с ними дружественные отношения, настойчиво рекомендуя им, однако, ничего не предпринимать без нашего указания. Если бы они подняли восстание и затем нe были бы нами поддержаны, то нашему престижу был бы нанесен непоправимый удар. Не представляем себе, в чем могла бы выразиться автономия Курдистана, и считали бы опасным возбуждать в курдах определенными обещаниями какие-либо несбыточные надежды. Оружие и патроны следует изготовить, как мы и писали военному министру" [32].
Нетрудно заметить, что русское правительство так и не определило свое отношение к курдскому вопросу в Турции, не выработало твердой линии в отношении национальных требований курдского народа. Курдский вопрос интересовал царизм лишь в той мере, в какой курды могли затруднить или облегчить военные операции на малоазиатском театре. Такой утилитарный подход к курдам не позволил впоследствии России укрепить свое влияние на них, когда в этом возникла острая необходимость.
С конца августа 1914 г., когда обозначился явный провал попыток Антанты оторвать Турцию от Германии, подготовка России к привлечению на свою сторону курдов, армян и ассирийцев усилилась. 17(30) августа Сазонов писал председателю Совета министров И.Л. Горемыкину: "...Желательно поддерживать самые тесные отношения как с армянами, так и с курдами, чтобы использовать их во всякую данную минуту, если состоится разрыв с Турцией. С этой точки зрения были бы желательны всякого рода подготовительные действия для быстрой переправы через границу оружия и припасов и раздачи их зарубежному населению, когда разрыв совершится или станет неминуемым". В этот же день Сазонов телеграфировал Воронцову-Дашкову о необходимости приступить к формированию милиции из курдов и ассирийцев [33].
Кавказское наместничество, как и прежде, заняло более-решительную позицию по сравнению с Министерством иностранных дел в вопросе об использовании в интересах России курдов и других национальных меньшинств Турции. Как. явствует из письма начальника штаба КВО генерал-лейтенанта Юденича начальнику Генерального штаба Янушкевичу от 18(31) августа 1914 г., план командования КВО и наместничества сводился к следующему.
Необходимо осуществить мероприятия по подготовке восстания дерсимских курдов, которые могут подняться в любой день, но для этого надо ассигновать 4-5 тыс. руб. Желательно также использовать и других курдов, недовольных турецким правительством, в первую очередь иракских, для чего следует шейху Махмуду Барзанджи и другим предводителям выделить денежные подарки и пособия (по 2-3 тыс. руб. каждому), чтобы они могли поднять восстание 6 районе Багдада - Сулеймании - Мосула. Против Турции могут выступить также Котурский хан Симко и племя зерза; им также нужно предоставить денежные субсидии. В общей сложности для организации восстания курдов, армян и ассирийцев, по мнению штаба КВО, следовало выделить 25 тыс. винтовок, 12 млн. патронов и 20-25 тыс. рублей деньгами [34].
В первой половине сентября в Тифлисе был разработан план создания вооруженных отрядов из курдов, армян и ассирийцев. Воронцов-Дашков, сообщая о предложениях, направленных ему от "разных курдских главарей и видных армянских деятелей", берущихся организовать курдов и ассирийцев для выступления против Турции, и отмечая необходимость все же соблюдать осторожность, предложил немедленно начать подготовку к созданию таких отрядов и предоставить в его распоряжение в соответствии с наметками КВО 25 тыс. винтовок и 12 млн. патронов. Вскоре от наместника поступили подробности этого плана: предусматривалась организация вооруженных отрядов в России на турецкой границе в Олту, Сарыкамыше, Кагызмане и Игдыре, в Иране - в Хое, Дильмене, Маку и Урмии. Воронцов-Дашков советовал на первых порах не выдавать этим отрядам оружие, а поддерживать их только деньгами и подарками. К концу сентября план подготовки всеобщего восстания курдов, армян и ассирийцев был согласован с верховным главнокомандующим великим князем Николаем Николаевичем. В частности, было решено, что отряды будут сформированы в основном в Иранском Азербайджане под наблюдением русских консулов и военных представителей в тайне от иранских властей. К активным действиям эти отряды могли быть допущены только с разрешения русских властей. В связи с выходом "Гебена" и "Бреслау" в Черное море была" решено ускорить все подготовительные мероприятия [35].
До практического осуществления этих довольно широких планов дело не дошло. Реализация их встретила затруднения как в Министерстве иностранных дел, так и в Военном министерстве. Сазонов писал Воронцову-Дашкову, что вооружать национальные меньшинства Турции преждевременно, нужно лишь наметить надежных лиц из их среды и собрать необходимое оружие на Кавказе и в Иране [36]. Против организации отрядов из курдов, армян и ассирийцев резко выступил и Минорский. "Предложенные нами меры, - писал он, - никакой военной помощи нам не принесут, а обрушат на христиан и их единомышленников в Турции справедливую месть турок. Приобретая 2000 сомнительных сторонников, мы оттолкнем массу курдов гораздо более важных нам по всей Турции" [37]. Таким образом, возражения Минорского были нацелены главным образом против вооружения и создания диверсионных отрядов из христианского населения Турции. Что касается Военного министерства, то оно, вопреки настояниям командования КВО, отказалось послать винтовки для враждебных турецкому правительству племен ввиду обнаружившейся в первые же недели войны нехватки вооружения для армий западных фронтов [38].
По мере быстрого роста напряженности на Ближнем Востоке в России начали проявлять большую заинтересованность в привлечении на свою сторону некоторых видных вождей турецких курдов, в первую очередь Абдул-Кадыра. В начале октября 1914 г. Гире сообщил о прибытии к Абдул-Кадыру трех германских офицеров, которые предложили ему принять участие в войне против России, обещая прислать 30 тыс. винтовок и германских инструкторов. Шейх занял уклончивую позицию, сказав, что без согласия турецкого правительства он не выступит. Одновременно Абдул-Кадыр сообщил об этом разговоре русскому послу. Последний посоветовал ему соблюдать нейтралитет и обещал соответствующее вознаграждение [39]. Сазонов, получив эти сведения, написал Гирсу, что нейтралитета Абдул-Кадыра недостаточно; надо побудить его выступить на стороне России, предварительно выяснив вопрос о размерах вознаграждения [40]. Через некоторое время, в связи с тем, что сыновья Абдул-Кадыра начали призывать курдов от имени султана к джихаду против России, Сазонов потребовал, чтобы Гире добился от Абдул-Кадыра прекращения этой агитации [41].
Во время последних переговоров с Гирсом Абдул-Кадыр обещал не трогать русских и соблюдать нейтралитет, прося за это уступить ему 30 селений на иранской территории (Мергевер, Тергевер и др.). В случае войны Турции с Россией Абдул-Кадыр предложил выступить против Турции, если ему будет гарантировано создание автономного Курдистана под его главенством. В противном случае он грозил организовать избиение армян. Российское посольство рекомендовало" Абдул-Кадыру держать себя лояльно по отношению к России, "в каковом случае он мог рассчитывать на дружелюбное наше отношение и на высокое положение в Курдистане, а в противном случае обрекал себя и свое положение гибели" [42].
Абдул-Кадыр некоторое время продолжал маневрировать, не решаясь занять определенную позицию. Накануне нападения Турции на Россию он обратился к Гирсу с просьбой оказать содействие его доверенному лицу некоему Мухаммеду, который вез через Батум письмо самого Абдул-Кадыра с обращением к курдам не выступать против русских [43].
В это же время, по сведениям турецкой агентуры в Закавказье, из Эриванской губернии на турецкую территорию начали засылаться армяне и курды-езиды, снабженные русскими властями деньгами и оружием. Часть из них была направлена в Иранский Азербайджан, где они получили задание cpажаться с протурецки настроенными курдами и перейти в Турцию с целью вызвать там беспорядки [44].
Таким образом, когда война с Турцией уже стояла на пороге, правящие круги России заметно активизировали свои сношения с турецкими курдами и начали принимать такие меры, к которым ведущие курдские вожди сами давно призывали русское правительство. Однако теперь было уже поздно наверстать упущенное.
В Иранском Курдистане, где положение уже с первых недель мировой войны стало для России весьма угрожающим, русским приходилось действовать гораздо более энергично. По существу, ситуация здесь в начале осени 1914 г. мало чем отличалась от военной. Применение вооруженной силы в Северо-Западном Иране, этой полуколонии России, и породила те трудности во взаимоотношениях с местными курдами, которых русским властям удавалось избегать порой в отношениях с турецкими курдами.
Одним из первых мероприятий русских властей был арест в середине августа 1914 г. макинского сердара Муртаза Кули-хана и высылка его в Кисловодск, а затем в Тифлис. В ответ на протест иранского правительства Коростовец оправдывал арест сердара "как меру предосторожности в виду вероломства сердара и доказанных сношений его с нашими противниками на границе, дабы вызвать восстание курдов" [45]. В начале сентября 1914 г. в Маку прибыл отряд генерала Николаева, который был радушно встречен населением, мечтавшим избавиться от тирании хана [46].
Россия начала укреплять связи с оппозиционными иранскому правительству вождями племен северо-западной части страны и некоторыми видными чиновниками прорусской ориентации. Русский генеральный консул в Тебризе предложил губернатору Азербайджана Шоджа од-Доуле возглавить ряд племен для отпора возможной турецкой агрессии, а другому русскому ставленнику - Решиду - организовать курдский корпус численностью до 20 тыс. человек [47]. Были укреплены русские гарнизоны, особенно в Урмийском округе, значительно усилено наблюдение за турецко-иранской границей, установлен тщательный надзор за курдскими племенами, находившимися под турецким влиянием [48]. Эти меры ограничивали власть центрального правительства, в котором все большее влияние приобретали сторонники прогерманской и протурецкой ориентации, над северо-западными провинциями Ирана.
Одновременно русские власти старались не допустить антитурецких выступлений некоторых вождей иранских курдов, дабы не дать туркам желанного повода для интервенции. Особые опасения внушал Симко, набеги которого на турецкую территорию служили источником осложнений с Турцией, претендовавшей к тому же на Котурское ханство. Русская дипломатическая переписка того времени полна требованиями во что бы то ни стало унять Симко. "Необходимо побудить Симко сдерживать своих курдов и не допускать никаких провокаций по отношению к туркам" [49], - писал Клемм вице-консулу в Хое в начале сентября 1914 г. Минорский в это время по поводу жалоб турок на Симко сообщал: "Я письменно изложил Симко опасность его поведения... во избежание громадных осложнений надо его Обуздать, иначе курды могут сорвать разграничение" [50]. В ответ на это Клемм направил Минорскому, а также консулам в Тебризе, Хое, Урмии следующую инструкцию: "Необходимо обуздать Симко и заставить его немедленно прекратить свой вызывающий образ действий относительно турок и бесчинства на границе... Иначе мы вынуждены будем лишить его нашего покровительства, так как создавать конфликты с турками совершенно не входит в наши виды. Никакие самостоятельные выступления с его стороны не допускаются, он должен делать исключительно лишь то, что ему будет указываться" [51].
Несмотря на столь категорические предписания русского Министерства иностранных дел, Симко и другие предводители иранских курдов продолжали совершать набеги на турецкую территорию, что давало туркам желаемый повод для обвинений в адрес России. Так, в начале сентября 1914 г. турецкий посол в Тегеране выразил русскому посланнику недовольство в связи с усилением русских войск в Маку и на турецко-иранской границе, и особенно из-за враждебных действий против Турции Симко, шейха Та, Абдуррезака и Абдул-Саляма Барзани, поддерживаемых будто бы русскими консулами в Хое и Урмии. Коростовец сослался на неосведомленность, одновременно указав на концентрацию турецких войск на турецко-иранской границе [52]. В середине октября турецкий посол в Иране потребовал от иранского правительства доставить шейха Та на турецкую территорию, угрожая в случае отказа сделать это собственными силами. Русский генконсул в Тебризе Орлов посоветовал иранским властям не поддаваться на угрозы во избежание беспорядков в Урмийском округе [53].
В отношении "непокорных" племен Иранского Курдистана Россия все чаще прибегала к силе. Если еще в середине сентября 1914 г. в связи с нападениями курдов на пограничные иранские районы Сазонов предлагал ограничиться вооружением местных христиан [54], избегая вмешательства русских войск [55], то уже в начале октября министр иностранных дел требовал более энергичных и действенных мер. "Нанесение курдам сильного удара для отрезвления их и стоящих за ними турок, - писал он наместнику, - представлялось бы весьма желательным, так как в противном случае дерзость их будет возрастать изо дня в день. При этом следовало бы, однако, не переходить границы" [56]. Несколькими днями позже по поводу нападения курдов на Урмию Сазонов писал Воронцову-Дашкову о необходимости строжайшего наказания курдов, причем факт принадлежности их к турецким войскам не должен служить смягчающим обстоятельством [57]. Как отмечалось, русские власти в Иране проводили в жизнь эти указания.
В связи с агрессивными действиями турок и их агентуры в пограничных районах Ирана в начале сентября 1914 г. предполагалось отвести русские войска из некоторых пунктов пограничной полосы, чтобы избежать вооруженного конфликта с турецкими войсками. Однако этот план вызвал решительные возражения со стороны многих русских представителей в Иране, а также в Министерстве иностранных дел. Генконсул в Тебризе Орлов обращал внимание, что вывод русских войск из Соуджбулака и Урмии был бы воспринят как отступление перед турками и может вызвать волнения среди курдов [58]. Сазонов писал наместнику, что сдача русскими войсками Урмии курдам и фидаям подорвет престиж России в Иране и вызовет враждебные выступления курдов в других местах. Он требовал оставить в Урмии вспомогательный отряд. Воронцов-Дашков же в ответ приказал Воро-Панову наказать курдов, нападавших на русские войска, "беспощадно, не останавливаясь перед самыми крайними мерами, особенно в отношении главарей" [59].
Операции русских войск против курдов в указанный период большей частью были вызваны тем, что обстановка в Иранском Курдистане тогда мало чем отличалась от военной, а большинство курдов, по существу, воевали против русских войск. Однако русские власти, как и прежде, в случае необходимости подчас вмешивались и во внутрикурдские дела. Так, в середине сентября 1914 г. туркам с помощью некоторых курдских племен (и при содействии иранских властей) удалось захватить шейха Абдул-Саляма Барзани, который, покинув свое убежище в России, находился тогда в пограничной полосе. Тогда русские войска провели карательную экспедицию против этих племен. Репрессии в связи с похищением Барзани вызвали резкий протест со стороны Минор ского [60].
Итак, военно-политические позиции России в Иранском Курдистане к моменту вступления Турции в войну были существенно подорваны, что отразилось на ходе военных действий в Западном Иране и в Восточной Анатолии [61].
В стратегических планах турецкого командования кавказское направление занимало важнейшее, если не главное, место. Именно здесь турки стремились добиться решающих успехов, которые, как они думали, открыли бы им путь к завоеванию Закавказья, Северного Кавказа. Поволжья, Крыма и даже Туркестана [62]. Для осуществления этих далеко идущих (в своей сущности совершенно нереальных и авантюристических) планов младотурецкие стратеги стремились создать мощный плацдарм в Восточной Анатолии и Западном Иране и добиться активного участия курдов в войне на стороне Турции, ибо от этого зависела прочность и надежность тыла турецкой армии на фронте войны с Россией на Кавказе, а также с Англией в Ираке. Вместе с тем, казалось, настал благоприятный момент для реализации стародавней мечты турецких экспансионистов - включения всех курдов в состав Османской империи.
Указанные цели соответствовали интересам и германских империалистов, подчинивших Турцию своему военному, политическому и экономическому контролю и мечтавших руками турецких солдат удовлетворить собственные колониальные аппетиты на Ближнем Востоке.
Кавказский фронт охватывал не Только Восточную Анатолию и пограничные районы России, но и Иранский Курдистан и Азербайджан, хотя Иран в течение всей войны формально оставался нейтральным. На малоазиатском театре турецко-германское командование намеревалось осуществить свою обширную экспансионистскую программу главным образом силами регулярной армии, надеясь на помощь российских мусульман, среди которых засылаемые из Турции пантюркисты и панисламисты давно вели интенсивную подрывную работу. Что касается нейтрального Ирана, то широкое использование регулярных войск в его северо-западных районах должно было встретить вполне понятные трудности, поэтому турки рассчитывали добиться здесь своих целей преимущественно руками распропагандированных ими курдов.
На основном - восточноанатолийском - направлении Кавказского фронта с самого начала войны турецкие войска начали терпеть одно поражение за другим. Уже первые бои показали неспособность 3-й турецкой армии добиться не только стратегических, но и тактических успехов. В пограничном Кеприкейском сражении (1 ноября -3 декабря 1914 г.) туркам не удалось разбить передовые русские части. Затем, проникнув ценой больших потерь на незначительное расстояние в глубь русской территории, турецкие войска своевременно не смогли развить успех и вскоре были отброшены за границу.
В следующем, Сарыкамышском сражении (4 декабря 1914 г. - 18 января 1915 г.) турецкие войска, которыми командовали лично Энвер-паша и германские генштабисты, были наголову разгромлены и отброшены на турецкую территорию. Из 90 тыс. участвовавших в этом сражении бойцов турки потеряли около 70 тыс. Потери русской армии составляли 20 тыс. После Сарыкамышского сражения 3-я турецкая армия практически надолго перестала существовать и инициативой на Кавказском фронте прочно завладели русские войска.
Военные действия в Восточной Анатолии в 1915 г. происходили при явном преимуществе русской стороны. Русское командование после получения пополнений и проведения перегруппировки возобновило с весны 1915 г. активные наступательные операции. В мае русские части захватили район оз. Ван и нанесли здесь ряд поражений туркам. В июле русское командование с успехом провело так называемую Алашкертскую операцию, сорвав намерение турок прорвать фронт Кавказской армии и вытеснить ее из Турции.
В операциях турецкой армии на восточноанатолийском участке Кавказского фронта роль курдов была невелика. Правда, в 3-ю турецкую армию к началу войны входили 4 курдские дивизии и одна резервная бригада (30 полков, 160 сотен) [63]. Однако боеспособность курдских сотен стояла на крайне низком уровне, поэтому они принесли чрезвычайно мало пользы во время Кеприкейской и Сарыкамышской операций. "Курдские формирования. - писал Н. Г. Корсун, - в боевом отношении были совершенно не подготовлены и слабо дисциплинированы". Причины низкой боеспособности курдской кавалерии, помимо уже указанных прежде, заключались еще и в том, что турецко-германское командование не доверяло курдам, боялось их и поэтому сознательно снабжало их оружием, боеприпасами и конским составом далеко не в достаточном количестве. Курдские полки, в частности, были почти совершенно лишены артиллерии и пулеметов. Некомплект лошадей достигал невероятных размеров. В ноябре 1914 г., то есть в самые первые дни войны, во 2-й курдской кавалерийской дивизии, например, полки имели всего по 200 коней [64].
В результате расчеты турецко-германского командования на широкое использование курдских кавалерийских формирований рухнули в первые же месяцы кампании на Кавказском фронте. После Кеприкейского сражения курдские части начали разбегаться по домам. Из 18 тыс. курдских кавалеристов, находившихся в составе 3-й армии, в строю осталось лишь 2800 [65]. К ноябрю 1915 г. вновь сформированная и пополненная 3-я армия насчитывала в своем составе всего 8-10 тыс. курдов [66].
Курды не желали проливать свою кровь в интересах турецких правящих кругов и их германских покровителей. Дезертирство, ставшее бичом турецкой армии, в первую очередь поразило курдские части. По сведениям русских газет, вследствие массового дезертирства численный состав курдских полков уже за первый месяц войны уменьшился с 800 до 300 человек [67]. Турецкое командование не доверяло курдским частям и начало отсылать их с линии фронта на переформирование [68]. Корреспондент газеты "Баку" сообщал весной 1915 г., что большинство турецких курдов разочаровано в войне. Они убедились, что турецкое правительство их беззастенчиво обманывало, распространяя, например, сообщения о том, что немцы - мусульмане и турецкие войска взяли Каре, Эривань; Тифлис. Турецким известиям о "победах" курды больше не верили. Они с возмущением говорили не только о турках, но и о некоторых своих шейхах и беках, которые, поступив на службу к турецкому правительству, вводили их в заблуждение [69].
Провозглашение джихада не оказало на курдов (впрочем, как и на другие мусульманские народы Османской империи) заметного влияния. Турецкие правящие круги явно переоценили пропагандистское значение этого акта [70]. Правда, формально турецкие курды, как подданные султана-халифа, присоединились к джихаду, и их духовные лидеры призывали поддержать "священную войну" против неверных, однако в действительности поведение курдского населения Османской империи в годы первой мировой войны определялось вовсе не религиозными, а иными, сугубо политическими мотивами. Предоставим слово очевидцу и знатоку описываемых событий В.П.Никитину: "Секты дервишей, в том числе и курдские, были в определенный момент использованы в качестве орудия панисламистской политики Абдул-Гамида... Позднее, в период первой мировой войны, идея священной войны нашла приверженцев среди курдских шейхов... В среде курдов мюридизм довольно легко принимал характер воинственный, антитурецкий и даже направленный против самой особы султана-халифа. Во время первой мировой войны среди курдских шейхов были как сторонники джихада, так и его убежденные противники" [71]. Во всяком случае, среди большинства курдского народа война против России не пользовалась популярностью.
Уже в начальный период войны отмечались случаи перехода находившихся в составе турецкой армии курдских формирований на сторону России. За первые недели войны к русским перешли несколько влиятельных курдских вождей и начальников хамидие (в том числе Расул-бей и Хамид-бей из Каракилисе, Мухаммед-бей из Диядина, глава адаман Али-беи), которым подчинялось четыре тысячи всадников. В боях под Баязидом курдские части сдавались русским почти без сопротивления. С призывами к курдам обратить свое оружие против Турции и примкнуть к России обращался дядя Абдуррезака Юсуф Кямиль Бадрхан [72]. Начальники пяти полков хамидие выразили готовность перейти на сторону России, как только русские войска достигнут окрестностей Вана [73]. Такое же желание высказал Кор-Хусейн-паша, но он был арестован и предан военно-полевому суду по обвинению в измене [74].
Рост антиправительственных настроений наблюдался в начальный период не только у курдов-хамидие, но и среди мирного курдского населения. Как писал германский посол в Турции Вангенгейм со слов Андерса, курды не забыли зверского подавления Битлисского восстания и готовы были вместе с армянами поднять восстание против турецкого правительства 75. "Взаимоотношения между курдами и турками, - писал В.А.Гордлевский, - были во время войны натянуты. Рознь эта, конечно, не со вчерашнего дня, а шовинистическая политика младотурок ни в коей степени не могла способствовать ослаблению недовольства. Поэтому в годы войны турецким войскам приходилось двигаться по Западной Армении и Курдистану, как по вражеской стране; скот, припасы реквизировались, население глухо роптало, так как получало за реквизированное добро или упавшие в цене деньги, которые притом не везде принимались, или, что было чаще, квитанции, по которым в дальнейшем платеж не был произведен" [76].
В первой половине 1915 г. в Турции, несмотря на установленный с Начала войны режим жесткой военно-полицейской диктатуры, отмечены антиправительственные выступления курдского народа. Даже в турецкую прессу сквозь все цензурные преграды просочились сведения о восстании курдов в Бохтане и окрестных районах в мае-июне 1915 г. [77]. В Мушской равнине происходили столкновения между курдскими племенами и турецкими войсками [78]. В Дерсиме и в курдских районах к югу и востоку от Евфрата курды создали в 1915-1916 гг. свои органы самоуправления. Турецким войскам с большим трудом удалось подавить курдское движение в Юго-Восточной Анатолии [79].
Турецкое правительство пыталось заручиться содействием курдской верхушки. В начале ноября 1914 г. Талаат-паша, занимавший тогда пост министра внутренних дел, предложил Абдул-Кадыру немедленно выехать в курдские районы с целью поднять восстание против России. Абдул-Кадыр был вынужден внешне подчиниться, его сыновья приняли участие в пропаганде джихада среди иранских курдов [80]. В то же время он связался с русским резидентом в Стамбуле Серафимовым (причисленным к итальянскому посольству), заверяя его в своей преданности. По словам Введенского, он выжидал исхода борьбы, чтобы "в случае наших решительных успехов... перейти на нашу сторону" [81].
Но если крупнейший курдский лидер, неоднократно оказывавший важные услуги турецкому правительству, уже с самого начала войны, да еще в период кратковременных успехов турецких войск занял такую позицию, то что же можно сказать о других курдских вождях? По существу, турецкое правительство во время первой мировой войны среди вождей турецких курдов не имело ни одного действительно верного союзника [82].
Тогда в Стамбуле (с полного одобрения Берлина) решили, не ожидая нового взрыва курдского движения, радикально покончить как с армянской, так и с курдской проблемой в Турции.
В мае 1915 г. после занятия русскими войсками района оз. Ван турецкое правительство издало декрет о депортациях армян прифронтовой полосы [83]. Официальным предлогом для депортации была нелояльность армян-военнослужащих и подготовка армянским населением Восточной Анатолии восстания в связи с ожидавшимся приходом русских войск. Конечно, это был только повод, который турецкие правящие круги решили использовать для тотальной расправы с армянами. В пустынные районы Сирии и Ирака было выселено свыше полутора миллионов армян; подавляющее большинство из них не достигли мест назначения и были истреблены в пути, главным образом турецкой регулярной армией. Практически спаслись лишь те, кто смог бежать в Россию или успел дождаться прихода русских войск. Верная смерть ожидала армян и в концентрационных лагерях. Организованное и планомерное уничтожение армянского народа было одним из самых кровавых и зловещих преступлений турецких правящих кругов за всю историю существования Османской империи, преступлением, за которое несли полную ответственность (и не только моральную) также и германские империалисты [84].
Главным орудием истребления армян были турецкие регулярные части и местный полицейско-административный персонал. Однако при следовании высылаемых армян через курдские районы властям кое-где удалось натравить на армян курдских феодалов. В долине Муша, например, много армян погибло от руки Муса-бея, прославившегося своими разбоями еще при Абдул Хамиде [85]. Курдо-армянские столкновения происходили также в районе Вана во время наступления русской армии, в Алашкертской долине и в некоторых других местах. Разжиганию курдо-армянской вражды способствовала передача курдским феодалам земель высылаемых армян [86].
Несмотря на отдельные факты нападений курдов на армян, турецкому правительству во время первой мировой войны не удалось вызвать армяно-курдскую вражду в таких размерах, как это было в середине 90-х и в начале 1900-х годов, что объясняется, несомненно, ростом национального самосознания курдов. Но трагедия армянского народа непосредственно сказалась и на судьбе курдов. Младотурки рассматривали теперь курдский вопрос в тесной и неразрывной связи с армянским; убедившись в нежелании большинства курдов активно поддерживать военные усилия империи, они решили поступить с курдским народом так же, как с армянским. Сестры милосердия, служившие в германской военной миссии в Эрзеруме, привели слова одного турецкого жандарма, который заявил: "Сначала мы перебьем всех армян, затем греков и курдов" [87]. Уже не простой жандарм, а один из руководителей центрального комитета партии "Единение и прогресс", доктор Назым, сказал на тайном совещании итти-хадистов: "Если довольствоваться частичной резней, как это было в 1909 г. в Адане и других районах, то это вместо пользы принесет вред, так как мы рискуем пробудить элементы, которых также собираемся смести с дороги - арабов и курдов; опасность увеличится втрое и затруднится осуществление нашего намерения... Пусть исчезнут все нетурецкие элементы, к какой бы национальности и религии они ни принадлежали. Нашу страну надо очистить от нетурецких элементов. Религия для меня не имеет значения и смысла. Моя религия - туран" [88].
В 1915-1916 гг. был издан ряд султанских декретов о переселении курдов из прифронтовых районов в Западную Анатолию в пропорции 10 курдов на 100 турок. Эта операция по "разрежению" курдской прослойки в Восточной Анатолии, по мнению турецкого правительства, должна была предотвратить возможность возникновения здесь крупных беспорядков. Как будет показано ниже, эти расчеты не оправдались. Высылавшихся же курдов постигла такая же участь, как и армян. За время первой мировой войны всего было депортировано до 700 тыс. курдов, из которых более половины погибло в пути или было истреблено турецкими войсками [89]. Армянская газета "Мшак" писала, что территория, простиравшаяся к югу и западу от оз. Ван, где проживало до войны до 800 тыс. курдов, совершенно обезлюдела. Сотни курдских селений были сровнены с землей. Их обитатели частью бежали, частью погибли во время пересылки. Один русский офицер насчитал в районе Вана до 40 тыс. убитых курдов. По словам курдского помещика Бахри-бея из Хошапа, в принадлежавших ему 20 деревнях из 12 тыс. курдов за первые шесть-семь месяцев войны погибло от болезней более 8 тыс. В семьях, в которых прежде насчитывалось по 20-30 душ, осталось 3-4 человека и менее. Целые племена погибли от холеры, брюшного и сыпного тифа. Даже некоторые представители турецких властей говорили, что в отдельных районах погибло до 3/4 всего курдского населения [90]. Бескормица, реквизиции и эпизоотии принесли огромный ущерб кочевому животноводству, во многих районах оно-совершенно исчезло [91]. Турецкие правящие круги не решались расправиться с курдами так же, как с армянами, только из опасений, что первые смогут оказать эффективное сопротивление.
Пытаясь снять с себя перед лицом мирового общественного мнения ответственность за творимые по отношению к. армянскому народу злодеяния, младотурецкие заправилы всю вину за них свалили на курдов. Об этом, в частности, говорил в беседе с германскими журналистами инициатор и непосредственный организатор избиения армян министр внутренних дел (с 1917 г. - великий визирь) Талаат-паша [92]. Подобные утверждения помимо стремления обелить турецкие власти преследовали и другую цель: бросить тень на всех курдов, представив их в виде банд разбойников и убийц, и тем самым, с одной стороны, дискредитировать курдское национально-освободительное движение, с другой оправдать массовые репрессии против курдов. При этом в Стамбуле ничуть не смущались, что эта версия противоречит Белой книге, выпущенной турецким правительством летом 1916 г.; в ней ответственность за резню возлагалась целиком на... самих армян.
Вопреки этим измышлениям, трагическая летопись истории курдов и армян за годы первой мировой войны изобилует фактами прямо противоположного характера, свидетельствующими о многочисленных случаях солидарности этих народов. Уже в первые месяцы войны с фронта наступавших русских частей начали поступать сведения о фактах взаимопомощи и взаимовыручки армян и курдов, о заметном ослаблении былой вражды между ними. В начале декабря 1914 г. сообщалось, например, о защите армянами курдов во время продвижения русских войск от Баязида и Каракилисе и о дружественном отношении к армянам курдского вождя Мухаммед-бея [93]. В.А.Гордлевский, многократно посещавший восточноанатолийский театр Кавказского фронта, писал: "У армян среди курдов бывали везде друзья, которые в трудную минуту спасали их от турок... Бывало, впрочем, и наоборот... Армяне хлопотали за курдов и являлись посредниками между нашими военными властями и курдскими беями" [94].
Солидарность армян и курдов часто проявлялась после начала депортаций и массовой резни армян. В районе Сасуна до 12 тыс. армян нашли убежище у курдов. Курдский бей Хасан предупредил армян Сасуна о намерении турок выселить их в период наступления русских войск на Муш, в результате большинство местных армян успело скрыться в горы [95]. Когда русские войска заняли Армянское нагорье, было обнаружено, что в большинстве курдских селений укрывались армянские семьи. По свидетельству очевидцев, здесь не было и намека на национальный или религиозный антагонизм [96]. В письме армянских беженцев из селения Хацо рассказывалось о том, что курды племени Мухаммед-аги долгое время укрывали у себя армян и с оружием в руках воспрепятствовали намерению турецких жандармов и солдат их выселить. Сами страдая от голода, они делились с армянами последним куском хлеба, продавали свое имущество [97].
Особенно ярко проявилась солидарность армянского и журдского народов в Дерсиме. Здесь нашли убежище до 20 тыс. армян. Местные курды, писал "Армянский вестник", "своим отношением к армянам занимают совершенно исключительное место среди прочих курдов Турции". Столь же дружественно относились и армяне к курдам Дерсима. Турецкие власти пытались испортить курдо-армянские отношения; они убеждали курдов, что с приходом русских войск армяне устроят резню. Эта пропаганда не имела успеха [98]. В защиту армян выступили также курды Мокса и курды-езиды Джебель-Синджара.
Курдский народ сыграл важную роль в спасении западных армян от полного истребления турецкими погромщиками. Курдский историк Ямулки писал: "Если в Анатолии уцелело... немного армян, то это потому, что три четверти из них было спасено и спрятано курдами" [99]. Советский курдо-вед К. А. Чачанян считает, что во время первой мировой войны курды спасли жизнь около 200 тыс. армян [100]. И это несмотря на то, что турецкие власти жестоко карали курдов за помощь армянам. "Если какой-нибудь курд, - сообщал армянский священник Тер-Аветисян католикосу Геворку V, - защищал своего соседа-армянина, то правительство посылало жандармов и их руками убивало его" [101]. Многие видные курдские националисты, в том числе окончательно порвавший с младотурецким правительством и оставшийся в эмиграции Шериф-паша, выступили с резким осуждением руководителей иттихада за истребление армян, подчеркивая заслуги армянского народа перед мировой цивилизацией и перед Османской империей, и установили контакты с лидерами армянских националистов на платформе совместной борьбы против младотурецкой тирании [102].
Правда, помощь курдов армянам не переросла в совместное выступление обоих народов против турецких угнетателей; нелегко было ликвидировать наследие прошлого. Участие некоторых курдских феодалов в резне также наложило отпечаток на курдо-армянские отношения. Тем не менее намерение иттихадистов возродить абдулхамидовские времена и руками курдов расправиться с армянами потерпело в годы первой мировой войны неудачу.
Не только армяне и курды жестоко пострадали во время первой мировой войны. Тяжелые испытания выпали на долю ассирийцев, особенно турецких. Весной 1915 г. аширетные ассирийцы (джило) округа Хакяри по призыву мар-шимуна Беньямина подняли восстание, надеясь на помощь русских войск. Однако русские им не смогли помочь из-за отступления отряда Чернозубова к Тергеверу и Салмасу. Турецкое правительство направило многочисленные войска для расправы над ассирийцами. В Хакяри к ним присоединились и некоторые курдские, племена, издавна враждовавшие с ассирийцами. Ассирийцы оказали отчаянное сопротивление, но силы были неравны. Из 120 тыс. турецких ассирийцев около половины погибли в боях или были казнены карателями. Остальные во главе с мар-шимуном отступили в Иран, в районы Урмии, Салмаса и Хоя, неси в пути большие потери от болезней и голода [103].
Итак, ассирийское меньшинство в Турции было полностью-уничтожено.
Но и в пределах Ирана ассирийцы, как проживавшие здесь прежде, так и те, которые пришли вместе с мар-шимуном из Турции, испили полную чашу бедствий. Урмийские ассирийцы с первых дней войны перешли на сторону России. После кратковременного отступления русских войск из Северо-Западного Ирана турецкие оккупанты при содействии курдских беев устроили поголовную резню ассирийцев. Только контрнаступление русских войск и захват ими Урмии (11 мая 1915 г.) спасли местных ассирийцев от полного уничтожения. К этому времени сюда прибыл мар-шимун Бенья-мин. Он установил тесный контакт с русским командованием и миссией в Урмии. Российское правительство ему назначило пособие в 500 руб. в год, мар-шимун со своей стороны организовал две ассирийские дружины (позже переформированные в стрелковые батальоны), которые сражались вместе с русскими войсками [104]. Несмотря на защиту России, ассирийцам в Иране в течение всей войны приходилось жестоко страдать от насилий курдских феодалов, особенно Симко.
Таким образом, в период первой мировой войны турецким правящим кругам удалось нанести тяжелый удар национально-освободительному движению армян, курдов и ассирийцев.
Иран занимал важнейшее место и в планах турецких экспансионистов и германских империалистов. Турция хотела захватить Иранский Курдистан и Азербайджан и использовать их территории как плацдарм для дальнейшего "прыжка" в направлении мусульманских владении России [106]. Германия мечтала о колониальном закабалении всего Ирана (а также Афганистана), откуда кайзеровские стратеги думали с помощью местного мусульманского населения нанести Британской империи удар в ее самом чувствительном месте - в Индии.
Внутриполитическое положение в стране благоприятствовало экспансионистским планам Турции и Германии. Националистические буржуазно-помещичьи круги Ирана, чьи интересы выражала демократическая партия, контролировавшая меджлис третьего созыва и оказывавшая сильное влияние на правительство и двор, именно в лице России и Англии видели главных и единственных врагов независимости Ирана, готовивших его полный и окончательный раздел. Ненависть народных масс к англо-русским колонизаторам они использовали в своих интересах. Поэтому турецкая и германская агентура могла без особых затруднений вести антирусскую и антибританскую пропаганду, выставляя Турцию и Германию как "друзей" страны, естественных "избавителей" ее от русского и британского гнета. Такая пропаганда находила благоприятную почву во многих районах Ирана, особенно в первые годы войны и особенно среди кочевого населения западной части страны, наиболее близко соприкасавшегося с русскими и английскими властями и войсками.
Все это привело к тому, что Турция при помощи и прямом участии Германии открыла в нейтральном Иране фронт против России, широко используя вооруженных и распропагандированных ею курдов, а также другие иранские племена (кашкайцев, шахсевенов, тангистанцев и др.). Таким образом, иранские курды оказались втянутыми в войну.
После начала военных действий значительно усилилась панисламистская протурецкая пропаганда, ведомая в Иране, особенно в его западных провинциях, турецкими и германскими агентами, как местными уроженцами, так и засланными из Турции [107]. По всей стране распространялась панисламистская литература, в значительной своей части издававшаяся в Берлине и рассылавшаяся по особому списку [108]. Главными германскими агентами в Иранском Курдистане были упоминавшиеся уже Шюнеман и Литтен.
Иранские курды были основным объектом агитации турецко-германской агентуры. И эта агитация в силу указанных причин оказала гораздо большее влияние "а курдские племена Ирана, чем Турции. С поддержкой джихада выступили большинство шейхов - религиозных лидеров иранских курдов, как суннитов, так и шиитов, в том числе и шейх Надж-меддин, "духовный глава всех кочевников Курдистана", как называл его каргузар в Тебризе Наср-од-Доуле. Примечательно, что некоторые племена, особенно к югу от Урмии, поднимались на джихад вопреки воле своих вождей, повинуясь призыву одних шейхов [109]. Джихад поддержали не только подвластные турецкому правительству лидеры иракских шиитов, но и иранские муджахиды. Как писал один персидский мулла, "никакими словами не описать того, что натворили здесь после отъезда Халиль-бека (командующий турецкими войсками в Иране, дядя Энвер-паши. - М.Л.) все эти муд-жахидины и их демонические приспешники" [110].
Но основную роль в разжигании религиозного фанатизма у иранских курдов сыграли агитаторы, непосредственно дирижируемые из Турции. Один из влиятельнейших вождей пограничной зоны сейид Мухаммед написал вождям мукрийских курдов, что "о приказу султана и фетве шейха Абдул-Кадыра они должны быть готовы к "священной войне". Турецкое правительство назначило шейха Абдаллаха Джеляль эд-Дина комендантом на границе, поручив ему вместе с курдами начать "священную войну". В район Соуджбулака из Турции было доставлено 250 вьюков с оружием и амуницией [111]. Вскоре Джеляль зд-Дин двинулся из Сидеке на Ушну и Урмию с отрядами курдов и арабов, в Иранский Курдистан направился и сейид Мухаммед; пришли в движение племена Секкеза, Бане и Сердешта [112].
В это время на авансцену вновь вышел Салар од-Доуле, которого турки решили использовать в качестве своего главного представителя среди иранских курдов. В ноябре 1914 г. Салар был вызван из Швейцарии, где он тогда жил, в Турцию. В начале декабря, получив на расходы 40 тыс. лир, он под именем Хаджи Реза Салара в сопровождении 20 германских и турецких офицеров выехал из Анкары к иранской границе. По сведениям иранского правительства, турки обещали Салару дать во владение весь Иранский Курдистан с прилегающими районами [113].
Подстрекательская деятельность турецких агентов, в том числе и Салара, в Иранском Курдистане вызвала большую тревогу у иранского правительства, опасавшегося, в частности, что это приведет к вводу новых контингентов русских войск в Северо-Западный Иран. Иранское посольство в Стамбуле с ноября 1914 г. начало заявлять протесты турецкому правительству в связи с инспирацией турками антиправительственных выступлений иранских племен и нарушений границы турецкими войсками. Вскоре из Тегерана последовали протесты уже по поводу прямого вторжения турецких регулярных войск и отрядов турецких курдов в Иран и захвата ими значительной части территорий Иранского Азербайджана и Курдистана, а также чинившихся при этом насилий над мирным населением, особенно над христианами [114]. Иранское посольство настойчиво добивалось, чтобы Салару не было разрешено появляться в районе турецко-иранской границы [115].
Результаты всех этих демаршей равнялись нулю. Турецкое правительство в вызывающей форме отвергало их, не скрывая своего намерения расширить агрессию в Иране. Например, турецкий посол в Тегеране Асим-бей оправдывал бесчинства турецко-курдских отрядов в Иране и, в частности, захват ими Соуджбулака необходимостью помощи своим соотечественникам, "угнетаемым иностранцами", и освобождения этого района от русских. Что касается присоединения курдов к туркам, то тут, заявил посол, "нечего удивляться, и это объясняется очень просто". Положение курдов, разъяснял далее Асим-бей, отчаянное, страдая от тирании русских, они "не колеблясь" приняли сторону турок. Кроме того, сказал в заключение Асим-бей, курды, как мусульмане, принимают участие в священной войне, поскольку религия находится под угрозой [116].
Вызывающий тон ответов турок на демарш Тегерана вполне соответствовал поведению турецких официальных лиц, в Иране, в том числе и самого Асим-бея, который в стенах посольства и вне их открыто вел агитацию за джихад [117]. Тем же занимались и турецкие консулы, особенно консул в Урмии (потом переведенный в Хамадан), который лично подстрекал курдские племена к антиправительственным выступлениям [118].
В ноябре - декабре 1914 г. подрывная деятельность турецко-германской агентуры в Иранском Курдистане и Азербайджане приняла такие размеры, что начальник Керман-шахского отряда Персидской казачьей бригады подполковник Ушаков писал в своем рапорте в середине ноября 1914 г.: "...Провинции Керманшах и Курдистан стали походить на кипящий котел" [119]. Коростовец телеграфировал в первых числах февраля 1915 г.: "Турецкая пропаганда среди кащкайцев, а также в Курдистане принимает тревожные размеры" [120].
Сколачивание турецко-германской агентурой "второго фронта" на территории Иранского Курдистана и Азербайджана сразу дало плоды. Немедленно после вступления Турции в войну (а фактически, как мы видели, даже раньше) турецкое командование открыло в Западном Иране военные действия против России, причем ни одна из воюющих сторон не обращала никакого внимания на иранский нейтралитет. Сперва выступили одни курды, но уже в первых числах ноября пересекли иранскую границу и вторглись на территорию Иранского Курдистана и Азербайджана турецкие регулярные войска. Основной ударной боевой силой Турции на иранском театре Кавказского фронта были фактически иранские и пограничные турецкие курды. Введенский в середине ноября 1914 г. писал: "...Турки в пограничной полосе решили действовать, опираясь на аширеты, выдвигая регулярные части только там, где курды одни не решаются выступить" [121].
В первые недели войны, в период Кеприкейской и Сары-камышской операций, курдо-турецкие отряды захватили западную часть Иранского Курдистана и Азербайджана с городами Хой, Урмия, Соуджбулак и др. Под напором турецких войск, имея на фронте и в тылу враждебные племена, части Азербайджанского отряда генерала Чернозубова и IV Кавказского корпуса вынуждены были медленно отходить на северо-восток. Вступление турецких войск в города и села пограничных районов Ирана повсеместно служило сигналом к восстанию курдов. Ияс писал в середине декабря 1914 г., что, если турки не будут немедленно изгнаны из Соуджбулака, к ним присоединится до 50 тыс. курдов и Тебризу тогда будет угрожать серьезная опасность [122]. Однако русское командование было бессильно изменять ход событий. Враждебность курдов продолжала усиливаться (в том числе и в первый период Сарыкамышской операции). К началу 1915 г. турецкое командование перебросило к иранской границе (из Восточной Анатолии и района Сулеймании) до 15 тыс. курдов. Из них, а также из иранских курдов по указке немцев турецкое командование формировало диверсионные отряды для переброски в Закавказье [123]. 14 января 1915 г. русские войска под напором превосходящих сил турок и курдов на короткое время вынуждены были оставить Тебриз [124].
На этом успехи турецкой армии на иранском театре Кавказского фронта кончились. Уже во второй половине января 1915 г. перешедшие в контрнаступление русские войска выгнали турок и курдов из Тебриза (31 января) и продвинулись до Дильмена. Непосредственная угроза русскому Азербайджану и Баку была ликвидирована. В это же время в районе нефтепромыслов Юго-Западного Ирана появились английские войска, которые постепенно начали расширять свой плацдарм в Хузистане, воюя с местными арабскими племенами [125].
Тем не менее турки и немцы продолжали бороться за ираноко-курдистанский плацдарм. Тяжелое военное положение Турции в первой половине 1915 г. (Сарыкамышская катастрофа, высадка англо-французских десантных войск на Галлиполийском полуострове в феврале 1915 г., поражение турецкого экспедиционного корпуса у Суэцкого канала, продвижение британских войск в Южном Ираке) не позволяло турецко-германскому командованию послать в Иран сколько-нибудь значительные войска. Вся надежда возлагалась на курдов и другие кочевые племена, а также на содействие правящих кругов Ирана. В связи с этим германо-турецкая подрывная деятельность в Иране в 1915 г. приняла еще больший размах.
Турецко-германская экспансия в Иране проводилась в основном, как неоднократно говорилось, руками курдов. В ноябре 1914 г.- январе 1915 г., когда захватчики одержали ряд временных успехов, к ним примкнуло большинство племен. В захвате Соуджбулака туркам большую помощь оказали курдские отряды, возглавлявшиеся шейхом Джеляледдином и предводителем пирани Мохаммедом Амин-агой. Курды подвергли город и его окрестности грабежу и насилиям, от которых особенно пострадали христиане [126]. В районе Урмии к туркам присоединились до 20 тыс. курдов. Здесь произошли аналогичные эксцессы [127].
Иранское правительство пыталось воздействовать на своих курдов мерами как убеждения, так и строгости, но равно безуспешно. Провалилось и намерение с помощью весьма влиятельного среди курдов депутата меджлиса от Хамадана Амира Низама противопоставить мятежным племенам обычно лояльные аширеты. Губернатор Курдистана не пользовался и тенью авторитета. Вся власть в провинции зимой 1914/15 г. принадлежала фактически турецкому консулу в Тебризе, который в некоторых районах даже начал вербовать добровольцев в турецкую армию [128].
После поражения турок под Сарыкамышем и в Иранском Азербайджане в настроении иранских курдов начал замечаться перелом. Чувствовалось разочарование в турках, курды дезертировали целыми отрядами, многие вожди выражали готовность перейти на сторону России [129]. Возникли раздоры между племенами, а также между иранскими и турецкими курдами [130]. Этим пыталось воспользоваться шахское правительство, стремившееся (отчасти под давлением держав Антанты, неоднократно требовавших от Тегерана прекращения курдских насилий над христианами) [131] ликвидировать смуту в Курдистане и подчинить курдских вождей своему контролю. Однако действия шахских властей только обострили и без того напряженное положение в курдских районах. Так, с целью устрашения курдов по наущению турецких эмиссаров и немецких агентов был казнен сердар (губернатор) провинции Курдистан Хусейн-хан Мукри, который, хотя и не обладал уже реальной властью, был единственным сторонником правительства среди курдской знати Ирана. Эта нелепая казнь только способствовала дальнейшей дискредитации шахской власти в глазах курдской верхушки, обуреваемой сепаратистскими мечтаниями в момент, когда обстоятельства, казалось, наиболее благоприятны для них [132]. Разумеется, турки и немцы не упустили возможностей пожать плоды недальновидной политики Тегерана в курдском вопросе.
С марта 1915 г. турецко-германская агентура с новой силой возобновила агитационно-подстрекательскую работу среди иранских курдов. Турецкие эмиссары будоражили курдов в пограничных с Россией районах Северо-Западного Ирана. Особенно усердствовал германский генконсул в Тебризе Литтен [133]. В Салмасе антирусская агитация турецких и германских агентов сопровождалась разжиганием вражды между различными национальными группами и насилиями над жителями [134]. Особенно активно действовали турки и немцы в приурмийском округе и в южных районах Западного Ирана с целью создания сплошного "курдского" заслона между русскими и английскими войсками и воспрепятствования обходу русскими войсками правого фланга турецкой армии на Кавказском фронте (южнее оз. Ван).
В начале марта в Керманшах для антирусской агитации прибыл германский консул, сопровождаемый немецкими и турецкими офицерами [135]. Вскоре турецкий офицер Мухтар-бей с курдским отрядом занял Хамадан. Турки, предупреждал русский вице-консул в Казвине Бравин, планируют захватить весь район Хамадана - Керманшаха [136]. Дальнейшие события подтвердили его правоту.
В начале апреля через Касре-Ширин по дороге в Тегеран проследовали германский посланник князь Рейс и австрийский посланник Логотетти. Сообщалось, что они везли с собой 70 ящиков, в которых находилось 40 тыс. ружей системы "Маузер" для раздачи племенам Курдистана и Керман-шаха. Воспользовавшись конфликтом с Ираном, который возник из-за репрессий иранских властей против некоторых племен, турки заняли своим 4-тысячным отрядом Касре-Ширин и начали готовиться к наступлению на Керманшах. Однако курдские племена кельхор и сенджаби неожиданно оказали им сопротивление, что побудило турецкое командование несколько повременить с наступлением [137].
При создавшейся обстановке русское командование решило провести операцию, которая преследовала цель заставить курдов воздержаться от> выступлений против России. В мае - июне 1915 г. конный отряд под командованием генерала Шарпантье в составе 36 эскадронов и сотен и 22 орудий совершил рейд на левом фланге 4-го корпуса в направлении Тебриз -Соуджбулак и далее по южному берегу оз. Урмия. 28 мая был занят Соуджбулак (где за несколько дней до этого был убит курдами русский консул полковник Ияс), 31 мая - Ушну [138]. Русские войска заняли, таким образом, главные и самые густонаселенные центры Иранского Курдистана, где турки формировали больше всего курдских отрядов. Русское командование смогло теперь ослабить Азербайджанский отряд и за его счет усилить свои войска на Мушском и Ванском направлениях.
Однако Турция и Германия не утратили надежды вовлечь Иран в свой лагерь. Летом и осенью 1915 г. Иран кишел агентами различных рангов, среди которых выделялись германские эмиссары граф Каниц (военный атташе в Тегеране), Шюнеман, Васмус (действовавший на юге страны). Немецкая агентура имела огромное влияние на центральное правительство (которое отвергло предложение России и Англии вступить в войну на стороне Антанты), на местные власти во многих провинциях - на персидскую жандармерию, руководимую шведскими офицерами [139]. Германская миссия во главе с Нидермайером сумела проникнуть из Ирана в Афганистан [140].
В округе Керманшаха орудовал Шюнеман. Он набрал до двух тысяч всадников и собирался отправиться с ними в центральные районы Иранского Курдистана, чтобы, по словам русского посланника в Иране Эттера, "возбудить племена и взять их под свое покровительство". Некоторые племена ему уже удалось привлечь на свою сторону. Рядовым всадникам он платил по 15 туманов, а вождям племен - по 30 туманов в месяц. С помощью курдов Шюнеман и другие германские агенты намеревались в первую очередь захватить Хамадан [141].
Однако расчеты Турции и Германии на безусловную поддержку курдских племен Юго-Западного Ирана не оправдались, о чем свидетельствует провал керманшахской авантюры турок, предпринятой на немецкие деньги. В июне 1915 г. Хюсейн Рауф-бей вторгся со стороны Ханекина с отрядом курдов на территорию Ирана с целью захвата Керманшаха, но при Керенде был разбит местным племенем сенджаби [142].
Тем не менее осенью 1915 г. турки и немцы продолжали настойчиво бороться за курдистанский плацдарм в Иране. В начале сентября вновь зашевелился Салар од-Доуле. Он "новый и весьма большой козырь в политической игре, затеянной Турцией и ее союзниками в Персии", - писал русский наблюдатель [143]. Распространились слухи, что Салар замышлял вступить в Иран в районе Сенне или Соуджбулака во главе своих многочисленных сторонников (в основном курдов) с целью свержения шаха и занятия его престола [144]. Турецко-курдские отряды захватили в это время Бане и начали продвижение в районе Ушну - Соуджбулака [145].
В Соуджбулак в начале октября 1915 г. прибыли из Турции фидаи во главе с Меджид ос-Салтане и Мирза-Булюри. При содействии турецких офицеров они начали вести усиленную агитацию среди местных курдов, направленную против России и Ирана. По наущению подстрекателей мукрийские курды совершали многочисленные диверсионные акты, в том числе вывели из строя телеграф. Турки пытались сколотить из местных курдов сильный отряд, двинуть его в Азербайджан и поднять там восстание одновременно в нескольких местах [146]. Особое значение турки придавали подстрекательской работе среди приурмийских курдов, которые под влиянием побед русских войск над турецкими зимой и летом 1915 г. начали разочаровываться в турках и проявлять склонность к соглашению с русскими властями в Иране [147]. С целью поднять восстание в Иранском Курдистане туда в конце 1915 г. была послана экспедиция во главе с курдским вождем эмиром Наджи-беем (или Наджаном) и германским лейтенантом фон Шейбнер-Рихтером; в составе экспедиции было несколько сот солдат и два горных орудия. Этому отряду удалось в конце 1915 г. на короткое время занять Соуджбулак, но вскоре он был оттуда выбит русскими войсками [148]. Таким образом, первый год войны на иранском театре показал, что, несмотря на отдельные успешные рейды русских войск, положение в Иранском Курдистане, Азербайджане и смежных районах остается крайне неустойчивым и опасным.
Тогда Англия и Россия решили принять более радикальные меры для сохранения и укрепления своих позиций в Иране. На первых порах Россия и Англия еще питали иллюзии, что можно побудить Иран организовать отпор турецким агрессорам. В конце февраля 1915 г. английский и русский посланники в Тегеране сделали представление о нарушении иранским правительством нейтралитета и пытались заставить шахские власти, чтобы они предписали вождям племен Курдистана и Керманшаха противодействовать турецкому вторжению [149]. Но очень скоро и в Петрограде, и в Лондоне перестали рассчитывать на содействие иранского правительства в организации отпора агрессивным действиям турок и немцев.
В результате произведенного в Тегеране совместного дипломатического нажима им удалось к концу 1915 г. изменить состав и политику иранского правительства. Вместе с тем на востоке Ирана был создан заслон из русских и английских войск против проникновения германской агентуры в Афганистан и Индию ("восточноперсидский кордон"). Но главную роль в ликвидации турецко-германской угрозы в Иране сыграла новая операция русских войск.
30 октября 1915 г. в порту Энзели (ныне Пехлеви) на Каспийском побережье высадился корпус генерала Баратова, который совершил рейд на юг, быстро рассеяв турецко-курдские отряды на хамаданском направлении. Этот рейд сопровождался карательными операциями против курдских племен, выступавших на стороне Турции. По просьбе англичан, находившихся в тот период в тяжелом положении на Месопотамском фронте, Баратов к концу года выдвинул передовые отряды своего корпуса на линию Керманшах-Ханекин. Русское командование предложило англичанам организовать наступление британских войск на Керманшах с целью объединения с русскими силами и совместного удара на Диарбекир через Мосул, но английские власти, больше всего боявшиеся проникновения русской армии в Ирак, отвергли этот план [150]. Во всяком случае, к концу 1915 г. турецко-германский плацдарм в Иране был в основном ликвидирован, в первую очередь русской армией [151]. Это оказало большое влияние на курдов. "... На Кавказском фронте, - писал Н. Г. Корсун, - ни той, ни другой стороне не удалось использовать движение в тылу своего противника. Начавшиеся же неорганизованно и несвоевременно восстания армян были подавлены турками, а курдов - русскими" [152].
Следует, однако, отметить, ч го военно-карательные экспедиции против курдов были эффективны только лишь в районах пребывания русских войск и постольку, поскольку русские одерживали победы. Когда же военное счастье изменяло русским, курды тотчас выходили из повиновения. К тому же репрессии против иранских курдов сразу же получали широкий резонанс среди их турецких сородичей, что создавало большие дополнительные препятствия для планировавшихся русским командованием наступательных операций на восточно анатолийском театре Кавказского фронта. Учитывая это, русское правительство наряду с демонстрацией военной силы искало и другие основы для налаживания взаимоотношений с курдами.
Русское правительство позаботилось прежде всего о том, чтобы лишить иранское правительство возможности осуществлять свои суверенные права в северо-западных провинциях страны. Русские власти рассчитывали на помощь и содействие своего ставленника - азербайджанского губернатора Шоджа од-Доуле, которому было поручено наблюдение за всеми пограничными с Турцией районами. В Тегеране же к Шоджа относились резко недоброжелательно именно в силу его неприкрытого русофильства. Иранское правительство фактически мешало Шоджа и другим местным администраторам бороться с нарушениями иранского нейтралитета турками и курдами. Англичане, опасаясь усиления влияния России в Северо-Западном Иране, также выступали против привлечения Шоджа к борьбе с турками и курдами под предлогом, что это осложнит положение в пограничных районах, нарушит нейтралитет Ирана и вовлечет его в войну с Турцией [153]. Однако Россия оставалась непреклонной, не позволяя ни Тегерану, ни англичанам вмешиваться во "внутренние дела" оккупированных ею иранских провинций. Когда, например, иранский посол в Петрограде Исаак-хан выразил Сазонову недовольство действиями русских военных властей и азербайджанского губернатора, Сазонов решительно отверг эти жалобы, отметив, что Иран ничего не сделал для предотвращения вторжения турецких войск и сохранения порядка и спокойствия среди курдов. Поэтому Россия, добавил Сазонов, имеет в Азербайджане полную свободу действий. Посол писал своему министру иностранных дел, что, по его мнению, Россия не уступит в вопросе об Азербайджане [154]. И это была правда. В дальнейшем шахские власти даже и не пробовали контролировать положение в своих азербайджанских и курддистанских землях.
Так, вице-консул в Урмии Введенский вел интенсивную пропаганду курдов Ушну, Барзана, Шемдинана, Барадоста, Ревандуза, Геваре, рассылал им прокламации и воззвания, в которых содержались призывы выступить против Турции на стороне России [156]. Аналогичную работу среди курдов Юго-Западного Ирана и смежных районов Ирака, где квартировали части Персидской казачьей бригады, вел Ушаков. В первых числах ноября он телеграфировал в Российское консульство в Керманшахе: "Имею данные о возможности поднять шиитские племена курдов и луров для захвата у турок Кербелы. Могу подготовить это дело осторожно, без шума. Испросите разрешения посланника. Работать необходимо совместно с англичанами. Дело очень важное, ввиду малого количества войск в Месопотамии сулит успех. Захват святыни произведет сильное впечатление на турок, мы же приобретем симпатии шиитов". При скорейшем осуществлении этого плана, утверждал Ушаков, турецкие резервы будут оттянуты от русской границы [157].
Долгополов назвал этот план легкомысленной затеей, для осуществления которой нет никаких данных [158]. Коростовец также отверг предложение Ушакова, считая, что его отряд слишком малочислен, чтобы успешно выполнить задуманный план. "В настоящем его составе он не представляет никаких гарантий против возможных нападений турок на Курдистан". Кроме того, по мнению русского посланника, действия отряда -Ушакова как подразделения иранской армии вызовут нарекания в нарушении Россией нейтралитета Ирана [159]. Вообще же, успешное вторжение турок в Иранский Курдистан свело на нет все усилия русских расположить к себе иранских курдов, побудить их соблюдать нейтралитет.
Благоприятный для русской армии исход летних операций 1915 г. на иранском и восточноанатолийском театрах вновь дал России шанс завоевать расположение курдских племен. Правда, русские уже не рассчитывали на то, что им удастся сделать курдов своими союзниками; непосредственной задачей было обеспечение нейтралитета курдских племен, прекращение их враждебных выступлений против русских войск. Управляющий вице-консульством в Урмии В.П.Никитин, сообщая, что к нему в большом количестве являются курды для примирения, писал: "Приходится прилагать много усилий, чтобы побороть недоверие курдов" [160].
Стараниям Никитина наладить хорошие взаимоотношения с курдами мешала, однако, кипучая деятельность главы русской духовной миссии в Урмии епископа Сергия, который бесцеремонно вмешивался как в политическую жизнь Урмийской провинции, так и в чисто военные дела и настаивал на применении силы против курдов. Никитин решительно потребовал отозвания Сергия из Урмии, считая, что Россия "в настоящую минуту преследует в западной Персии цели умиротворения и тщательно избегает всяких резких мер и выступлений". Министерство иностранных дел поддержало Никитина, и Сергий был удален из Урмии [161].
Однако другие представители России в Западном Иране нередко прибегали к угрозам. Управляющий генконсульством в Тебризе Беляев дал, например, указание губернатору Азербайджана "внушить курдам, что если в дальнейшем они будут вести себя мирно и не поддадутся на подстрекательства турок, то им можно будет надеяться на наше снисходительное отношение к их прежним винам. Если же они снова будут помогать туркам, то их ожидают самые суровые меры наказания" [162].
Особенно трудной проблемой для русских военных властей было налаживание отношений с курдами оккупированных районов Восточной Анатолии. Начальник Башкалинского округа князь Б. Шаховской писал в середине декабря 1915 г. в штаб Кавказской армии: курды "Битлисского и Ванского вилайетов, с которыми нам еще не приходилось иметь дела... расположены к нам и теперь как будто желают войти в сношения с нами". Но "умиротворение курдов района военных действий представляет теперь очень трудную задачу, так как они подверглись страшным репрессиям с нашей стороны и очень озлоблены против нас... Примирить этих курдов с нами еще возможно, но использовать их против турок я считаю задачей почти невыполнимой". Одной из главных причин этих трудностей Шаховской считал ухудшение взаимоотношений между армянами и курдами [163].
Естественно, что стали заметно портиться установившиеся было накануне войны хорошие отношения России с большинством наиболее влиятельных курдских вождей. В начале военных операций русское командование пыталось сохранить лояльную позицию курдских вождей на прежнем уровне и побудить их поднять племена против турок. Кое-где русские имели в этом успех. Абдуррезак, например, организовал курдский отряд, который оказал существенные услуги Азербайджанскому отряду генерала Чернозубова, правда, вызывая недовольство местного населения реквизициями [164]. Но очень скоро все изменилось.
Отступление русских войск из Северо-Западного Ирана в декабре 1914 - январе 1915 г. привело к измене многих курдских вождей союзу с Россией. Причинами этого были: во-первых, обычное для феодалов стремление примкнуть к сильнейшей стороне, во-вторых, утрата ими доверия к России в результате нежелания русского правительства в предвоенные годы оказать курдам реальную помощь в освобождении от турецкого гнета и, наконец, в-третьих, предпочтение, оказываемое турецким армянам перед курдами и поддержка русским командованием армянских националистов, сформировавших боевые дружины, которые действовали в составе Кавказской армии [165].
Особенно чувствительной была измена Симко. В январе 1915 г. после оставления русскими войсками Салмаса и Котура он открыто перешел на сторону турок и произвел в Салмасе зверскую резню христиан, во время которой погибло до тысячи человек. Правда, как только русские войска перешли в контрнаступление, Симко попытался восстановить свою репутацию в глазах русских властей, посылал вице-консулу в Хое многочисленные письма с уверениями в своей преданности России, но одновременно он поддерживал тайные связи с турками. Поэтому после освобождения Хоя русскими властями он был арестован и выслан в Тифлис, в результате чего в Хойском и Котурском округах наступило спокойствие [166].
Сложнее обстояло дело с Абдуррезаком. Переход почти всех курдов Северо-Западного Ирана и пограничной зоны на сторону Турции внушил русским властям подозрение, что здесь не обошлось без его участия. Русское командование не имело в своем распоряжении ни одного достоверного факта, который доказывал бы измену Абдуррезака. Сам Абдуррезак энергично отвергал обвинения в сотрудничестве с турками. Оправдывая себя, он возлагал всю вину за ухудшение русско-курдских отношений на русские власти и армянских экстремистов [167], Тем не менее командование Кавказским фронтом и тифлисское начальство перестало доверять Абдуррезаку.
В начале мая 1915 г. Абдуррезак, губернатор Хоя Теймур-хан и другие видные курды (всего 12 сторонников Абдуррезака и 8 - Симко) были арестованы и высланы в русскую Джульфу по обвинению в том, что в случае неудачи русских войск под Дильменом они собирались напасть на них с тыла. Одновременно были разоружены их отряды [168]. Правда, через несколько дней подозрение с Абдуррезака было снято как необоснованное, однако его пребывание в Хое было признано нежелательным. Сначала русские власти хотели его отправить в Малазгирт для пропаганды среди турецких курдов, но в конце 1915 г. решили поселить Абдуррезака в Тифлисе "вследствие выяснившейся его бесполезности" [169].
По-прежнему враждебно относились русские власти к макинскому сердару Муртаза Кули-хану. Командование Кавказской армии решительно воспротивилось возвращению его в Маку до окончания войны, "дабы, - по словам консула в Маку Олферьева, - не иметь против себя макинских курдов, могущих выставить до 10000 вооруженных людей, сочувствующих Турции... Возвращение сердара ослабит наш престиж и осложнит наши дела во всем Азербайджане" [170].
Сейид Та, в начале войны примкнувший к туркам, попал в плен и был сослан в глубь России, в Раненбург (ныне Чаплыгин). Позже он бежал из плена и начал создавать в Турции на немецкие деньги курдские формирования для борьбы против русских [171].
Сохранившиеся документы отражают полную утрату доверия к курдским вождям со стороны русских, военных и гражданских властей в Иране и оккупированных районах Турции. Исполнявший обязанности консула в Салмасе Акимович, критикуя намерение начальника Башкалинского округа князя Шаховского установить контакт с Абдуррезаком и Симко, писал в конце ноября 1915 г.: "Я убежден, что Шаховской и Коцебу (русский полковник. - М.Л.), совершенно не знающие курдов, будут ими обмануты и не смогут их склонить на нашу сторону с такими помощниками, как Абдуррезак и Симко, место которым на виселицах" [172]. По-видимому, это мнение о Шаховском в значительной мере было неосновательным, поскольку последний сам аттестовал Симко и особенно Абдуррезака как корыстолюбивых авантюристов и двурушников [173]. Вице-консул в Урмии Никитин по поводу указанных слов Акимовича писал: "Не зная также определенно прежде названных курдов, считаю в Персии им не место теперь. Они лишь повредят делу узко племенными интересами Симко, несбыточными фантазиями Абдуррезака, за которыми следует установить тщательное наблюдение". "Мое мнение, что лучшее и единственное средство замирить курдов - это вселить в них ужас, вполне для них реальное понятие, верить им нельзя. Опыт трехнедельной экспедиции в Курдистан показал, что они уже не те, что в начале войны - боятся нас, в турках разочарованы" [174].
Правда, во взаимоотношениях русских властей с курдскими вождями в первый год войны были и отдельные положительные моменты. Некоторые беи, особенно после успешных летних операций Кавказской армии в 1915 г., активно помогали русским войскам. Никитин заключил в конце сентября подтвержденное клятвой на Коране соглашение с вождями бекзадинцев из Дешта и Мергевера (Курдо-беком, Абдуллой, Халилем, Сейид-ханом, Хаджи Феттахом и Бадр-ханом) о дружбе и союзе [175]. Однако в целом правящие круги России уже не рассчитывали на сколько-нибудь эффективное содействие и помощь курдов в войне с Турцией.
Только в конце 1915 г., под влиянием успешного хода военных операций и изменения в благоприятную для Антанты сторону политического положения в Иране, русское правительство и командование начали думать о восстановлении утраченных Россией позиций среди как турецких, так и. иранских курдов. Показателем некоторого поворота в курдской: политике России была изданная в конце декабря 1915 г. новым наместником на Кавказе великим князям Николаем Николаевичем директива об общих основах политики по отношению к курдам. Она гласила: "Главная цель - это, чтобы курды были у нас в руках, жили бы смирно, не нападали бы на армян и персов. Наши начальники должны стремиться уничтожить рознь между курдами, с одной стороны, и армянами и персами, с другой, всеми мерами привлекать курдов на нашу сторону, приобретать от них необходимое для войск, то есть заинтересовывать коммерчески, оружия отнюдь не выдавать, но можно оказывать небольшую субсидию за услуги, особенно по разведке. Когда убедятся в их лояльности, можно поощрять мелкими наградами и подарками, для боевых же целей пользоваться курдами лишь при полной уверенности в их благонадежности" [176].
Таким образом, программа действий в курдском вопросе была весьма утилитарна. Царское правительство по-прежнему интересовалось курдами лишь в связи с операциями на Кавказском фронте и не более того [177].
В это же время русские войска успешно действовали в районе оз. Ван и на Черноморском побережье. В Иране корпус Баратова занял район Керманшаха и появился в непосредственной близости от флангов и тыла 6-й турецкой армии, действовавшей в Ираке.
Весной 1916 г. Кавказская армия продвинулась на Трапезундском и Мосульском направлениях. В частности, в начале апреля 1916 г. был взят один из главных центров Иракского Курдистана - Ревандуз. Корпус генерала Баратова в середине апреля 1916 г. повел наступление на Ханекин; его передовые части приближались к Тигру. Однако упорный отказ англичан от сотрудничества заставил русское командование принять решение об отступлении на север с целью сокращения коммуникаций и сохранения связи с основной базой Кавказской армии. 1 июля русские войска оставили Керманшах. Одновременно корпус Баратова отошел на северо-восток от Ханекина. В это время в центральной части Восточной Анатолии Кавказская армия захватила Эрзинджан (25 июля), с падением которого турки потеряли весь восточноанатолийский театр военных действий [178]. В ходе операций на Огнотском и Мосульском направлениях (август 1916 г.) русским войскам удалось сорвать турецкое контрнаступление и стабилизировать фронт.
Таким образом, в 1915-1916 гг. Турция потерпела на Кавказском фронте новое серьезное поражение. Русская кавказская армия продвинулась по турецкой территории на 250 км, оккупировав все Армянское нагорье и прилегающие районы, сковала более половины всех турецких дивизий. Только отсутствие взаимодействия между русскими и англичанами привело к тому, что стратегические результаты русского наступления не стали решающими для операций на всем турецко-азиатском театре и что туркам удалось нанести англичанам ощутительное поражение в Ираке, окружив в Кут эль-Амаре и принудив к капитуляции (29 апреля 1916 г.) корпус генерала Таунсхенда.
В кампании 1916 г. на Кавказском фронте роль курдов была сравнительно невелика. Общее число курдских конников, входивших в состав 2-й и 3-й турецкой армий, действовавших в Восточной Анатолии и в Иране, составляло в разное время от 5 тыс. до 10 тыс. Правда, туркам удалось кое-где побудить курдские племена совершать нападения на коммуникации русских войск (на Мосульском направлении, в районе Битлиса и в некоторых других местах), но русские быстро пресекли враждебные выступления курдов [179]. Боеспособность курдских формирований в результате тяжелых поражений турецкой армии продолжала падать. В итоге летней кампании 1916 г. количество курдов во 2-й и 3-й армиях снизилось на две трети [180].
Значительная часть территории Турецкого Курдистана и Армении стала в 1916 г. ареной военных действий; в остальных районах свирепствовала жесточайшая военно-полицейская диктатура. Естественно, что это создавало самые неблагоприятные условия для курдского освободительного движения, о котором за рассматриваемый период нет почти никаких сведений. Исключение по-прежнему составлял район Дерсима. Тамошние курды избежали набора в турецкую армию и сохранили свое полунезависимое положение. У курдов Дерсима продолжали скрываться армяне, уцелевшие от депортаций [181]. Многие курдские вожди (и не только в Дерсиме) заключали в это время соглашения с предводителями армян о мире и дружбе [182].
Вторжение русских войск в глубь Турецкого Курдистана и Армении сделало проблему взаимоотношений с турецкими курдами весьма насущной и важной, в значительной степени определявшей не только дальнейший ход операций, но и будущую судьбу всего края, который находился отныне под русским управлением. Некоторые курдские лидеры подняли уже в 1916 г. перед русским правительством вопрос о национальном самоопределении турецких курдов. Юсуф Кямиль Бадрхан представил национальные требования курдов великому князю Николаю Николаевичу. Но русское правительство отказывалось в то время рассматривать курдскую проблему в таком аспекте (отчасти в связи с армянскими делами), подходя к ней более утилитарно [183].
Наладить отношения с турецкими курдами было поручено князю Шаховскому, который фактически занимал пост главного гражданского администратора России в курдских районах Турции. Совместно с Юсуфом Кямилем Шаховской должен был войти в отношения с местными курдскими племенами, привлечь их на сторону России и даже предоставить им право сформировать отряд из 500 вооруженных всадников. Главная задача, поставленная перед Шаховским, - установить контакт с курдами Юго-Восточной Анатолии, находившимися в тылу турецких войск, уговорить их поднять восстание против турок. Этого сделать Шаховскому не удалось, главным образом из-за временной неудачи русских войск в районе Битлис - Муш. Но налаженные им связи с курдами Юго-Восточной Анатолии были сохранены. Он смог также привлечь на свою сторону курдов Зиляндере, предводительствуемых Кули-ханом и Селим-агой, дотоле враждебных России. Кроме того, были умиротворены племена к северу от оз. Ван. Этим и ограничились достижения Шаховского в оккупированных русскими войсками районах Турецкого Курдистана и Армении и в смежной с ними прифронтовой полосе.
Сам Шаховский считал, что для успеха политики России по отношению к турецким курдам необходимы следующие меры: справедливое отношение к ним и недопущение умаления их прав по сравнению с армянами, создание для перешедших на сторону России племен сносных условий жизни, применение силы против непокорных племен, в первую очередь против араратских курдов, усиление пропагандистской работы среди курдского населения районов Битлиса - Муша - Огнота. Хотя разоружение курдов, писал Шаховской, важная задача, оно в настоящий момент неосуществимо и вообще не всегда выгодно для России. Главное - не поднимать этот вопрос несвоевременно, дабы не вызвать озлобления курдского населения. Хотя русский комиссар был вообще настроен оптимистично, считая, что курды оккупированных русскими войсками земель в конце концов свыклись с мыслью о владычестве России, достиг он все же немногого. Слишком тяжелой, изменчивой и неспокойной была в то время обстановка в Восточной Анатолии, чтобы Россия могла рассчитывать на быстрый и прочный успех своей политики среди курдского населения, на забвение событий последних лет, наполненных многочисленными конфликтами [184]. К. тому же сильно вредили русско-курдскому сближению пережитки курдо-армянской вражды (в частности, эксцессы со стороны армянских добровольцев и дружинников, пришедших вместе с русскими войсками) [185]. Но все же основа для некоторого улучшения русско-курдских отношений в Турецком Курдистане -безусловно имелась.
Основное внимание русское правительство и командование уделяло в 1916 г. и в последующее время отношениям с иранскими курдами. Операции корпуса Баратова доказали настоятельную необходимость обеспечения поддержки или хотя бы лояльности курдского населения, без чего военно-политические позиции России в Западном Иране оставались крайне непрочными и легко уязвимыми. Особенно остро встал вопрос о курдах в связи с вынужденным отступлением русских войск из района Ханекин - Керманшах летом 1916 г., когда возникла реальная угроза нового вторжения турок в центральные районы Иранского Курдистана. Иранские курды, в отличие от турецких, не были так ослаблены боевыми действиями и репрессиями. От их позиции в значительной степени зависела судьба всего левого фланга русской Кавказской армии. Следует еще учесть, что турецко-германская подрывная деятельность среди иранских курдов продолжала причинять значительный вред интересам России. Активно работала турецкая агентура в Маку, призывая местных курдов к партизанской борьбе против русских войск [186].
Особенно преуспел в антирусской пропаганде среди Макинских курдов некий Али-ага, впоследствии арестованный русскими властями. Только к началу 1917 г. России удалось обезвредить в Маку панисламистов и принудить местное курдское население к безусловной покорности; некоторым арестованным и интернированным русскими властями местным вождям, в том числе и Али-are, было разрешено вернуться обратно [187].
Во время зимнего наступления русской армии в 1916 г. племена центральной части Иранского Курдистана - мукри и бекзадинцы, понесшие чрезвычайно тяжелые потери, особенно обмороженными, стали массами переходить на сторону России. По словам Никитина, "сложившиеся условия могут быть полезны для склонения курдов к благоразумию" [188]. Русское командование, однако, не сумело использовать эту ситуацию; курды юго-западных районов Ирана по-прежнему были неблагонадежны. При начавшемся в,апреле 1916 г. наступлении корпуса Баратова на Ханекин такое положение не могло быть более терпимо.
"Крайне прискорбно продолжавшееся недоверие к нам - курдов, - писал в связи с этим Эттер. - Было бы крайне нежелательно отталкивать Симко. Практика показывает, что одни карательные меры недостаточны. Необходимо дать курдам уверенность в их безопасности" [189]. На необходимость решительно бороться за привлечение на сторону России иранских курдов указывал и Минорский. Свое письмо Баратову от 9 мая 1916 г. он начинал словами наместника Николая Николаевича: "Курды не нужны нам как активная военная сила,, но чрезвычайно желательно заручиться их спокойным и благожелательным к нам отношением". Неудачи, которые потерпела Россия среди курдов Урмийского округа, Минорский объяснял в первую очередь постоянными колебаниями русской политики там в предвоенный период, когда "симпатии, подозрения, обвинения сменялись как в калейдоскопе". Он осуждал вмешательство войск во внутренние дела племен, результатом чего явилось полное разорение многих из них. "Вся эта политика закончилась крахом", ибо силой, писал Минорский, все решить нельзя. "Я верю в цивилизаторские задачи России", - подчеркивал он. России нужно не объединение всего Курдистана (это нереально и бесполезно для нас), писал Минорский в заключение, а "объединение и восстановление отдельных курдских княжеств", для чего следует обратить особое внимание на род Бабан в округе Сулеймании и али-илахов Дерсима [190]. Позже Минорский предложил организовать в Сулеймании сепаратистское движение, обещая местным курдам независимость или автономию под суверенитетом Ирана [191].
В известной мере с Минорским перекликался Никитин, хотя на разрешение курдской проблемы в интересах России он смотрел скорее пессимистически. "Возможность привлечений курдов, - писал он в Министерство иностранных дел в конце июня 1916 г., - вообще отрицаема быть не может,- но для этого теперь не достает главного условия - предварительной внимательной и кропотливой работы нашей среди них, которая могла бы ослабить успешность враждебной нам, иной пропаганды, по существу же курдского вопроса до изменения самих условий их быта и создания у них иных интересов и понятий мы всегда будем стремиться разрешить неразрешимое" [192].
Начиная с июля 1916 г., когда действовавший на иракском направлении корпус Баратова очутился по вине англичан в тяжелом положении, из Петербурга и Тифлиса в адрес русских властей в Иране поступили требования о необходимости в кратчайший срок наладить хорошие отношения с курдами. Чиновник для пограничных сношений при наместнике Столица известил Эттера о том, что делаются попытки добиться содействия иранского правительства в нейтрализации курдов в связи с походом Баратова, о чем вел переговоры сам наместник с находившимся тогда в Тифлисе иранским принцем Зилли-Султаномш. Премьер-министр Ирана известил русского посланника, что племена кельхор, сонгори и куляи "всецело на нашей стороне", но необходимо "действовать исключительно деньгами", чтобы они оказали русским активную поддержку [194]. Эттер, однако, скептически отнесся к этой возможности, написав, что, по его мнению, иранское правительство "бессильно теперь воздействовать на курдов-суннитов и на другие племена" [195]. Главное затруднение, считали Эттер и Баратов, "в организации продовольствия племен", на что иранское правительство неспособно без помощи России [196]. Сазонов написал в Тегеран, что в связи с отступлением Баратова "весьма желательно, чтобы шахское правительство использовало все свое влияние на племена Керманшахского района и Курдистана, чтобы склонить их на нашу сторону" [197].
Несколько позже Эттер и Минорский обратились в Тиф;, лис с просьбой о присылке в Иран дополнительных контингентов войск, и в особенности денег, без которых, писал посланник, "в особенности в настоящий момент нам мало кого удастся привлечь на нашу сторону" [198]. Эта просьба встретила в Тифлисе отрицательное отношение. Великий князь Николай Николаевич телеграфировал в Тегеран: "В пределах имеющихся у меня сил, усиление наших войск, действующих в Персии, которое возможно было сделать, уже сделано, и один полк из этого подкрепления к генералу Баратову прибыл. Денег же для подкупа кочевых племен у меня нет" [199]. Русским властям в Иране, стало быть, приходилось рассчитывать исключительно на имевшиеся в их собственном распоряжении средства.
В столь сложной и нелегкой для России обстановке, сложившейся в Западном Иране к лету 1916 г., Симко вновь обратил на себя внимание русских властей и командования. Каковы бы ни были его "прегрешения" в недавнем прошлом, он все же был тогда единственной фигурой в Иранском Курдистане, пользовавшейся значительным весом и влиянием и способной объединить и повести за собой значительное число курдов. Кроме него России не на кого было опереться. Поэтому русские власти поставили перед собой задачу во чтобы то ни стало привлечь Симко на свою сторону.
В начале 1916 г. Симко был отпущен из Тифлиса и прибыл в Салмас. Однако в первое время отношения между Симко и русскими властями были отравлены взаимным недоверием. Несмотря на многократные требования генерала Чернозубова, Симко из боязни ареста отказался приехать в Хойдля переговоров с русским командованием [200]. Он заверял, что не изменил России и готов сражаться с турками при условии предоставления помощи, но боится возвращения из страха перед своими недоброжелателями, особенно ассирийцами, а также из-за боязни нового ареста. В связи с этим Симко просил, чтобы кавказские власти и начальник Азербайджанского отряда дали ему гарантии безопасности. Лишь при этих условиях он, по словам исполнявшего обязанности консула, в Дильмане Акимовича, "готов идти туда, куда ему прикажут" [201].
Со своей стороны, генерал Чернозубов, не питая к Симко никакого доверия, предложил ему гарантии свободы и независимости лишь при условии сдачи им всего оружия. Симко ответил отказом и вскоре после этого ушел на юг к турецко-иранской границе. Чернозубов, не желая видеть Симко у себя в тылу, был очень встревожен и грозил уничтожить его отряды, если он немедленно не вернется обратно [202].
В конце июня 1916 г. Симко, наконец, приехал в Хой; там он вступил в переговоры с вице-консулом Кирсановым. В качестве платы за свою помощь России он попросил предоставить в его полное управление Сомай и Барадост. Кирсанов поддержал эту просьбу перед своим начальством, указывая, что этим можно укрепить веру Симко в доброжелательность России. Одновременно он предложил потребовать от Симко список всех его бойцов и выдать каждому из них свидетельство на право ношения оружия, в результате чего, по мнению Кирсанова, Россия приобретает контроль над вооружением курдов [203].
Информация Кирсанова о его переговорах с Симко вызвала большую дискуссию среди русских представителей в Иране. Никитин решительно возражал против предоставления Симко области Сомая и Барадоста. В свое время, напоминал он, это привело к тому, что подвластные ему шеккаки напали на русские войска в Урмии; люди Симко и сейчас ведут себя дерзко и нелояльно, угрожают тылу русских войск. "Курдским заверениям вообще, а Симко в частности, я давно перестал верить, - писал Никитин, - и достаточных гарантий в них не вижу. Считаю, что предоставление Симко особого положения отнюдь не оправдывается его двусмысленным поведением, и полагаю, что не Симко сам, но мы ему должны продиктовать условия, которым он имеет подчиниться" [204].
Дальнейшее поведение Симко было далеко не безупречно в отношении России. В частности, во время отступления войск Баратова из района Ханекин - Керманшах предводительствуемые им курды сеяли панику на правом фланге русских войск. Кроме того, весть о намерении назначить Симко губернатором Сомая и Барадоста вызвала большое недовольство-местного населения, неоднократно испытывавшего тяжелую руку курдского шейха [205]. Тем не менее русские власти в Иране поддержали предложение Кирсанова, надеясь, что это привяжет прочно Симко к России. Эттер, одобрив план Кирсанова, заметил, что подозрительное поведение Симко "объяснялось, конечно, нашими колебаниями в политике" [206]. Кирсанов сам настаивал на скорейшем выяснении вопроса о передаче Симко Сомая и Барадоста и предложил, кроме того, материально хорошо обеспечить Симко, чтобы ему "не приходилось" грабить местных жителей [207]. В конце концов колебаниям был положен предел, и в последних числах октября 1916 г. по настоянию русской миссии шахское правительство назначило Симко губернатором Чиари-Кала, Сомая и Барадоста. Симко обещал навести там порядок [208].
Тот факт, что русские договорились с Симко, благоприятно повлиял на отношение большинства иранских курдов к России. Правда, это в значительной степени объяснялось еще и тем, что русским войскам удалось остановить турецкое контрнаступление в июле-августе 1916 г. К началу осени тысячи курдов стали покидать турецкие войска и уходили на зимние кочевья [209]. Под Хамаданом из 14 тыс. турецких войск 10 тыс. были курды, но едва лишь распространился слух о движении русских войск, большинство курдов в несколько дней разбежалось [210].
Престиж России заметно вырос и в центральной части Иранского Курдистана. Было решено восстановить консульство в Соуджбулаке "ввиду, - по словам Столицы, - постоянных просьб окрестных курдских главарей освободить их от вымогательства персидских властей". Выбор консула, писал Столица, должен быть произведен "с особой заботливостью, так как от него требуется очень трудная задача удержать курдов на нашей стороне, уберечь их от вымогательства персидских властей и действовать во всем применительно к требованиям тактической обстановки и в полном согласии с генералом Чернозубовым" [211].
Таким образом, в 1916 г. России удалось в Иранском Курдистане добиться известных успехов, хотя обстановка там по-прежнему была очень неустойчивой и чреватой осложнениями.
К РАЗДЕЛУ ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ И ИРАНА
И КУРДСКИЙ ВОПРОС
Еще в предвоенные годы территория, на которой были расселены курды, была объектом вожделений империалистов многих стран. Однако непосредственная аннексия Армении и Курдистана не входила в задачу внешней политики ни одной из великих держав ввиду неизбежного сопротивления других соперников. Даже наиболее заинтересованная в курдских делах держава - Россия не стремилась к этому [212]. Положение изменилось во время первой мировой войны.
Англия, Франция и Россия были заинтересованы в курдских землях в основном из одних и тех же соображений - создания прочного заслона вокруг тех районов Ближнего Востока, которыми они уже обладали или которые собирались захватить. Поэтому им было необходимо точно договориться между собой о разделе Курдистана и Турецкой Армении. Германия же в случае победы над Антантой намеревалась превратить всю Османскую империю и Иран в свои колонии. Примечательно, что империалистические хищники не придавали в то время большого значения естественным богатствам Курдистана и соседних районов, поскольку о них тогда было мало что известно.
Первое из серии межсоюзнических соглашений о разделе Турции и частично Ирана, в которых затрагивалась и судьба курдов, было заключено в марте 1915 г. По этому соглашению Россия должна была получить Константинополь и проливы. Однако уступка была сделана в условной и необязательной форме и с важными и чреватыми большими последствиями оговорками: "если война будет доведена до успешного окончания и если будут осуществлены пожелания Великобритании и Франции в Оттоманской империи и в других местах...". Англия Компенсировалась правом присоединить к своей сфере влияния нейтральную зону в Иране, за исключением районов Исфахана и Иезда, отходивших к русской зоне [213]. Таким образом, под английский контроль должны были отойти некоторые районы южного Иранского Курдистана, имевшие для Англии весьма важное значение, поскольку эти территории должны были служить барьером, преграждавшим с севера доступ к нефтеносным районам Юго-Западного Ирана, где быстро расширяла свою деятельность британская нефтяная компания. Англо-франко-русское соглашение 1915 г. о проливах было первым этапом, своего рода черновым наброском тайного сговора империалистов Антанты о разделе всех азиатских владений Турции, в том числе И ее курдских земель.
Второй этап начался в конце 1915 г., когда Англия и Франция приступили к обсуждению раздела Азиатской Турции. Переговоры происходили в Лондоне с ноября 1915 г. по февраль 1916 г. между представителем Англии Артуром Никольсоном (его вскоре сменил Марк Сайке) и Франции - Франсуа Жорж-Пико. В центре внимания сторон был раздел арабских владений Турции, но разговор шел и об армяно-курдских землях. Примечательно, что и нейтральный Иран стал предметом этого империалистического торга.
В частности, одним из вариантов решения курдского вопроса в тот период был выдвинут проект создания автономного Курдистана. Эта идея была предложена не руководителями держав Антанты, а армянскими националистическими кругами. Еще в июне 1915 г. один из лидеров армянских националистов Нубар-паша подал французскому министру иностранных дел Делькассе записку с проектом решения армянского вопроса; в этой же записке предлагалось создание особого автономного Курдистана под протекторатом одной или всех трех главных держав Антанты (России, Англии, Франции). Русский посол во Франции Извольский уклонился от поддержки этих планов [214].
В середине декабря 1915 г. известный лидер Дашнакцутюна, подданный России Я.X.Завриев выступил со следующим проектом отрыва Турции от Четверного союза. Державы Антанты должны были помочь захватить султанский престол члену младотурецкого триумвирата, морскому министру и генерал-губернатору сирийских вилайетов Ахмеду Джемаль-паше, слывшему (без серьезных к тому оснований) тайным сторонником примирения с Антантой. По мнению Завриева, Джемалю следовало гарантировать независимость и неприкосновенность Азиатской Турции в составе автономных (под главенством султана) Сирии, Палестины, Ирака, Аравии, Армении, Киликии и Курдистана и оказать ему всестороннюю помощь. Сазонов ухватился было за идею вступить в переговоры с Джемалем на предложенной Завриевым основе, но в Лондоне и Париже встретили этот проект в штыки из опасений, что Россия получит проливы, а ее западные союзники останутся ни с чем [215].
Империалисты Англии и Франции стремились к прямому захвату большинства азиатских, в том числе и курдских, провинций Османской империи. Именно поэтому их не устраивал в тот период принцип автономии, который даже при наличии иностранного контроля в какой-то мере был для национальных меньшинств Турции шагом вперед.
В конце концов Россия вынуждена была уступить, и проект Завриева был сдан в архив.
К концу февраля 1916 г. Сайке и Пико выработали предварительный вариант соглашения о разделе Азиатской Турции и представили его в марте на одобрение правительства России. Переговоры были перенесены в Петроград. В частности, этот документ предусматривал раздел курдских земель между Францией и Англией в виде прямой аннексии или сфер влияния. Львиную долю получила Франция - Северный Ирак, всю Юго-Восточную Анатолию, пограничные районы Ирана к югу от оз. Урмия. Часть Иракского Курдистана (район Киркука) должна была войти в английскую зону [216]. Вопрос о судьбе оставшейся части Турецкого Курдистана и Армении подлежал согласованию с Россией. В общем, западные союзники намечали передать России "для разграничения в будущем с турецким султаном в Анатолии все пространство между Черным морем и линией, начинающейся от Урмийского озера и идущей в Анамур южнее Вана, Битлиса, Муша и Харпута по горным хребтам Тавра и Антитавра" [217]. По прибытии в Петроград Сайке предложил передать России Эрзерум, Битлис и Ван с курдским, ассирийским и лазским населением. Остальная часть Юго-Восточной Анатолии, в том числе и Муш, предназначалась для Франции [218].
Проект "Сайке-Пико" в той его части, которая касалась арабских стран, не вызвал существенных возражений русского правительства, не имевшего на Арабском Востоке особых интересов, (за исключением Палестины). Другое дело - Турецкая Армения и Курдистан. Сазонов решительно протестовал против передачи Франции территорий, прилегавших к русско-иранской границе к югу от линии Айнтеб (ныне Гази-Антеп) - Урфа - Мардин - Урмия, считая, что России невыгодно иметь соседкой на юге великую европейскую державу вместо слабой мусульманской [219]. Он потребовал передачи России этой территории или, в крайнем случае, Урмийского округа и Битлисских проходов, компенсировав Францию в районе Сивас - Харпут-Кайсери [220]. Французы возражали, но англичане оказали поддержку Россини, надеясь с ее помощью отказаться от некоторых уступок, сделанных Франции в отношении арабских стран. Вскоре Сайке представил Сазонову карту с желаемыми для русской стороны изменениями; в результате, по мнению британского представителя, "под русской властью оказалось бы большинство курдов, лазов, кызылбашей и других кочевых племен, с которыми сравнительно легко ладить и которые с точки зрения государственной безопасности представляют более надежный и удобный элемент" [221]. Франция вынуждена была согласиться на уступку России "области Курдистана к югу от Битлиса и Вана, заключенной между Мушем, течением Тигра к востоку от Ашита Дага, Джезира-ибн-Омаром и персидской границей на высоте Мергевера в обмен на уступку Франции территории в районе Сивас - Харпут - Кайсери [222]. К середине мая 1916 г. была полностью достигнута договоренность между Англией и Францией; русское правительство дало окончательное соглашение на раздел Азиатской Турции 1 сентября 1916 г.
Таким образом, империалисты Антанты сговорились о разделе между собой наряду со странами Арабского Востока всего Турецкого и значительной части Иранского Курдистана. На первый взгляд в наибольшем выигрыше, оказались Франция и Россия, а Англия осталась обделенной. Франция "закрепила" за собой обширный курдский хинтерланд, прикрывавший с севера и востока обещанные ей по соглашению "Сайке - Пико" Ливан и Западную Сирию, предмет давних вожделений французского империализма. Россия получала огромную горную страну, откуда прежде неоднократно исходила угроза русским владениям в Закавказье и которая отныне должна была служить барьером, надежно охранявшим его. Англии же соглашение "Сайке - Пико" сулило приобретение лишь одного небольшого, хотя и важного курдского района в Восточном Ираке [223].
Но в действительности от "бумажного" раздела Турции до фактического была дистанция огромного размера. Все решало конкретное соотношение военно-политических сил, а в этом Англия имела на Ближнем Востоке бесспорное преимущество перед своими союзниками. Именно поэтому Англия и пошла на переговоры о разделе Азиатской Турции, чему прежде в британском правительстве была сильная оппозиция. В самом деле, Франция, особенно после провала Дарданелльской операции, не могла больше выделить ни одной дивизии для посылки на Ближний Восток. Россия вообще была слабейшим членом Антанты, и ее зависимость от западных партнеров росла с каждым месяцем войны. Англия же непрестанно наращивала свои вооруженные силы на Ближнем Востоке. Поражение британской экспедиционной армии в Ираке было лишь временным эпизодом, после которого вскоре последовало продвижение английских войск на север. Позиции Англии в арабских странах значительно укрепились в результате ее соглашений с правителем Хиджаза Хусейном (июнь 1915 - март 1916 г.), с другими аравийскими властителями (в том числе с эмиром Неджда Ибн Саудом в декабре 1915 г.), сговора с сионистами (декларация Бальфура от 2 ноября 1917 г.) [224]. Все это позволяло руководителям британской внешней политики надеяться на ревизию соглашений о разделе Османской империи и Ирана после окончания войны, в том числе и тех их положений, которые касались курдских земель. Недаром премьер-министр Англии Ллойд-Джордж писал, что "нельзя... допустить и мысли о том, что мирная конференция может собраться в момент, когда... мы не закончили еще завоевания Ирака и Сирии" [225]. Дальнейшие события показали, что эти расчеты оправдались.
Разумеется, империалистические соглашения 1915 - 1916 гг. о разделе Османской империи и Ирана были глубоко враждебны интересам народов этих многонациональных государств, в том числе и интересам курдского народа, поскольку они были направлены на их колониальное закабаление, против растущего национально-освободительного движения, в частности против исторически прогрессивной тенденции образования национально независимых государств. Для курдского народа эти соглашения имели особенно зловещий характер, ибо они призваны были закрепить и увековечить его "разделенность", создать новые труднопреодолимые преграды для формирования единой курдской нации, для социально-экономического, политического и культурного прогресса курдов.
В этот период для воюющих сторон Кавказский фронт в значительной мере утратил свое первостепенное значение.
На его главных направлениях с осени 1916 г. наступило затишье. И русская, и турецкая армии были измотаны непрерывными боями и терпели жестокие лишения. Под влиянием нараставшего в России революционного кризиса, завершившегося свержением царизма в результате февральской революции 1917 г., в частях русской Кавказской армии росло революционное брожение. Оно перекинулось отчасти и на турецкую армию, в которой были сильны антивоенные настроения. Военные действия в 1916 - 1917 гг. происходили только в Западном Иране и в Ираке на Мосульском направлении.
В феврале - марте 1917 г. части Баратова заняли районы Хамадана, Керманшаха и Ханекина и установили непосредственную связь с британской экспедиционной армией в Ираке.
Однако нежелание англичан оказать корпусу Баратова материальную и военную помощь помешало союзникам нанести туркам поражение западнее Ханекина [227].
Весной 1917 г., когда резко возросла зависимость Временного правительства от западных союзников и можно было уже не бояться русской "угрозы" Ираку, британское командование попыталось использовать русскую армию на Иракском фронте в своих целях, в качестве пушечного мяса. Однако русское командование на Кавказе, в условиях разложения войск, не решалось (да и не могло) вести крупные наступательные операции. Вследствие этого план совместных действий русских и английских войск против 6-й турецкой армии не был реализован [228]. Предпринятое в начале июня под нажимом англичан наступление на Мосул было вскоре остановлено турками.
В находившихся под турецким управлением курдских районах экономическое и политическое положение в 1917 г. было крайне тяжелым. Военные действия нанесли огромный материальный ущерб местному населению, которое в течение двух лет не имело возможности ни собирать урожай, ни перегонять скот на кочевья. В результате как кочевые, так и оседлые курды были разорены и очутились перед угрозой страшного голода.
Это привело, естественно, к росту недовольства в Турецком Курдистане, к широкому распространению среди курдов антивоенных настроений. Большое влияние на курдов оказала также успешная борьба арабов против турецкого владычества.
Центром курдского освободительного движения стал Иракский Курдистан, и не случайно, поскольку здесь с наибольшей силой сказывалось влияние арабского освободительного движения и побед английской и русской армий; англичане к весне 1917 г. завоевали значительную часть Ирака, русские войска вторглись в северо-восточные пределы страны. В апреле 1917 г. в Мосульских горах вспыхнуло восстание под предводительством внука Обейдуллы сейида Абдуллы. Восставшие сразу же обратились за помощью к России [229]. В районе Сулеймании освободительное движение возглавил шейх Махмуд Барзанджи. Он вступил в переписку с шерифом Мекки Хусейном и его сыновьями о совместных действиях против турок. Турецкие власти, перехватившие одно из писем шейха Махмуда хашимитам, обрушили репрессии на курдов Сулеймании (в частности, был полностью разграблен дом и все имущество шейха Махмуда). Вспыхнули волнения и среди курдов района Амадии. Многие местные племена, невзирая на препятствия, чинимые турецкими властями, стали откочевывать к иранской границе, в районы, занятые русскими войсками [230]. В то же время в прифронтовых районах Иракского Курдистана турки, опасаясь восстаний курдских племен, сами начали переселять их в глубь страны, что послужило причиной многих столкновений между курдами и турецкими войсками [231].
Летом 1917 г. освободительное движение курдов развернулось в Юго-Восточной Анатолии; центрами курдского движения были Дерсим, Харпут, Бохтан [232]. В начале августа в районе Мардин - Диарбекир вспыхнуло наиболее крупное восстание курдских племен, которых поддержали окрестные арабы. Восставшие установили контакты с русским командованием, поставляя ему ценную информацию о передвижении турецких войск. На подавление восстания были брошены значительные войска, в том числе целиком 47-я дивизия; по слухам, в Диарбекир выехал сам Джемаль-паша [233].
Осенью 1917 г. волнения охватили район Битлиса. Здесь скопилось до 30 тыс. восставших курдов и дезертиров из турецкой армии, руководимых Бохтан-беем [234].
Стремясь приостановить начавшийся подъем курдского движения, турецкое правительство усилило репрессии. Были арестованы Абдулла и ряд других видных шейхов. Это привело к тому, что некоторые курдские нотабли, прежде известные как туркофилы, переменили свою ориентацию. В конце мая 1917 г. из Стамбула в Мекку бежали Абдул-Кадыр и сейид Мухаммед [235].
Освободительное движение курдов Северного Ирака и Юго-Восточной Анатолии, смыкавшееся с восстаниями арабов-бедуинов, представляло значительную угрозу для Турции. В составе самих турецких войск число курдов быстро таяло. Если к началу 1917 г. во 2-й, 3-й и 6-й турецких армиях, дислоцированных на Кавказском фронте и в Месопотамии, насчитывалось до 25 тыс. курдов [236], то к середине года в результате массового дезертирства и отказа населения являться на призыв это число резко сократилось. Фактически к концу войны в турецкой армии почти не осталось курдских (и арабских) военнослужащих. В тылу турецких войск, в первую очередь 6-й иракской армии, из курдов и бедуинов начал образовываться второй фронт, который, отвлекая на себя немалую часть турецких вооруженных сил, ослаблял обороноспособность турок против наступавшей английской армии.
Создавшееся положение побудило турецкое правительство и турецко-германское командование предпринять новые усилия с целью восстановить курдов против России и Англии. Турки пытались использовать прекращение наступательных операций Кавказской армии в 1917 г. в Восточной Анатолии для антирусской (и антиармянской) пропаганды среди курдских племен; они пытались "соблазнить" курдскую верхушку возможностью "поживиться" за счет русских войск и мирных жителей [237].
Созданные весной 1917 г. турецким командованием курдские диверсионные отряды севернее Вана, в районе турецко-иранской границы (здесь вновь "отличились" сторонники Симко), в округах Баязида и Хошапа совершали систематические нападения на русские коммуникации, небольшие воинские подразделения, мирных жителей. Особенно активно действовали турецкие эмиссары среди курдов Дерсима и на коммуникациях между Битлисом и Мосулом [238].
Однако турецкие подстрекатели имели лишь частичный успех, основная масса восточноанатолийских курдов оставалась инертной. В Дерсиме, например, где туркам удалось в ряде мест вызвать антирусские выступления, курды, получив отпор, начали расходиться по домам и проявлять стремление к мирному соглашению с русскими властями [239].
Неудачными были попытки турецкого правительства привлечь курдов на военную службу. Летом 1917 т., когда турки стали формировать курдскую дивизию во главе с Мустафа-пашой, курды отказались вступать в нее, несмотря на то, что за отклонение или сопротивление призыву власти применяли самые решительные меры, вплоть до сожжения селений и расстрелов [240].
Как и прежде, немцы оказывали всемерную поддержку туркам в их провокационно-подстрекательской работе среди курдских племен. Германская агентура усиленно занималась в Курдистане пропагандой и шпионажем. К курдам наезжали германские агенты и разведчики, которые снабжали курдов оружием и деньгами и подстрекали их к выступлениям -против России. В июне 1917 г., например, на турецко-иранской границе появился германский капитан Шульце с большим транспортом оружия и деньгами. Он переправился на иранскую территорию, где действовал вместе с офицером иранской жандармерии шведским капитаном Свенсеном и неким Луженом. Это предприятие, однако, закончилось плачевно. Курды убили Шульце и Свенсена, захватив у них 12 тыс. лир и 800 винтовок; Пужен уцелел, но был ограблен [241]. В это же время в район Авромана прибыл к курдам другой немецкий агент - капитан Саксон (с деньгами и военным снаряжением). Он пытался уговорить курдов выступить против русских, но безуспешно [242].
"Одно из настойчивых обещаний немцев, - писал русский военный корреспондент, - было о наступлении на Тифлис, причем курдские беки в этом случае должны были получить генеральские чины и много денег.
Беженцы рассказывают о хорошо организованной связи между турко-немцами и нашими тыловыми курдами, причем правильное и непрерывное сообщение поддерживается через Дерсимскую горную область, где сидят немало курдских ханов, пользующихся покровительством русских комендантов Зрзинджанского района. Все, что творится у нас в России, хорошо известно турко-немцам" [243].
Несмотря на значительные усилия, туркам и немцам так и не удалось заставить основную массу курдского народа активно выступить против России. Они так же были далеки от этой цели в конце войны, как и в ее начале.
С ТУРЕЦКИМИ И ИРАКСКИМИ КУРДАМИ В КОНЦЕ 1916-1917 гг.
Это понимали руководители русской гражданской и военной администрации в завоеванных областях Турции. Шаховской, например, ратовал за привлечение на сторону России курдов Юго-Восточной Анатолии, и особенно предводителя бохтанских племен Юсуфа Кямиль-бея, который имел большой авторитет среди курдов и был известен как сторонник России. "То или иное отношение русской власти к находящимся в нашем районе курдам, - писал Шаховской, - будет иметь огромное значение и влияние на позицию, которую займут курды относительно нас при возможном наступлении наших войск весной на юг". По мнению Шаховского, следовало снабдить курдов продовольствием и семенами, оказать Кямиль-бею действенную военную помощь и предоставить ему право самому урегулировать внутренние дела в тех районах, где находились или через которые будут проходить русские войска, а также всеми мерами предотвращать вспышки армяно-курдской вражды, которая лила воду на мельницу врагов России и способствовала дискредитации в глазах курдов прорусски настроенных вождей. "Эти меры, - утверждал Шаховской, - радикально изменят отношение курдов к России". "Очень важно, - считал необходимым особо заметить автор цитируемых строк, - чтобы при существующем еще несомненном недоверии курдов к русским и войска держали себя возможно корректнее относительно населения, симпатии, которого приобрести очень легко". Рекомендации Шаховского по курдскому вопросу были одобрены великим князем Николаем Николаевичем [244].
Шаховской вступил в переговоры с Кямиль-беем. "Кямиль-бей,.. - сообщал Шаховской через некоторое время, - надеется, что Бохтан будет находиться под покровительством России и что потомству Бедирхан-паши, в том числе и ему, будет обеспечено там известное положение, что вообще курды,, если добровольно окажут содействие России, найдут в императорском правительстве благоприятного защитника их прав при будущих мирных переговорах" [245].
По распоряжению наместника Кямиль-бею, находившемуся тогда в Тифлисе, была увеличена субсидия до 750 руб.. в месяц. Взамен он должен был установить контакт с курдами на турецкой территории, а также воздействовать на курдов оккупированных русскими войсками районов с целью убедить, их подчиниться властям [246]. Вскоре Кямиль-бею посулили увеличение ежемесячного содержания до 1 тыс. руб., если он окажет существенные услуги, и выдали ему 3 тыс. руб. "как единовременное пособие за услуги, оказанные им в деле соглашения с курдами". Кямиль-бей, однако, расценивал свои заслуги перед Россией дороже и неоднократно обращался к властям с просьбами об увеличении субсидии и регулярной ее выплате [247].
Шаховской полагал, что его усилия не пропали даром. По его мнению, в результате переговоров с Юсуфом Кямиль-беем ему удалось к весне 1917 г. подготовить всеобщее восстание бохтанских курдов, на которых род Бадр-хана имел огромное влияние. В итоге, писал Шаховской, вместе с Юсуфом Кямиль-беем он "выполнил огромную работу, размеру которой: проявиться помешал февральский переворот" [248].
Русской политике в Турецком Курдистане большой ущерб наносило нежелание царизма, а в дальнейшем буржуазного Временного правительства содействовать разрешению армянского и курдского вопросов на демократической основе, а не сам по себе "февральский переворот", как наивно полагал Шаховской. Это подтверждают дальнейшие события. С весны 1917 г. политика России по отношению к турецким курдам вновь начала испытывать значительные трудности, что видно на примере Дерсима.
Русское командование было серьезно встревожено изменением отношения курдов Дерсима к России. В этом районе, как отмечалось ранее, авторитет России всегда был высок. Во время войны Дерсим оставался главным центром освободительного движения турецких курдов. После падения Эрзерума жители Дерсима, по словам офицера русской военной разведки Деваянца, ждали развития наступления русских войск на юг, "надеясь завоеванием Дерсима нашими войсками освободиться от турецкого ига, и местами даже сами перешли к активным действиям против ненавистных им турок". Но некоторые командиры русских частей своими неумелыми действиями, когда часто не делалось различия между кызылбашами и протурецки настроенными племенами, подорвали престиж России и русского оружия в Дерсиме, в результате чего антирусская пропаганда в этом районе впервые нашла благоприятную почву. Отмечались случаи нападения кызылбашей совместно с турецкими войсками на русские части. Поэтому командиры русских частей получили специальное предписание добиться сближения с курдами Дерсима. Было даже намерение, правда неосуществленное, прислать в Дерсим из Ирана преданного России муджтехида в качестве духовного главы али-илахов [249].
Сильно повредила политике России в Турецком Курдистане в рассматриваемое время официальная поддержка и предпочтение, оказываемые русскими властями армянским националистам. Это официальное армянофильство исходило из расчетов облегчить осуществление империалистических замыслов, в Восточной Анатолии, а не содействовать реализации национальных чаяний армянского народа [250]. Свидетельством этого было враждебное отношение русских властей к сближению курдов и армян, без чего невозможна была нормализация обстановки в Восточной Анатолии.
Примечательно, что не только передовые деятели армянского национального движения, но и многие курдские вожди доказывали русским властям необходимость соглашения между армянами и курдами. Об этом говорилось в письме Кязыма Бадр-хана командиру одной из русских частей подполковнику Шардйльи от 29 сентября (12 октября) 1917 г. [251]. Однако русские власти держались другого мнения. Начальник Дерсимского района князь Гаджемуков, отмечая, что армянские организации внушали курдам мысли об автономии и о необходимости поддержки курдами армянского революционного движения, писал: "Попытки армян захватить курдов в сферу своего исключительного влияния и заставить последних работать в интересах будущего создания независимой Армении - должны считаться нетерпимыми" [252]. На противопоставление армян курдам и другим мусульманским народам Восточной Анатолии и на предпочтение по отношению к первым нацеливала инструкция, одобренная Временным правительством в конце мая 1917 г.
В этом документе, подписанном исполнявшим обязанности генерального комиссара "в областях Турции, занятых по праву войны", генералом П.И. Аверьяновым и его помощником Я.X.Завриевым, говорилось, что Временное правительство "считает искони армянскими вилайетами Ванский, Битлисский и Эрзерумский" и что следует принимать меры "к обратному заселению" этих областей армянами с устройством их там. Далее инструкция гласила: "Что касается турок, курдов и лазов, то, не имея целью создавать каких-либо затруднений для оставшихся в названных областях или ушедших в пределы России, оказывая им законное содействие и покровительство, надлежит, тем не менее, в целях военного обеспечения армии и для предотвращения возможных национальных осложнений, не допускать впредь до особого распоряжения обратное водворение тех из них, кои ушли вместе с турецкими войсками" [253].
Вместе с тем попытки русских властей в завоеванных районах Турции наладить отношения с курдскими племенами и использовать их против турецкой армии вызвали опасения и недовольство в армянских националистических кругах, выступивших с обвинениями, что Россия якобы переориентировалась с армян на курдов. Огонь критики направлялся в основном в адрес командующего Кавказским корпусом генерала Калитина и начальника Дерсимского района Гаджемукова. При этом армянская печать оперировала такими фактами, как снабжение курдов оружием, привлечение их для охраны порядка, препятствия, чинимые возвращению армян в покинутые ими ранее районы, в частности в Дерсим, и переселению их во вновь завоеванные области Турции [254]. Независимо от того, насколько все эти нарекания справедливы, совершенно очевидно, что правящие круги России продемонстрировали, во-первых, полную неспособность разрешить "раине острые и запутанные национальные противоречия в Восточной Анатолии, что было необходимым условием для успешного ведения войны и закрепления в завоеванных районах Турции, а во-вторых, враждебное отношение к национальным чаяниям как армянского, так и курдского народов.
Таким образом, империалистическая политика царизма и Временного правительства на востоке Малой Азии в период первой мировой войны в целом потерпела неудачу.
Гораздо более благоприятная для России ситуация складывалась в Иракском Курдистане, к границам которого русские войска вплотную подошли в 1917 г. Здесь в отличие от Турции и Ирана отсутствовали такие факторы, осложнявшие отношения России с курдами, как армянский вопрос и оккупационный режим [255].
Удобные возможности для попытки привлечь иракских курдов на сторону России дало восстание Махмуда Барзанджи. Минорский, занимавший одно время пост временного поверенного в делах в Тегеране, указывал на необходимость поддержки "сепаратистского" движения курдов Сулеймании, обещая им гарантии независимости или автономии под иранским суверенитетом, к которому были склонны местные беи. Это, по мнению Минорского, позволило бы России установить контроль над участком Багдадской железной дороги, проходящим в Месопотамии вблизи русской зоны в Иране [256].
Вскоре иракские курды сами обратились за помощью к России. Сейид Абдулла, поднявший, как уже говорилось выше, восстание в Мосульских горах, направил вице-консулу в Урмии Никитину письмо, в котором сообщил, что он организовал (еще в Стамбуле) комитет "Истихлясе Курдистан" ("Освобождение Курдистана"), поставивший своей целью "добиться освобождения курдов от турецкого ига. Несмотря на предложение арабов отдаться подобно им под защиту англичанам, - писал Абдулла, - комитет постановил обратиться к России и ждет ее ответа, чтобы начать изгнание турок" [257].
Это сообщение встретило весьма благоприятные отклики у русских властей в Иране. "Считаю очень важным дружить с курдами, - подчеркивал Минорский, - особенно с военной точки зрения, ввиду предстоящего наступления на Мосул... Сейчас не время считаться со старыми предрассудками, - продолжал он, - и нельзя отказать курдам в праве на самоопределение. Искренне убежден, что курды очень способный народ с ярко выраженной национальностью" [258].
Таким образом, Минорский, хотя и с большим опозданием, изменил свое прежнее мнение о необходимости негативного отношения к курдским национальным требованиям.
Предложение Минорского оказать помощь иракским курдам было одобрено командующим Кавказской армией. Последний поручил Никитину вести переговоры с сейидом Абдуллой. Однако было решено не давать никаких конкретных обязательств и не оказывать Абдулле материальную помощь, пока он "не выступит активно во главе указанного им количества курдов" [259].
С этим не был согласен Минорский, который рассматривал проблему взаимоотношений с курдами гораздо шире. "...Главное значение, - писал он, - надо придать не вооруженному выступлению курдов, а их дружественности к нам. Все местные выступления начальных ополчений доныне имели мало пользы, по крайне важно замирение страны, помощь продовольствием и проводниками. Важно для мусульман признание прав их самоопределения" [260].
Вслед за этим контакт с русскими (и англичанами) возобновил сам Махмуд Барзанджи, который обещал пресечь выступления отдельных враждебных России вождей, организовать нападения курдов на тылы турецкой армии и снабжать наступавшие русские части продовольствием [261]. Переговоры вождей иракских курдов с русскими представителями в Иране продолжались еще некоторое время, причем комитет "Ис-Тихлясе-Курдистан", который представлял в очередной раз-переменивший фронт сейид Та, предложил Никитину содействовать объединению военных усилий России и курдов для совместных действий против Турции с целью освобождения Курдистана [262].
Однако из всех этих планов ровно ничего не вышло. Последовавший вскоре отвод находившихся на ирано-иракской границе русских войск в результате революционных событий в России положил конец переговорам с вождями Иракского Курдистана [263].
Во время операций русской армии в районе Керманшаха - Хамадана - Ханекина весной 1917 г. и наступления на Мосульском направлении в июне того же года большинство местных курдских племен совершали неоднократные нападения на тылы и коммуникации русских войск [264]. В частности, большие затруднения доставили русским войскам племена района Сенне, которые несли у турок службу связи и по горным тропам переправляли оружие из Турции в Иран, С целью перерезать сообщение между Турцией и иранскими курдами был послан отряд персидских казаков во главе с ясаулом Мамоновым, который успешно выполнил свою задачу [265]. Причины враждебной позиции южноиранских курдов заключались как в подстрекательской деятельности турецко-германской агентуры [266] и ее сторонников в иранском правительстве, так и в действиях русских оккупационных войск, особенно казачьих частей, обременявших местное население поборами и насилиями.
В ответ на враждебные выступления некоторых курдских племен против русских войск командующий Кавказской армией генерал Юденич к конце апреля 1917 г. издал приказ о проведении карательных экспедиций против непокорных племен. На этой почве в ряде мест, особенно в Керанде и в округах Махидешт и Гиверидж, произошли столкновения между русскими войсками и курдами, вызвавшие большое количество жертв. Много стычек с курдами отмечалось также при очищении русскими войсками Ханекина и Касре-Ширина в конце июня 1917 г. [267].
В северной части турецко-иранской границы русско-курдские отношения тоже были напряженными. Здесь несколько раз проводились карательные экспедиции против араратских курдов, причем в них принимали участие макинские курды, находившиеся в кровной вражде с араратскими. Кстати сказать, в Макинском ханстве положение в указанный период было вполне спокойным и сердар даже выразил полную готовность сотрудничать с русскими властями [268]. Зато к юго-западу от Маку беспорядки приняли значительные размеры. Здесь происходили настоящие бои между курдами и русскими войсками. Курды совершали нападения с иранской территории даже на Баязид, и сердар, несмотря на требования русских властей, бессилен был что-либо предпринять. "Необходимы решительные военные меры с нашей стороны" [269], - писал управляющий вице-консульством в Маку.
Широкое применение командованием русских войск в Иране карательных мер против курдов вызывало решительные возражения со стороны главы русской миссии в Тегеране и консула в Керманшахе Черкасова. Они считали, что эти меры не только бесполезны, но и вредны, ибо вызывают озлобление курдов против России [270].
Главнокомандующий войсками Кавказского фронта Юденич пытался оправдать карательную политику русского командования в южных районах Иранского Курдистана нападениями курдов на русские войска. "При таком положении,- писал Юденич министру иностранных дел Временного правительства М.И.Терещенко 7(20) июня 1917 г., - курды не могут рассматриваться иначе, как враждебные к нам элементы, почему и является необходимым производить внезапные экспедиции для их наказаний" [271].
Однако Минорский, Черкасов и некоторые другие представители русских гражданских властей в Иране продолжали отстаивать свою точку зрения. "Лично всецело стою за дипломатические меры, - писал Минорский в июле 1917 г. - Действия силой, нетерпеливость и изменчивость нашей политики с курдами не дали нигде добрых результатов... Нахожу карательные экспедиции вредными, ожесточающими, не достигающими цели и только в политике вижу исход" [272]. Минорский писал Черкасову о необходимости стремиться не к присоединению курдов к операциям русских войск, а к их благожелательному нейтралитету, для чего следует в первую очередь заботиться об облегчении крайне тяжелого положения крестьян-райетов, в то время как по отношению к ханам и беям следует по-прежнему применять методы "восточной" политики (денежные субсидии, посулы и пр.) [273]. Для этих целей командование Кавказской армией просило Верховное главнокомандование отпустить необходимые суммы денег [274].
Надо сказать, что командование русских войск в Иране, в частности генерал Баратов и его штаб, вскоре сами убедились в неэффективности репрессивных мер по отношению к курдам. Курды уходили в труднодоступные горные районы и оттуда производили диверсионные вылазки; русские войска, вынужденные в ряде районов отступить, не имели ни сил, ни возможности привести все племена к покорности. Престиж и влияние России среди южноиранских курдов быстро падали.
Этим незамедлительно воспользовались англичане, что внушало особую тревогу правящим кругам России, всегда ревниво относившимся к успехам Англии в Иране. С начала 1917 г. английские агенты развернули энергичную деятельность среди курдских племен Западного Ирана, находившихся в сфере действия русских войск. Филиппе Прайс и доктор Паккард посетили Курдо-бека, пытаясь привлечь его на сторону Англии, но потерпели неудачу [275]. Более успешны были действия британской агентуры среди южноиранских курдов. При помощи подкупов и посулов англичанам удалось добиться расположения вождей многих племен Иранского Курдистана, в том числе могущественного племени кельхор, натравить их на сенджаби и другие протурецки настроенные племена [276].
Русский агент в Касре-Ширине Левкиевский, с грустью отмечая, что Россия не может успешно конкурировать с Англией в Юго-Западном Иране ввиду отсутствия материальных и иных средств к этому, писал: "Англичане весьма успешно проводят свое влияние в Курдистане и по. миновании военного времени, с уходом наших войск из Персии, весьма прочно осядут в сих областях, из которых они намерены устроить как бы оплот против покушений на завоевываемую ими ныне Месопотамию". Левкиевский советовал срочно принять меры и в связи с этим с большой похвалой отозвался о деятельности консула в Керманшахе Черкасова, который пользовался значительным влиянием среди местного населения, духовенства и знати, а также среди ханов кочевых племен [277].
Одно время русские власти рассчитывали поправить свои дела в Иранском Курдистане с помощью Салара од-Доуле. С ним начали вести переговоры. Он потребовал от России деньги, губернаторский пост и официальное покровительство. Однако миссия в Тегеране не захотела иметь дело с Саларом" как с "авантюристом" [278].
Тогда по инициативе русской миссии в Тегеране и лично Минорского было решено предпринять новый и решительный шаг. В юго-западные районы Иранского Курдистана был командирован военный агент при русской миссии в Иране полковник Захарченко для налаживания взаимоотношений с местными племенами и оказания помощи, по словам Эттера, "национальному самоопределению турецких курдов". "Мы не ищем завоевания, - писал он, - а лишь содействуем естественным стремлениям турецких курдов, которым между прочим выгоднее было бы быть под персидским сюзеренитетом". Захарченко должен был посетить весь район действий русских войск, двигавшихся к Сулеймании. Минорский предлагал присвоить ему звание "Комиссара по курдским делам" и отпустить кредиты на это "важное в военном и политическом отношении" дело [279]. Министерство иностранных дел не возражало против командировки Захарченко, но соглашалось именовать его лишь "агентом миссии по курдским делам", а не комиссаром, на это потребовалась бы "особая санкция" [280].
Здесь надо сказать, что, хотя после Февральской революции империалистическая сущность внешней политики России, в частности в Курдистане, не изменилась, власти на местах получили возможность применять более гибкие, а стало быть, и более действенные методы, умело используя демократическую фразеологию и иллюзии народных масс в связи с крушением царского режима. Это особенно ярко проявилось в южных районах Иранского Курдистана.
Поездка Захарченко началась в июне 1917 г. Во изменение своих первоначальных планов он сосредоточил основное внимание на иранских курдах. Уже первые результаты деятельности Захарченко давали большую надежду на успех. Все племена между Касре-Ширином и Керманшахом изъявили готовность дружить с Россией и помогать ей. Даже наиболее враждебно относившиеся к России племена сенджаби, куляи и другие встретили русского эмиссара дружелюбно, выражая свою преданность Ирану и желание договориться с Россией. "Завел сношения с мориванами, посылаю письма племенам до Маку", - писал Захарченко в конце июня. Минорский, выражая сомнения в прочности соглашений, заключенных Захарченко с курдскими вождями, на возможность дальнейших переговоров с курдами смотрел все же оптимистично. "Риск конечно есть, - писал Минорский, - но есть и выгоды. Мы можем обращаться к свободолюбивым чувствам курдов и обещать содействие самоопределению и автономии". Для этого, по мнению Минорского и Эттера, нужно было снабдить Захарченко в необходимом количестве денежными средствами, что сократило бы и военные издержки России в Иране [281].
В Министерстве иностранных дел с удовлетворением встретили весть об успехе Захарченко. Товарищ министра Нератов одобрил предложение Минорского об официальной поддержке Россией национальных чаяний курдского народа [282].
Между тем Захарченко продолжал расширять столь удачно начатое дело. В Керманшахе он организовал комитет, в составе которого находились по одному представителю от каждого племени, города и солдатского комитета. Этот комитет должен был регулировать отношения племен и жителей с русскими войсками и служить консулу вспомогательным органом. "Вчера отдан приказ считать всех курдов нашими друзьями" [283], - с солдатской прямотой писал Захарченко в своем отчете.
В первой половине июля Захарченко объехал враждебные прежде России племена сенджаби, гурани, кельхор и другие, встретился с их вождями (сердаром Решидом, Аббас-ханом и др.). Ему удалось получить от них письменные уверения в дружбе с Россией. Курды начали спускаться с гор, приносить русским войскам продовольствие.
Результатом усилий Захарченко явился первый в истории Иранского Курдистана съезд курдских вождей, которые "собираются вместе для закрепления общей дружбы с Россией" [284]. Этот съезд был созван 17 июля 1917 г. в селении Биндар (недалеко от Керманшаха); он продолжался три дня. На нем присутствовали личный представитель генерала Баратова - Кавтарадзе, а также наблюдатели от России, Англии и Ирана [285]. На съезд прибыли более 2 тыс. курдов. Курдские вожди, по словам, Захарченко, "выражали любовь к родине, дружбу к России и ее союзникам...". На съезде "играли народные гимны, иллюминации, фейерверки, дружественные беседы". 20 июля на встрече с делегатами съезда Баратов санкционировал создание русско-курдского комитета для урегулирования взаимоотношений [286]. Курды, со своей стороны, взяли обязательство охранять дороги между Касре-Ширином и Керманшахом и вообще обеспечить безопасность коммуникаций в этом районе [287].
Во второй половине июля и в августе Захарченко вел переговоры с курдами Сенне. Ему удалось (несмотря на контрпропаганду турецко-германской агентуры) установить дружественный контакт с племенами Меривана, Авромана и других округов Керманшахского района [288]. По отзыву Минорского, "заключенное Захарченко с керманшахскими курдами соглашение далеко от совершенства, но оно безусловно очень умерило их нападения на нас, а соответственно ответные жестокие насилия солдат прекратились" [289]. В приказе Баратова говорилось, что в Керманшахском районе не было ни одного случая нарушения соглашения, а в Курдистанском такие случаи были крайне редки [290].
Кульминационным моментом успехов русской политики среди южноиранских курдов был съезд 27 курдских племен, созванный благодаря усилиям Захарченко в Дадоне (в окрестностях Сенне) 4 сентября 1917 г. [291]. На нем присутствовал сам Баратов. Он подписал с курдскими ханами официальное русско-курдское соглашение. Основное содержание этого соглашения, по словам Баратова, - "объединение всех курдских племен и предоставление их сил на защиту родины. Залогом неприкосновенности Персии,- отмечал далее Баратов, - служит дружба свободной России. Вывод: объединенные курдские племена Курдистана и Керманшаха, прежде враждебные нам, отныне в полной дружбе с нами и готовы защищать границы Курдистана" [292].
В успехах, достигнутых Россией среди курдов Юго-Западного Ирана летом 1917 г., не было ничего неожиданного или случайного. Стоило только пойти навстречу национальным, требованиям курдского народа, поддержать идею автономии или самоопределения курдов и отказаться от карательных методов, как племена круто переменили фронт и согласились сотрудничать с Россией. Это служит подтверждением того, что в своей "курдской политике" накануне и во время первой мировой войны правящие круги царской России допускали крупные просчеты, за которые им приходилось впоследствии дорого расплачиваться. Корреспондент "Тифлисского листка", писавший под псевдонимом "Скиф", в связи с действиями Захарченко давал следующий анализ русско-курдских отношений в Иране: "...Мирные и дружественные отношения с курдами весьма легко осуществимы и достижимы при условии лишь самого элементарного уважения к их обычаям, человеческому достоинству и имущественным и личным правам. Наши отряды при наступлении против турок этой весной и после него пренебрегали этими элементарными правилами общечеловеческой и военной этики и жестоко поплатились за их нарушение глубоким прорывом нашего фронта между Саккизом и Ханекином в начале июня курдской конницей, эвакуацией нами Ханекина и Каср-и-Ширина и постоянными партизанскими набегами курдов на коммуникационные сообщения нашего ближнего тыла с фронтом, стоившими нам значительных жертв людьми, предметами первой необходимости и боевыми припасами, отбивавшимися курдами и не доходившими поэтому до фронта, испытывавшего в них самую острую нужду" [293].
Следует, однако, еще раз напомнить, что новая тактика русских властей по отношению к иранским курдам не изменила ни классовую сущность политики России в Иране, ни ее конечные, колонизаторские по существу цели, тем более что далеко не во всех районах Иранского Курдистана русские гражданские и военные власти отказались от старых методов. В приурмийском округе и в Маку осенью 1917 г. положение стало очень напряженным. Курдские племена, жестоко страдая от голода, участили нападения на мирных жителей и русские части, главным образом с целью добычи продовольствия. Ухудшились отношения курдов с армянами и ассирийцами; между ними происходили многочисленные столкновения. Применение силы русским командованием только обостряло обстановку. Было, например, решено полностью очистить от курдов район Мергевера, где они составляли большинство населения. Миссия в Тегеране решительно выступила против этой меры, которая, по словам Эттера, "приводит нас к чисто средневековым методам политики и может еще больше озлобить курдов" [294].
Местные русские власти, особенно консул в Маку Голенищев-Кутузов, тем не менее продолжали настаивать на посылке карательных экспедиций против курдов [295]. Эттер решительно протестовал. "По донесению из Маку 21 августа за № 1011 по вопросу о курдских грабежах, - писал он в МИД 12(25) сентября, - миссия считает, что раз "главной причиной грабежей является сильный голод", то помочь делу "карательной экспедицией" нельзя и несправедливо. Необходимы гражданские меры выдачи курдам муки или хлеба, что гораздо более будет содействовать и популярности новой русской политики" [296].
С целью сохранения и укрепления русского влияния в Иранском Курдистане миссия в Тегеране и командование русскими войсками в Иране требовали скорейшего назначения русских консулов в Хамадан, Сенне, Дильмен и в другие пункты [297].
Однако дни господства российского империализма в Иране были уже сочтены. Позиции и влияние России в Иране в 1917 г. резко ослабли, чем, кстати говоря, незамедлительно воспользовались англичане. В частности, пал курс русского рубля, что неблагоприятно отразилось на положении дислоцированных в Иране войск 1-го Кавказского кавалерийского корпуса. Солдаты голодали и для добывания продовольствия подчас пускали в ход оружие, что усиливало антирусские настроения. Встал вопрос о выводе корпуса из Ирана или, по крайней мере, о передислокации его на север страны [298].
С лета 1917 г. кризис русской власти в Иране усилился. С одной стороны, быстро шло разложение русских частей и рост революционных настроений среди них. Во многих районах возникли Советы солдатских депутатов. Казвинский совет, например, выступил против своих офицеров, начал издавать "Известия". Видимо, это сыграло свою роль в том, что генерал Баратов в начале октября 1917 г., сдав дела своему заместителю генералу Павлову, отбыл на Западный фронт [299]. С другой стороны, в иранском обществе активизировались демократические и антиимпериалистические силы, которые видели в демократической части русской армии, в Советах солдатских депутатов своих естественных союзников в борьбе против колонизаторов. В Советы от иранских патриотов нередко поступали обращения с протестами против действий русских властей; в одном из них содержалась жалоба на русских представителей в Иране, "назначенных туда старым правительством и проникнутых принципами беззакония и безответственности". Авторы обращения требовали их немедленного отозвания [300].
Временное правительство вынуждено было пойти на частичные уступки общественному мнению в Иране. В частности, козлом отпущения был сделан В.О.Клемм, непосредственно руководивший в Министерстве иностранных дел иранскими делами. Директор одного из департаментов МИД В.Б.Лопухин писал в своих мемуарах о Клемме: "Немец он был старательный и лояльный. Но отличался излишней мягкостью нрава. Донельзя распустил наших консулов в Персии. Это был его грех: Было за что зацепиться для нападок на Клемма". "Из-за Клемма всех собак на нас вешают",- заявил министр иностранных дел Терещенко. В августе 1917 г. Клемм был уволен в отставку [301].
Однако никакие уступки и полумеры не могли скрыть империалистическую, антинародную сущность политики Временного правительства в Иране, в том числе в его западных и северных провинциях, и предотвратить ее крах, который, и наступил вскоре под влиянием роста революционного кризиса в России осенью 1917 г.
Договор о перемирии между русской и турецкой армиями, действующими на малоазиатском театре Кавказского фронта, подписанный в Эрзинджане 18 декабря 1917 г., устанавливал демаркационную линию, соответствующую фактическому положению на фронте к этому времени [305]. Пункт 11 договора гласил: "Турецкое правительство принимает на себя обязательство приложить все усилия к тому, чтобы заставить курдов в точности выполнить все условия настоящего договора. В случаях враждебных действий курдов, русские войска в пределах своей демаркационной линии будут поступать с ними как с разбойниками, не признающими никакой власти" [306]. Турецкое командование, однако, не выполнило это условие, и вообще договоры о перемирии между Россией и центральными державами в силу известных событий оказались недолговечными.
Турции удалось временно восстановить свои позиции также и в курдских районах Восточной Анатолии. По Брест-Литовскому мирному договору от 3 марта 1918 г. к Турции отходили все приобретения, сделанные Россией на востоке Малой Азии как до, так и во время войны [307]. В период предпринятой Энвер-пашой закавказской интервенции Турция захватила и те населенные курдами районы, которые прежде входили в состав Российской империи [308]. Однако военный разгром Турции и Мудросское перемирие (30 октября 1918 г.) привели к освобождению части курдских земель от турецкой оккупации. Короче говоря, с конца 1917 г. история турецкой и иранской частей Курдистана была тесно и неразрывно связана с историей гражданской войны и иностранной военной интервенции в России, а несколько позже - и с историей национально-освободительных движений в Турции и Иране, развернувшихся под влиянием Великого Октября.
Многочисленная английская агентура развернула в 1917 - 1918 гг. широкую пропаганду среди арабских и курдских племен Ирака с целью привлечь их на сторону Англии и побудить их выступить против турецких войск [309]. В общем, англичанам удалось обеспечить поддержку или лояльный нейтралитет большинства племен Центрального и Северного Ирака, что облегчало продвижение британских войск на север, особенно в самом конце кампании, в октябре 1918 г., во время наступления от Тикрита на Мосул. В то же время политика британских колонизаторов в Ираке с самого начала была направлена на подчинение твердой власти прежде полунезависимых племен, ограничение их самостоятельности и прав. Британское командование и гражданская администрация с помощью своих военных и политических советников пытались даже снизить боеспособность племен, подчинить их действия исключительно своим планам и интересам. Короче говоря, делалось все, чтобы племена, особенно курдские, не смогли в будущем чинить помехи для полного колониального закабаления .Ирака Англией [310].
Все эти действия, несмотря на демагогическую фразеологию и маскировочные приемы, не смогли скрыть колонизаторские цели Англии в Ираке. Немцы и турки, в свою очередь, использовали всякий удобный повод для антибританской пропаганды среди иракских курдов. Декларацию главнокомандующего британскими войсками в Ираке генерала Мода к жителям Багдада от 19 марта 1917 г., свидетельствующую об аннексионистских намерениях Англии по отношению к Ираку и по своей сути направленную против арабского национально-освободительного движения, германо-турецкая агентура "разъясняла" курдам таким образом, что англичане игнорировали существование курдской нации и уготовили курдам участь быть подчиненными и угнетенными арабами [311]. Поэтому отношения между английскими властями и курдами даже еще до окончания военных действий на Месопотамском фронте нередко бывали довольно напряженными.
Например, все попытки англичан привлечь на свою сторону езидов Синджара и побудить их под руководством британского офицера напасть на турецкие коммуникации не имели никакого успеха. Только после взятия англичанами Ханекина им удалось добиться нейтралитета езидов и договориться с вали Пушт-и-Куха [312].
Нередко между английскими войсками и иракскими курдами происходили вооруженные столкновения. Так, племена, обитавшие вдоль иранской границы, нанесли англичанам весной и летом 1918 г. ряд поражений. Против этих племен британские власти выслали карательные отряды с авиацией [313].
В то же время англичане пытались установить контакты с курдской верхушкой. В июне 1918 г. видный британский колониальный деятель Перси Кокс, который был первым гражданским комиссаром Англии в Ираке, вел в Марселе переговоры с генералом Шериф-пашой о создании курдской автономной провинции [314]. Английская администрация в Ираке стремилась приблизить к себе и некоторых наиболее влиятельных курдских вождей, в том числе Махмуда Барзанджи и шейха Та, назначенного после окончания войны каймакамом в Ревандузе [315].
В начале ноября 1918 г. английские войска, уже после Мудросского перемирия и вопреки его условиям оккупировавшие Мосул и Мосульский вилайет, захватили весь Иракский Курдистан. С этого времени в истории иракских курдов начался новый этап, проходивший под знаком борьбы против английских колонизаторов и послушных исполнителей их предначертаний- правящей реакционной верхушки королевского Ирака.
Таким образом, к концу первой мировой войны угроза колониального порабощения всего курдского народа империалистическими державами значительно усилилась. Эта угроза исходила не только от империалистов Западной Европы, но и от Соединенных Штатов Америки, о чем свидетельствовали известные "14 пунктов" президента Вильсона и последующие шаги американской дипломатии на Ближнем Востоке. Империализм янки, прикрываясь псевдодемократической фразеологией, намеревался вытеснить с ближневосточной арены своих европейских конкурентов, ослабленных в ходе мировой войны, и утвердить здесь экономическое и военно-политическое преобладание США [316].
Времена, однако, изменились. Коренной поворот в судьбах человечества, происшедший под влиянием Великого Октября, оказал большое влияние на судьбу курдского народа. Основная линия в новейшей истории курдов - антиимпериалистическое национально-освободительное движение, борьба против внутренней и внешней реакции за свои национальные чаяния, социальный прогресс и демократические права. Курдская проблема с этих пор получила совсем иной смысл и содержание.
